— Я сам не являюсь целителем-практиком, но… Очень странная ситуация. Как бы объяснить вам простыми словами… Видите ли, каким-то образом этот ребенок подхватил не изученную кем бы то ни было ранее крайне агрессивную инфекцию. У нас нет от неё разработанного лечения, а то лечение, которое обычно применяется при заражении крови, не оказывает нужного эффекта. Уже много лет мы изучали, насколько это было возможно, обладателей скверных даров и выяснили, что они отличаются от обладателей даров благих не только своими, скажем так, духовными способностями, как музыкант и художник, нет, они отличаются на физиологическом уровне, и наука способна зафиксировать и определить это различие. У них разная кровь, принципиально разная. Возможно, этим обусловлено такое аномальное течение развития заболевания, его стремительность и широкий радиус поражения. При этом будь на месте вашего мальчика ребёнок и вовсе без дара, он уже был бы мёртв.
— Нельзя ли ближе к делу? Можно ли ему помочь? Может быть, ну, сделать переливание крови?
— Я не уверен, что это поможет в данной ситуации, тем более что неподходящий донор, вероятно, спровоцирует молниеносный летальный исход… Я лишь пытаюсь объяснить наше временное бездействие. Обычно инфекционный процесс локализуется в организме, например, в полости рта, кишечника или лёгких, но в данной ситуации хворь как будто хаотично перемещается по всему телу, поражая то одну, то другую системы органов. Сначала лёгкие, потом желудочно-кишечный тракт, потом сердце… Это сравнимо с метастазами при онкологических заболеваниях, хотя я определённо вижу инфекционную, внешнюю а не врождённую или самопроизвольную природу заболевания. Опять же, если говорить простым для обывателя языком. В любои случае, странно, что он ещё жив.
— Понятно, — коротко и с досадой отозвался Трайвус. — Мальчишка — без пяти минут покойник.
— Есть один вариант, — медленно произнёс пожелавший остаться безымянным мальёк. — Точнее говоря, один экспериментальный препарат. Его разработал один из наших бывших сотрудников, сейчас его уже нет в живых, и рецепт препарата утерян. В комплексе с ещё двумя препаратами может выйти нужный нам эффект… Мы очистим источники инфекции, всесторонне поддержим организм в целом и отдельные органы, а то, о чём я вам говорил, поможет очистить, исцелить такую нестандартную кровь, которая, гхм, оказывается невосприимчивой к воздействию прочих средств, пригодных как для обладателей благого дара, так и для неодарённых, исцелить костный мозг ребёнка без хирургического и магического вмешательства, которые он в данном состоянии просто не перенесёт, не говоря уже о том, что они бесполезны. Если всё получится — это будет один шанс на миллион, но в противном случае шансов нет вовсе. Если я правильно понимаю, на кону не только ваше рабочее место, верно? Стали бы вы так стараться ради простого мальчишки.
— Почему ради простого мальчишки так стараетесь вы?
— Мы учёные, дорогой маль Трайвус. Мы хотим двигать науку, а науке нужен материал. Материала нам не дают, только бьют по рукам — видите, я с вами предельно честен. Всё, что мы умеем делать с обладателями скверных даров — это лишать их этого дара. Собственно, вы никак не даёте мне договорить. Проблема заключается в том, что этот экспериментальный препарат, очищающий кровь, который видится мне единственной возможностью выживания мальчика, не бесконечен, но проводить терапию при нынешней динамике развития "метастаз" придётся регулярно, как минимум раз в полгода. Сколько ему сейчас лет?
— Чуть меньше чем через три месяца исполнится десять.
— Исходя из имеющихся запасов… — мальёк задумался, высчитывая. — Да, запасов ему хватит до двадцати одного года.
— В двадцать один год его дар будет запечатан, если Сенат не изменит выбранного курса, разумеется.
