— Сейчас не удачный момент для шуток, Иэн. — Эшли нахмурилась. Она убрала волосы за уши, и заметила, что парень пристально следит за ней. Ее пульс участился, но она попросила: — Не смотри на меня так.
— А как я смотрю?
— Так, словно… я другая.
— Ты… особенная. Ты видишь мир по-другому, и ты заставляешь других видеть мир так как ты. — Иэн зажмурился. — То есть… я не это хотел сказать. Я хотел сказать, что возможно ты права, и Скай действительно нужна встряска, чтобы она очнулась. Но нужно делать это постепенно, а не так шокирующе откровенно, как делаешь это ты. Ты заботишься о ней, ты хочешь видеть прежнюю Скай. Но… ты должна оставить эти надежды, Эшли. Она… — Иэну было трудно говорить об этом но он решил попытаться. Он отстранился от девушки, и облокотился об спинку дивана глядя перед собой. — Когда твои родители умирают, ты не думаешь о других людях, понимаешь? Ты становишься заключенным в собственном мире, где каждый из внешнего мира, будь то прохожий, или друг, кажется врагом. «Почему они спрашивают, как я?», «Почему они так обаятельно улыбаются?», «Что им всем нужно от меня?». Эти вопросы начинают терзать тебя постоянно, и хочется, чтобы все люди оставили тебя в покое. Есть только ты в этом мире, наедине со своим одиночеством, со своим горем. Есть лишь ты, и больше никого не нужно.
Эшли притихла. Иэн никогда не рассказывал ей о своих биологических родителях, а она никогда не спрашивала, несмотря на то, что было очень интересно. Она лишь знала, что Рейчел, усыновила его в детстве.
— Мой отец умер незадолго до моего рождения, и я никогда не знал его. Но я помню маму. Она любила делать мне блинчики по пятницам. Блинчики с клубничным соусом, — голос парня стал мечтательным, пока Эшли осторожно не спросила:
— Разве… у тебя нет аллергии на клубнику?
Иэн с горечью усмехнулся:
— Это не аллергия, просто я не ем ее с тех пор, как мама умерла. Иногда я думаю, что тогда, я был слишком мал, чтобы осознать, что в действительности произошло. Сейчас я знаю, что я жил в маленьком мирке, где моя мама была еще жива. Я ждал ее каждый день, в приюте, я ждал ее в надежде, что она вернется, и заберет меня. Но мама не приходила. Я видел ее каждый день в своих снах, иногда мне казалось, что я видел ее на улицах… Иногда мне казалось, я вижу, как она подходит к моей кровати, и поет мне свою любимую колыбельную. Но мамы не было. Просто было легче жить, думая, что где-то она есть, пусть не здесь, не со мной…
— Ты думаешь, Скай…
— Я думаю, она умерла, — оборвал Иэн, и Эшли замолчала, приоткрыв рот. — Я думаю, часть ее умерла, когда она услышала о том, что случилось. Сейчас она не может создать свой мирок, вместе с ними, и не может воображать, что они где-то живы, но не приходят к ней. Она не ребенок. Поэтому она предпочитает не думать о них. Потому, что каждая будь то случайная, будь то специальная мысль, принесет боль. Но никто не сможет жить в постоянной боли.
— Это и происходит сейчас! — Эшли отвернулась от Иэна. Ей казалось он не понимает ее.
— Да, — кивнул Иэн, поворачиваясь к своей подруге, и пронзительно глядя на ее блестящие волосы, волнами спускающиеся к талии. — Она живет в постоянной боли, которая напоминает ей о ее родителях.
— Тогда почему…
— Потому, что как только она решит отпустить их, они уйдут навсегда из ее жизни. Сейчас, предпочитая не думать о них, она сковала свои воспоминания глубоко в груди. Эта боль терзает ее, не позволяет забыть. Но как только она отпустит эти воспоминания… все закончится. Она сможет жить дальше.
— Скай, не хочешь отдохнуть, например, перекусить вместе? — Тетя присела рядом со мной в гостиной, когда я делала доклад по истории для мистера Бартона. Вернувшись с работы, я сразу же села за уроки — не хотела тратить время на то, чтобы думать об Эшли, прочитавшей письмо Тома.
Я была идиоткой, когда позволила ей найти то письмо и прочесть его. Я знала его наизусть, и я могу представить, что она ощутила при его прочтении. Я чувствовала себя так, словно меня выпотрошили изнутри; разорвали на куски, и собрали вновь с новым видом на вещи. Эшли, должно быть чувствовала себя еще хуже. И я даже не знаю, где она. Просто исчезла, а я должна сидеть здесь, и выписывать эти тупые термины по истории, под цепким взглядом тети Энн, прожигающим мой затылок.
Тут она погладила меня по спине, отвлекая от уроков, и я тихо сказала:
— Нет, я не голодна. Спасибо.
Я перевернула страницу учебника, полностью поглощенная заданием, и в то же время со страхом, ожидая следующего вопроса тети Энн, потому что было ясно, что уходить она не собирается. Я могла бы сама уйти, но я ждала, когда вернется Эшли. Я хотела поговорить с ней, и убедиться, что она не собирается делать глупости.
— Скай, — осторожно позвала тетя Энн, продолжая трогать мои волосы, пропускать сквозь пальцы.
Интересно, мне пойдет короткая стрижка? Алекс все время говорил, что со своими длинными золотистыми волосами я похожа на Аврору. Может, постригшись под парня, я стану похожа на принца Филлипа?
Я закрыла учебник, разминая кисти рук, и посмотрела на тетю. Она наклонилась вперед. Из-за того, что она сидела на диване, а я на полу, на ее лицо падали тени, и мешки под глазами казались еще хуже, чем обычно. Я почувствовала легкий укол вины.
— Ты не знаешь, что с Эшли? Она была очень подавлена, когда ушла.
— О, это… — я решила использовать заранее приготовленную версию Эшли: — Все дело в том, что она рассталась с Иэном. Да…
И почему я должна говорить это все?
— Лучше вам спросить обо всем этом Эшли, — закончила я, решив больше не впутывать во все это Иэна.
— Да, — тетя понимающе кивнула, — я заметила, что в последнее время вы с ней не очень хорошо ладите.
Только. Не. Снова.
Я сказала:
— Мне нужно продолжить работать над докладом.
— Сегодня мне звонила мисс Вессекс, — тетя пресекла мои попытки уйти от разговора. Внутри все похолодело, пальцы сжали карандаш. А я-то думала, когда она скажет что-то об этом злосчастном звонке. Тетя задумчиво продолжила:
— Она сказала, что, лишь исходя из той сложной ситуации, в которой ты находишься, она не станет отстранять тебя от занятий. Не хочешь рассказать мне о том, что произошло на уроке?
Я почувствовала, как краснею. Тетя не верит мне (особенно после алиби мисс Вессекс), и я не хочу лишний раз напоминать себе об этом, но я сказала:
— Я ушла с урока, потому что мисс Вессекс стала рассуждать о смерти Еве как о самоубийстве, хотя я и она знаем, что это не самоубийство.
— Дорогая…
— Я знаю, что вы хотите сказать, — я повысила голос и зажмурилась, пытаясь сдержать эмоции. — Я знаю, вы не верите мне, но я знаю, что произошло.
