принцесса. — Не прикасайся ко мне!
Она замахнулась на Эдмунда, но он поймал ее руки, и она снова оказалась стиснута в его объятиях.
— Никаких детей не будет. Я бесплодна и…
Маг не дал закончить начатую фразу, прервав ее поцелуем. Он целовал губы принцессы, ее щеки, даже волосы.
— Оставь! Не смей! — кричала она.
Но он не слушал и не давал вырваться.
— Нет, Клеа, с тобой все в порядке. Не сомневайся. Просто некромант слишком далеко зашел в своих мерзких чарах. Либо смерть, либо жизнь. Даже сам Темнейший, со всеми своими духами и проклятыми тварями, не мог пойти против естественного хода вещей. Сама тьма не дала чудовищу продолжить свой род и лишила его семя дара жизни.
Тьма плодит разных чудовищ. Зачем Эдмунд так говорит? Сам-то маг наверняка понимает, что все это ложь.
Принцесса обмякла в его руках, она больше не пыталась отстраниться или увернуться от его поцелуев.
— Я всегда любил тебя, Клеа! С самой первой минуты, когда увидел. Прости, что так надолго оставил тебя в плену… Поверь, мое сердце плакало кровавыми слезами. Каждый миг я посвятил приближению твоего освобождения. Теперь ты всегда будешь под моей защитой. Позволь мне… излечить тебя. Позволь подарить свою любовь.
Он как бы невзначай потянул за рукав, освобождая плечо Клеа от ткани.
— Я сотру воспоминания о его руках, — шептал Эдмунд.
Принцесса кусала губы, ее пальцы так крепко вцепились в плечи мага, что костяшки побелели.
— Даже если я соглашусь, отец никогда не позволит… — сказала Клеа.
— Позволит, — уверенно припечатал Эдмунд так, что сомневаться в его словах не приходилось.
— Ты всегда был мне лишь другом.
— Сегодня это изменится, Клеа. — И снова тон, не терпящий возражений.
Клеа задумалась. Она рассматривала Эдмунда пристально, оценивающе. Внутри нее шла какая-то борьба. Маг ждал.
— Я не знаю, смогу ли полюбить тебя, — медленно сказала Клеа. — Смогу ли вообще полюбить. Сейчас в моем сердце только горечь и ненависть.
Принцесса всегда была беспощадно честной. Не в ее характере заботиться о чужих чувствах.
— Моей любви хватит на нас двоих.
— Ты думаешь, что это просто — владеть мной? — Бровь Клеа взлетела вверх. — Он так и не смог покорить меня.
Нет, для Эдмунда сегодня не было препятствий. Но победить некроманта и приручить дракона может быть гораздо проще, чем излечить разбитое сердце женщины. Мне показалось, Эдмунд так и не понял смысла того, что сказала ему принцесса.
Удача ударила ему в голову, опьянила слишком сильно. И теперь маг уже откровенно раздевал Клеа. Он с силой дернул за завязки, с треском разошлась ткань, не выдержав столь яростного напора. В этот момент я поняла, что пора напомнить о своем присутствии, но не могла пошевелиться или сказать что-либо. Просто стояла, как соляной столб, и смотрела на то, как Эдмунд целует Клеа, а она… вдруг ответила на его поцелуи со страстью и пылом.
— Твои губы… они совсем другие, — сказала она.
Если так пойдет и дальше, то встреча после долгой разлуки продолжится в постели.
Я все-таки нашла в себе силы, чтобы выдавить:
— Клеа…
Они словно очнулись. Принцесса взглянула на меня затуманенным взглядом. Эдмунд нехотя оторвался от своей вновь обретенной возлюбленной принцессы.
Он подошел и… просто выставил меня за дверь в комнату, прилегающую к покоям.
Мне показалось, что в замке принца Гиса, кроме нас троих, больше никого не осталось. В мертвой тишине, несмотря на плотно закрытую дверь, я отчетливо слышала все, что там происходит. Сначала шорох падающих одежд и слова Клеа:
— Что ж, Эдмунд. Я хочу если не излечиться, то забыть. Получится ли у тебя вырвать из моей памяти все, что было со мной в замке некроманта, до этой минуты?
Он не ответил, только выдохнул ее имя. А потом застонали пружины, угнетаемые телами.
* * *
Эдмунд как ни в чем не бывало вошел в комнату, где меня запер. Он поправил перевязь и попросил помочь принцессе с нарядом.
Я застала Клеа в постели. Пока я доставала новое платье из ее гардероба, она следила за каждым моим движением. На губах играла дерзкая улыбка. Она словно хотела бросить вызов.
— Хочешь что-то спросить, Магда? — спросила она.
— Нет.
— Хорошо.
Мы заканчивали с туалетом, когда Эдмунд вернулся.
— А теперь пришло время сделать тебе свадебный подарок, моя дорогая. — Он улыбнулся принцессе.
Я подумала, что он несколько перепутал порядок действий, но оставила эти мысли при себе. Новый Эдмунд, решительный и жесткий, вызывал у меня тревогу.
Маг повернулся ко мне:
— Не бойся, Магда, мы позаботимся и о твоей судьбе. Ты вернешься с нами. Среди моих союзников много благородных боевых магов…
Мы с Клеа переглянулись.
— Нет, Эдмунд, пожалуйста, — перебила я. — Позволь мне остаться в темных землях. Мне лишь нужно вернуть браслет, который забрал у меня принц Гис.
— Этот? — Эдмунд выудил из своего кармана мои ключи-кристаллы. Он держал браслет почти перед моим носом, нужно только протянуть руку.
— Да!
Он кивнул и убрал его обратно в карман.
— Идемте, дамы.
Мы спустились во двор. Здесь все еще вперемешку лежали убитые темные и светлые, сраженные страшным заклинанием Гиса. Я старалась не смотреть на них. Судя по звукам, другое крыло замка подвергалось грабежу. Победители делили добычу.
— Как тебе удалось объединить темных и светлых, Эдмунд? — спросила я.
Он тонко улыбнулся.
— Почти два года переговоров, подкуп, угрозы. Но признаться, принц сам мне помог. Он умудрился обзавестись таким количеством влиятельных врагов, что значительно превосходит любые разумные пределы. А враг моего врага — мой друг. Во всяком случае сегодня.
— Ты совсем не заикаешься, — сказала я.
— Да. Пришлось отбросить все слабости, чтобы преуспеть.
Мы пришли в главный зал. Маги стояли плотным кругом, некоторые из них тихо читали охранные заклинания.
— Расступитесь, друзья, дайте ее светлейшеству Клеа подойти поближе! — провозгласил Эдмунд.
Круг разорвался, и мы вошли в его центр.
Принц Гис лежал на полу лицом вниз, прикованный цепями и магией. Руки и ноги были широко раскинуты и касались краев пентаграммы, начерченной кровью. Некромант был бледен, дышал со страшным свистом, из многочисленных ран толчками выливалась черная кровь и впитывалась в колдовской знак.
— Когда из него выйдет вся колдовская сила, он умрет, — сказал Эдмунд. — Он уже уязвим для стали и прекрасно чувствует боль.
Гис повернул голову набок, с трудом открыл глаза и посмотрел на нас.
— Можно мне задать ему вопрос? — попросила я. Эдмунд кивнул.
Я опустилась на колени, стараясь не задеть линий пентаграммы, наклонилась к самому уху и прошептала:
— Скажи мне! Моран же не умер? Он жив?
Я испугалась, что у него недостаточно сил, чтобы говорить.