— Что ж. Вы спрашивали меня, жив ли ребёнок, а я ответил: и да, и нет. Таким образом, мы сможем поддерживать в нём жизнь до двадцати одного года. Без своевременной комплексной терапии он умрёт, смею предположить, в течение двух недель. При стирании дара же он умрёт моментально. Не знаю, в курсе ли вы, но суть процедуры запечатывания основана как раз-таки на трансплантировании костного мозга подходящего донора, не имеющего магического дара при активной магической поддержке организма, способствующей снижению отторжения. Это очень и очень непростая процедура, ваш мальчик её не переживёт. Ни сейчас, ни в будущем
— Мне плевать, что с ним будет через одиннадцать лет, — маль Трайвус облизал пересохшие губы. — Единственное, что мне нужно — чтобы он не сдох прямо сейчас. Я согласен на всё. Но какова цена?
— Наука бесценна, дорогой маль. Я уже говорил и повторюсь — нам нужны материалы. Этому мальчику необходимо будет приезжать к нам раз в полгода для проведения очередного этапа комплексной терапии. В это время мы могли бы использовать его… гм, тело, его организм для проведения ряда исследований. Без угрозы для жизни, разумеется, нам это невыгодно. Его и, может быть, еще двух-трёх детишек из тех, которыми вы располагаете — в качестве сравнительных контрольных образцов. Но я не просто человек науки, я человек закона. Мне нужно официально подписанное согласие его опекуна на проведение подобных исследований, чьи результаты никто не сможет гарантировать.
— Хоть на тёрке его натрите и в капусту нашинкуйте, у вас будут все необходимые подписи. Мальчишка ваш. Используйте все шансы.
Безымянный мальёк кивнул и поднялся. Маль Трайвус собирался было покинуть кабинет, и последний вопрос вырвался у него как бы сам собой:
— Почему вы так уверены, что за последующие одиннадцать лет никто не создаст такого же снадобья, как этот ваш препарат, излечивающий скверных?
— Потому что человек, который его создал, был гением, — без промедления ответил мальёк. — И он мёртв и не оставил никаких записей и свидетельств, поскольку два последних года своей жизни пребывал в сумрачном состоянии сознания. Потому что более эти исследования не проводятся. Партия Мирука Трошича отходит на второй план, именно они, не говоря о Фертаке Трошиче, его отце, в течение сорока лет финансировали направление медицины для скверноодарённых. Возможно, уже через пять-шесть лет мы сможем определять наличие скверной крови у ребёнка уже в утробе матери и проводить изъятие поражённого плода до его появления на свет — всё идёт к этому, маль. Истреблять, а не лечить. Но истреблять гуманно, разумеется, — он хохотнул.
Маль Трайвус пожал плечами, поблагодарил собеседника кивком головы и всё-таки вышел из кабинета, ожидать окончательного вердикта в тёмном коридоре с голыми пустыми стенами цвета болотной зелени. Он подписал все принесённые ему бумаги, не читая написанного, чтобы не затягивать время.
Глава 19. Маленький инцидент с большими последствиями
Я подозревала, что придётся идти в свою комнату, нагруженной неприкосновенными книгами: до десяти книжек допускалось держать в личных апартаментах, за остальными следовало отправляться в читальный зал. Как-то сразу становилось очевидно, что завсегдатаем местной библиотеки я не стану… Сверху внушительной стопки пухлых, но при этом находящихся практически в идеальном состоянии томов угрожающе и не без намёка возлежал учебник по пресловутому лайгону. Я посмотрела на него с тоской. Честно говоря, не возражала бы, если бы эта мегера, как там её, леди Фрагис, вообще запретила бы мне выносить отсюда что бы то ни было — ненадёжная, мол, на вид девица, зачем ей книги? Это было бы железное оправдание в случае проблем с учёбой… Но леди ограничилась тем, что свистящим голосом огласила мне правила, чуть более строгие, чем кодекс правил чести рыцарей из Пресвятого Ордена Благости: не рвать, не мять, не мыть, не дышать, читать в перчатках — и я не шучу! За каждый штришок на страницах книг мне были обещаны самые изуверские пытки, из тех, коими пугают нераскаявшихся грешников перед входом на Небесный луг. "Проклятые плотоядные черви будут раз за разом разгрызать вашу бренную плоть…" — как-то так зелёноволосая леди и выразилась.
