Даже церемониймейстер смутился, не знал, как представить. Стандартная фраза — "лорд такой-то с супругой", — не слишком хорошо работает, когда супруга этого самого лорда — принцесса.
— Ох, Геор, даже сама королевская семья прибыла, чтобы поздравить вас, — Жанетт так и прильнула к его руке. — Это так мило! А вы хорошо знакомы? Я себе даже не представляю, как можно смело разговаривать с кем-либо такого высокого происхождения… Но ведь ваши подвиги на море свидетельствуют о том, что вы совсем ничего не боитесь!
Воркование Остерз раздражало. Оттолкнуть ее было неприлично, устраивать скандал, когда на него смотрела та самая королевская дочка — тоже мерзко, — да еще и лорд Брайнер, заметив виновника торжества, приветственно улыбнулся, потому Геор вынужден был ответить коротким кивком головы, показывая, что заметил. Следовало ли уточнять, что Жанетт приняла это на свой счет и разразилась очередной тирадой о его невероятной смелости? И чем она только нравится матери?!
Геор попытался успокоиться. Смотреть на Жанетт не хотелось, а Каннингем, хоть это было и не совсем прилично — правда, никто бы и не заметил, — присмотрелся к принцессе. Леди Айрис похорошела с момента своей свадьбы. Если тогда она была просто обычной, милой девочкой, то сейчас стала словно… дороже, что ли? Гордая осанка, серьезный взгляд, мягкая улыбка на губах — принцесса не могла назваться первой красавицей государства, но, определенно, была весьма привлекательной молодой женщиной. К тому же, не натянула на себя этот нынче модный наряд, платье с корсетом, таким, что дышать в нем, по заверению многих барышень, просто невозможно.
Жанетт вот затянула себя так, что платье вот-вот лопнет!
Каннингем присмотрелся и осознал, что леди Айрис не надела это высокомодное платье не просто так. Ладонь ее то и дело ложилась на едва заметный животик — королевское семейство ждало пополнение.
Лорд Себастьян медленно — должно быть, из-за жены, — но уверенно пересекал толпу гостей, отвечая короткими полупоклонами тем, кто приветствовал его. Леди Айрис только мягко улыбалась, очевидно, подруг среди присутствующих у них не было.
Сомнений не оставалось, они направлялись к Геору.
Жанетт тихо охнула.
— О! — прошептала она. — Так близко к принцессе…
— Будьте добры, помолчите, — оборвал ее Геор и, наконец-то освободившись от цепкой хватки девицы и проигнорировав недовольный материнский взгляд, ступил навстречу Себастьяну.
— Лорд Брайнер, Ваше Высочество… Какая честь, — улыбнулся он. — Не ожидал, что вы почтите этот праздник своим присутствием.
Себастьян ответил знакомой усмешкой и, на сей раз не пытаясь удержать дистанцию, пожал Геору руку.
— Не мог не поздравить… Вижу, вы наконец-то носите свой родовой венчальный браслет? Неужто женились? — взгляд Себастьяна разочарованно скользнул по Жанетт, словно он заподозрил в ней супругу адмирала.
— Да, — кивнул Геор. — Но моя супруга…
Он не знал, что сказать. Запаздывает? Но ведь из-за материных козней Геор даже не знал, что с нею произошло! В порядке ли Дараэлла?
К счастью, неловкую паузу заполнил громкий голос церемониймейстера.
- Прошу приветствовать, — с какой-то странной дрожью произнес мужчина, вновь оглашая прибывшего гостя, — графиня Каннингем!
Жанетт вздрогнула, словно ее ударили, и посмотрела сначала на Геора, потом на Лисандру. Казалось, она поняла, что слова о женитьбе совершенно серьезны, именно в тот момент, когда о прибытии графини огласил церемониймейстер.
— Но вы же говорили, — зашептала она, обращаясь к Лисандре и совершенно не стесняясь, что посторонние могут услышать, — что это была вынужденная мера, что все это — не в самом деле, и…
— Это какая-то ошибка, — Лисандра повернулась к церемониймейстеру и даже сделала шаг вперед, чтобы, должно быть, подняться на балкон, откуда спускались все гости, и объяснить ему, что единственная графиня Каннингем уже давно присутствует в зале, но не успела.
