знаешь это, – улыбается Нимея. – Соберись. Все хорошо. Да, все профессора тут чертовы расисты. Да… тебе кажется смешной программа, я даже не буду спорить. Пойми, Траминер – отсталая дыра, которая мнит себя святая сила знает чем. Да, тут громко орут, что траминерские академии лучшие, но это просто попытка создать репутацию. Иначе они давно бы изобрели лекарство от заразы, убивающей их детей. Тут магию‐то стали открыто применять только пару веков назад! Первый институт открыли только после революции.
Брайт не помнит, когда была революция и много это или мало. Все всё время говорят непонятные вещи, упоминают непонятные факты из истории, применяют непонятные термины. Оказаться в Траминере – как оказаться на другой планете.
– Почему вы тут? Если вам тут не рады, если эта страна такая отсталая… – Вопрос простой, Брайт ответ непонятен даже в теории.
– Тут могилы наших предков, – тихонько отвечает Лю. – Моя магия в Экиме, но… там нет моих родных и друзей. Мои родители тут живут с рождения, работают. Тут наш дом. А там ничего… Никто не даст нам в Экиме работу, жилье. Да я даже не говорю по‐экимски. Я люблю Траминер…
– Я тоже ничего не знаю о Фолье, – качает головой Нимея. – Ни-че-го. Вся моя жизнь тут, у моей бабули дом в Лавалле, черта с два я перееду из‐за каких‐то расистов. Где хочу, там и живу, мне плевать на сегрегацию, рано или поздно у Траминера будет правитель-иной, зуб даю. – Она подмигивает и делает большой глоток.
Правитель-иной? Даже звучит смешно. Чтобы во главе Траминера встал илунженец или фольетинец? Хотя на ум приходит королева Бревалана… Она эким-ка, а правила наравне с мужем. А женщина, в чью честь назвали Академию, правила Аркаимом, хотя сама из Илунга. Но это все жены королей, не короли.
– Наша семья покинула Илунг не так давно, – тихо произносит Мелона, Овада кивает. – Но родители не так ощущают это давление, как мы. Они ходят на работу, дружат с соседями, игнорируют траминерцев. Это мы, дети, варимся в общественном котле…
– Зачем они вообще сюда ехали? Я ничего не знала про Траминер, но нам с отцом и в голову не могло прийти сюда переехать пожить без повода. Какие‐то слухи доходили даже до Дорна!
– В Илунге нет работы, – пожимает плечами Ме-лона. – Не у всех родители – знаменитые ученые, знаешь ли. В Траминере больше богачей, чем в Аркаиме, Дорне и Илунге вместе взятых, тут толком нет среднего класса, кроме кучки новых истинных, и то… для нас это все‐таки тоже богачи, разве что родовых поместий у них нет.
Брайт чувствует, как щеки заливает краска. Они с отцом никогда не считали деньги. Их не было много, но определенно хватало на хорошую обувь и модные рюкзаки. Блэк всегда находил лишний колет и никогда не думал о будущем, в котором этого колета не будет.
– Но как же этот ваш Орден? Он же зверствует и устраивает охоты на иных! – Брайт видит, как сестры Ува быстро ставят защиту на стаканы, чтобы те не разбились, а потом синхронно салютуют ими.
– Так было… ну если не всегда, то последние лет тридцать. Охота – новинка, но как будто не так она и ужасна в общей массе. Это игры аристократии. Мы туда не лезем.
– Но это неправильно! Несправедливо и отвратительно! Они убивают, да?
– Не обязательно, – шепчет Лю. – В разные периоды по‐разному. Сейчас стало немного хуже. Им надоели иные… И мэр Хейз метит в правительство, чтобы выдавить из Траминера всю грязь на законодательном уровне. Детишки орденовцев немного… расшалились. – Она смущенно краснеет. – Но они не гоняются за иными каждую ночь. Просто никто не знает точного… графика этих рейдов. И там никто не страдает серьезно, правда. Если сами не ввязываются в драки, конечно.
Кажется, впервые про охоту говорят не отводя глаза, и Брайт собирается выяснить уже, что к чему. Она цепляется за свой остывающий стакан и жадно слушает слова девочек.
– Зачем им это?
– Есть теория… – начинает Лю.
– Есть теория, что дети не должны отвечать за грехи отцов, – перебивает Нимея. – А если и станут отвечать, то урок будет усвоен уже навсегда. Если припугнуть молодняк и не дать ему жизни, то больше вероятность, что новые поколения просто переберутся в другие места, вот Орден и выпускает своих щенков. Пугать. Мы все делаем вид, что это не так, что мы не знаем их имен, но мы знаем. Мы делаем вид, что нас не травят, но нас травят. Делаем вид, что не будет новой гражданской войны, но она будет.
– Когда?
– Когда орденовцы спасут своих щенков от смерти. Тогда они сделают всё, чтобы нас не стало.
– Так бегите, пока не поздно!
– Это наш дом! – восклицает Нимея. – Мы не виноваты, что они думают иначе! Магия магией, здорово, что магия земли хранится в Траминере, но мы такие же люди, как они! И пока Траминер наказывает не нас, а их. Вот они и решили, видимо, что раз умирают их дети, то будут умирать и дети иных. К черту их! Я траминерка, потому что родилась тут. То, что глаза у меня не зеленые, а земля меня не слушается, ничего, в сущности, не значит! Весь мир это принял, кроме этих чертовых ослов! Если будет война, я буду бороться за свой дом.
– Я тоже, – шепчет Лю со слезами на глазах.
– И мы… – Сестры сжимают бокалы крепче.
Брайт молчит. Это не ее война. Она в ней только инструмент, а держит его проклятый Орден.
Глава восемнадцатая
Злость
ЗЛОСТЬ
Раздраженно-враждебное чувство.
В комнате темно, тихо. Девочки уснули сразу же, как их головы коснулись подушек, а Брайт не спится. Она боится, что что‐то почувствует, потому что только сегодня она осознала все минусы связи с Хейзом. Если он пойдет на охоту, вдруг она об этом узнает? Вдруг ощутит кровожадное и восторженно-злое чувство? Или боль? Или страх? Какие эмоции входят в список допущенных для их связи, а какие – нет? Боль – да. Он это доказал. Злость – да. Она это доказала. Что еще? Страх? Радость? Эйфория? Возбуждение.
Это происходит мгновенно, в одну секунду, будто кто‐то поставил отложенный старт, ждал, когда до Брайт дойдет, что не только охоты нужно бояться. Она успевает только закрыть глаза, приняв решение, что нужно уже заснуть и будь что будет. Но, увы, не успевает. Это активируется мгновенно. Накатывает мощная волна ни с чем не сравнимого,
