Джесси была веселой, и очень умной, иногда даже слишком, девочкой. Вся в папу пошла. Правда, от кого она взял свою проницательность я даже не представляю. Наверное, от матери.
– Нолли, а как ты относишься к брату?
Мы гуляли в одном из парков, когда девочка задала этот вопрос. Я даже удивилась, с чего бы?
– Алекс мне как старший братишка, лучший друг, как Рози и остальные. Как ты, подружка! – улыбнулась я девочке, идущей вприпрыжку рядом.
– А Сай? – хитро улыбнулась она.
– Ну… он мне как друг, наставник, даже не знаю, как это описать. Кто-то, кто всегда есть.
– Он тебе нравится? – и заглядывает, мелочь хитрющая прямо в глаза. Даже взгляд не спрячешь.
– Не знаю, Джесси. Но братом я его не назову. Это что-то другое. – почему-то с ней хотелось быть искренней. – Он мне дорог. Как и все вы. Вы моя семья. Стали моей семьей. А ты как сестричка младшая. Вроде маленькая, а такая вредная! – рассмеялась я, хватая девочку и начиная ее щекотать.
– Ай! Ахаа-хах-аха… уй, все, отпусти! – смеясь выворачивалась Джессика. – Ну все, хватит, у меня… ох… уже сил нет смеяться.
– Ладно, милую. – отпустила я ее. – И почему ты мне такие странные вопросы задаешь?
– Ну, ты ведь в том возрасте, когда все хотят встречаться с мальчиками, гулять, держаться за ручку, целоваться в конце концов. – выдала эта малявка десятилетняя.
– Эй, откуда ты вообще все это знаешь? Маленькая еще!
– Нолли, ты не забывай, что дети моего поколения взрослеют намного раньше, чем вашего. Происходит акселерация, что неизбежно ведет к получению определенных знаний в более молодом возрасте. – не моргнув глазом выдала девочка.
– Если ты пыталась запугать меня умными словами, то у тебя не вышло. – рассмеялась я. – Ну ладно, допустим приняла отмазку. Но я пока не чувствую потребности встречаться с кем то. Если это и будет, то с человеком, которого я действительно полюблю всем сердцем, а не потому, что так все делают. Вот Рози и Алекс глубоко и бесповоротно влюблены друг в друга. Я конечно не знаю, что ждет их в будущем, но они большие, сами разберутся. Так что факт их встреч меня не смущает. Это закономерно. Они ходят на свидания, узнают друг друга как можно лучше. Принимают привычки и недостатки друг друга. Это правильно. И если спустя время они все еще будут вместе, я буду только рада. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Думаю, да. – протянула девочка. – Пускай они лучше сейчас узнают друг о друге все, чем поженятся и будут мучить друг друга, так?
– Да, ты действительно очень умная девочка, Джессика. – я взяла ее за руку. – Пойдем отметим этот факт чашечкой горячего шоколада, в конце концов, осень на улице!
На щеках девочки розовел приятный румянец. Вот только в кафе, куда мы зашли после прогулки, он смахивал уже на лихорадочный. Однако на вопрос о самочувствии Джесси ответила, что все хорошо. Домой мы шли уже медленнее. Я все думала, что девочка устала и не хочет больше бегать по улице.
Хорошо, что я держала ее за руку. Хорошо, что интуиция не спала полностью и ныла нехорошим предчувствием. Поэтому, когда Джесси вдруг стала терять сознание, я успела ее подхватить.
– Джесси, девочка! – на ее бледном лице румянец горел неестественно яркими пятнами. – Джессика, очнись, моя хорошая! – я присела на лавочку, пытаясь привести в чувство девочку, но она не реагировала ни на что. Мозг лихорадочно продумывал возможные действия. Позвонить Закари? Определенно. Но Сай не проедет в парк, сейчас как раз час пик на дорогах. Лететь я не могу, еще слишком светло. Придется бежать с Джесси на руках. Но позвонить все равно надо.
– Алло. – на быстром наборе первым стоял Сай.
– Сай, я сейчас прибегу к Центру, готовьте медблок, предупреди Закари, Джессика потеряла сознание, у нее высокая температура, бледность. Дыхание пока в норме. Я не знаю, что происходит, но я буду бежать. Кто-нибудь, встретьте меня на входе!
Не став слушать ответ, я бросила трубку и, перехватив поудобнее тело девочки, припустила со всей скоростью, которую могла сейчас развить.
Люди оборачивались, расступались, удивленно, а кто и зло, смотрели вслед. Представляю, как странно я выглядела, несясь со всех ног и крепко прижимая к себе десятилетнюю девочку. Бежать было не очень удобно, но сейчас я в последнюю очередь задумывалась о своем удобстве. Скорее. Еще быстрей! Бежать изо всех сил!
Дыхание перехватывало, легкие горели огнем, в глазах расплывалось, но Башня уже показалась в пределах видимости. Кажется, мне сигналили машины, когда я мчалась через дорогу, но… все потом!
У входа меня дожидался Сай, но казалось, что руки приклеились к курточке Джессики, я не могла разжать пальцы. Думаю, он это понял, потому что посторонился, давая проход внутрь. И я помчалась по лестнице, высвободив крылья и помогая себе ими. Кажется, я врезалась в пару десятков углов, не вписалась в повороты. Но мне все казалось, что я не успеваю, что время утекает сквозь пальцы. С лица девочки пропал уже и румянец, она казалась неживой и где-то внутри я до ужаса боялась, что не успела. По коридору в медблок я практически летела, хоть места для крыльев не хватало.
Я видела, как у Закари тряслись руки, когда он принимал дочку, когда спешно раздевал ее, когда подсоединял девочку к аппаратам, когда прислушивался, бьется ли сердце, когда смотрел, как Алекс берет у нее анализы, потому что сам доктор не мог попасть иглой в вену. Я смотрела, как они борются за жизнь члена семьи, за жизнь маленького человечка, которые ничего плохо не сделал, и боялась вздохнуть. И только когда движения Закари перестали быть дрожаще-суетливыми, а Алексей облегченно вздохнул, я поняла, что едва дышала, держа себя в напряжении до сего момента.
Стоило лишь сделать выдох, как истерика вырвалась из-под контроля и накрыла с головой. Сквозь слезы я что-то говорила, кажется, просила прощения, я не помню. Помню, что дрожь и рыдания долго не хотели отпускать меня, помню как вцепилась пальцами, судорожно, до белых костяшек, в чью-то рубашку, как прижималась и все просила прощения. За то, что не прибежала быстрее, за то, что не поняла раньше состояние Джессики, за то, что мы вообще пошли сегодня гулять, хотя могли остаться дома.
А кто-то, в кого я плакалась, развозя по одежде слезы, слюни и сопли, гладил меня по голове и тихо уговаривал не винить себя. Что я не знала, что девочке станет плохо. Что я не могла предвидеть все на свете. Что прибежала очень быстро, настолько, насколько было возможно. Что я сделала все от меня зависящее, чтобы помочь ей.
И этот тихий голос уверенно говорил мне