— Графиня Каннингем, леди Дараэлла, — дополнил церемониймейстер, вероятно, заметив, что в зале не поняли, о ком он говорит.
А потом она вышла на балкон, и Геор поймал себя на мысли, что могли и не уточнять.
Дара и прежде была красивой — горные ведьмы просто не бывают другими, — но се йчас от нее просто нельзя было оторвать взгляда. Геор помнил, хоть и смутно, ее на королевской свадьбе, в не слишком выделяющемся платье, да и видел тогда только издалека, привык к супруге, одетой во все мужское — брюки, рубашка, волосы заплетены в косу, чтобы не мешать…
Сейчас она была совершенно иной.
Геор узнал платье в его родовых синих оттенках — красивое, но довольно простое, с пышной юбкой, открытыми плечами и изящной вышивкой на лифе и на поясе, украшенной мелкой россыпью сверкающих камней. У их семьи была традиция — дебют молодой графини Каннингем всегда происходил в похожих нарядах, в одном и том же оттенке, хотя, разумеется, менялся фасон и крой. Мама проклинала свое платье, ненавидела его, говорила, что синий никогда не был ей к лицу. Геор видел портрет, на котором Лисандра стояла в похожем наряде рядом со своим супругом, разряженным, пышным и довольно подкручивающим модные в те годы усы. Он считал, что мама была божественно красивой, но платье нисколечко ей в том не помогало, оно просто было лишним элементом, созданным традиции ради.
Мать хранила платье, казавшееся ей слишком простым и скучным, в отдельной комнате, вместе со всеми остальными, что носили графини Каннингем. Их никогда не надевали дважды. И Геор был готов поклясться — не зря же он столько лет любовался на портрет, пока отец не умер и мать не приказала избавиться от этой картины, — что это было мамино платье.
Только на Даре оно смотрелось как-то по-другому. Казалось, у женщин можно было отыскать множество схожих черт, но главное все-таки отличалось. Дара сама по себе была иная. Она чувствовала себя прекрасной не благодаря дорогому наряду, а потому, что была собой. Свободной. Настоящая горная ведьма, как бы ее ни нарядили. И хотя мамино платье по убранству соответствовало ее статусу до замужества — аристократки без высокого титула, как она представилась отцу, — на Дараэлле оно сверкало так, словно было украшено сапфирами, а вышивка выполнена драгоценной нитью. Каждый лучик света так и тянулся к молодой графине, и она буквально сияла.
Дараэлла не надела никаких украшений, за исключением венчального браслета. Волосы ее не были собраны в вычурную прическу, как у большинства присутствующих дам, а волнами спадали на обнаженные плечи, словно нарочно подчеркивая бледную гладкую кожу.
Ни одна из присутствующих в зале женщин не провела два года в море. Большинство и них только и занимались, что своей внешностью.
И, тем не менее, ни одна не могла похвастаться такой нежной кожей, прекрасными густыми волосами, красивым лицом, не нуждающимся ни в какой косметике. Дараэлла могла бы потрясти общество и в рубище, а в обыкновенном, по сути, платье и вовсе была неотразима.
Даже с такого расстояния было видно, как светились уверенностью ее синие глаза, а на губах играла ласковая улыбка.
А еще было заметно, как почти каждый мужчина, находящийся в зале, вмиг забыл про свою спутницу. Красота горной ведьмы затягивала в свои сети так стремительно, что, должно быть, одного желания Дары было бы достаточно, чтобы влюбить в себя каждого из присутствующих. Геор почему-то был уверен, что теперь, прикажи она им всем сражаться за одну только возможность прикоснуться к ней, пригласить на танец, и большинство бросилось бы вызывать друг друга на дуэль.
И это была его жена.
— Она взяла мое платье, — охнула Лисандра. — Эта мерзкая девица посмела ворваться в наш дом, нарядиться в чужое…
— Это моя жена, — оборвал ее Геор. — Это ее дом. И она может наряжаться здесь во все, во что захочет, потому что она такая же хозяйка этих вещей, как и я, мама. И хозяйка этого бала.
Лисандра задохнулась от гнева. Она вскинула руку, очевидно, пытаясь колдовать, и Геор ни с того ни с сего вспомнил, как у какой-то виконтессы, не нравившейся матери, в подобной ситуации поломался каблук, а у кого-то вообще треснуло платье…
