— Да и это намного лучше, чем моя двадцатиметровая однушка на окраине Советска. К тому же я здесь никогда не бываю один. — Он грустно улыбнулся и, включив на крыльце приятный оранжевый фонарик, заливающий все вокруг ненавязчивым теплым светом, прикрыл дверь. — Я как раз собирался сварить кофе. Ты его пьешь?
— Давно не пила, откуда у вас…
— Я кормлю и дрессирую собак, и это имеет свои привилегии. Иногда сюда приходит кто-то из ночного братства, побыть с животными, и они любят выпить кофе или даже чего покрепче.
Он достал из шкафчика над раковиной медную турку и маленький графин.
— Ликёр. Довольно скромный. Но ты замерзла, и если я правильно понял, судя по ржавому налету на одежде, ты с нижних этажей, а значит болеть тебе никак нельзя.
Пока хозяин дома черпал воду из большой металлической канистры и насыпал кофе, Александра устроилась на одном из трех табуретов возле печки. За окном в оранжевом свете фонаря была видна гнетущая громадина особняка за тёмными деревьями. Достав салфетку, девушка развернула свой холодный ужин, который успел изрядно помяться.
— Угощайтесь, пожалуйста.
— С праздника значит сбежала. — Взглянув на стол, спросил собеседник. От печи в комнате парил приятный аромат дров, и над туркой уже поднимался терпкий кофейный дымок. Односпальная кровать была накрыта стеганым покрывалом, и над ней висела картина с зеленым парком и детской площадкой. Это место веяло теплом и уютом, а хозяин был без хитрости добр. И если бы можно было, Саша хотела бы, чтобы время остановилось сейчас, и ей не пришлось решать, идти назад или искать другую дорогу.
— Иногда с фермы или с лесопилки добегают до меня, кое-кто и прыгает, но, сама понимаешь, тело снизу я достать не могу. Пока чайки не съедят, к утесу не подойти, смрад стоит. Не нужное это. Всегда по-другому можно.
— Я не хотела прыгать.
— Хорошо. — На стол он поставил две керамические чашки, от которых исходило горячее дыхание кофе. Плеснув в обе из графина немного ликера, хозяин псарни пригубил и с наслаждением отпил половину за раз. — Из резервации только один выход. По дороге. Два ряда стен: внутренний это старый крепостной вал, на который нарастили метровой толщины блиндаж. И внешний, к которому нас привозили. Он тоже неприступен как для людей, так и для вампиров. Это место построено для защиты от любого вида, дневного или ночного без разницы. Если человечество бы победило в войне, то Кардинал и его охрана все равно бы выжили.
— Откуда вы все это знаете? — Спросила Александра, согревая руки об чашку. Напиток был горьким и обжигал горло, но в груди расходилось припекающее тепло, пробирающее до ссаднящей промежности. Саша быстро согрелась и даже почти забыла о том, сколько времени прошло, и что ее уже, наверняка ищут.
— Дневные братья любят поболтать, когда заходят сюда. Особенно, когда выпьют. Ты пей, пей. Бутерброды у Милы всегда хорошие.
— Как вас зовут? — Спохватилась Саша, что не узнала имени одинокого старика.
— Татарином все зовут. Не запоминают Бикбулат.
— Разве это татарское имя?
— Нет, но имя оно для других, так пусть зовут. Все равно ведь будут звать за спиной. Когда один именем и не пользуешься, забываешь.
Беременная сука, фыркнув, забилась в угол, а дверь неожиданно отворилась. На пороге стояли двое в кожаных куртках. В оранжевом свете фонаря на бесстрастных лицах играли зловещие тени.
— Здорово, татарин. — Махнул хозяину один из них. И Саша узнала того Игоря, что помогал Гектору ловить беглеца с лесозаготовки, а затем убивать голодных отчаявшихся дровосеков. В отчаянии она посмотрела на Бикбулата.
— Когда вы…
— Когда мы вошли. Фонарь. — Он с сожалением посмотрел на нее, завернул остатки еды в салфетку и вложил ей в руки. — Вы уж там помягче, она сама вернулась, не тащил.
Саша встала и сутуло прошла на выход. За спиной двое попрощались с татарином и, сопровождая беглянку, пошли к особняку.
— Куда мне идти? — спросила Саша, глянув за спину, когда они дошли до каменной гряды.
— Прямо иди. — Отозвались позади нее.
За скрежетом крошки под ногами, она еле расслышала шепот и отголоски мужского разговора.
— А это точно она?
— Да, сердце чуть по-другому и быстрее, слышишь.
Оглядываясь на конвоиров, Саша преодолела каменистый участок дороги и вступила в лес. За спиной раздался хруст ломающейся ветки: один из инфирматов отломал короткий и толстый сучок с дерева и ногтем снял с него кору.
В поджилках у Саши начало тянуть, когда она услышала:
— Здесь остановись.
Медленно повернувшись, она стеклянными глазами посмотрела на Игоря. Он и его товарищ скинули куртки и расстегнув рубашки, стягивали обувь.
— Я хочу вернуться в подвалы, — срывающимся голосом произнесла Саша, — пожалуйста.
Лицо ее исказила гримаса отчаяния, и слезы брызнули из глаз.
— А че ты думала, можно пойти погулять, потом как ни в чем не бывало вернуться? — С приподнятой бровью ответил Игорь, расстегивая брюки.
— Я не знала, куда идти… — Зашептала Саша, глядя снизу вверх на подошедшего вплотную инфирмата. Его руки легли ей на плечи и с силой начали давить вниз.
— Так надо было идти с тем парнем, он же тебе предлагал. Или с Гектором. — С напускной заботой в голосе сказал Игорь, большим пальцем до боли надавливая в ключичную ямку у ее шеи.
Саша упала на колени, опустив голову вниз, закрывая лицо ладонями, но запястья силой развели в разные стороны.
Второй подошел сзади и, грубо зажав ей нос рукой, заставил открыть рот. Между зубов просунули деревянный колышек, и Саша попыталась вытолкнуть его языком, но зубы крепко упирались в горькую деревяшку.
Всхлипывая, девушка начала извиваться, когда за волосы ее притянули к мужскому волосатому паху, а сквозь губы вошел твердеющий с каждой секундой кожаный ствол. Первый удар пришелся в небо, и она закашлялась. Размазывая текущую слюну по лицу, Игорь схватил ее за шею и направил свой член ей прямо в горло.
Она взвыла, мотая головой, но ее словно предмет использовали для извержения, удерживая за затылок и горло двумя руками.
Когда ее вырвало, и из носа полилось горячее кислое семя, они сорвали с нее штаны и по очереди насиловали во влагалище, втискиваясь насухо в исцарапанное изнутри лоно.
Несколько раз Саша пыталась отбиться, и ей разбили губу и сломали нос. От приступов клаустрофобии, когда ей долго не давали вдохнуть, она теряла сознание, но с новой болью опять приходила в себя.
Хрюкающими звуками, извергая кровь изо рта и ноздрей, девушка пыталась дышать между всхлипами, молясь, чтобы это закончилось с очередными звуками излияния.
Когда над лесом небо начало светлеть, она уже ничего не чувствовала. В опухшем и кровоточащем заднем проходе у нее меж ног трудился уже уставший инфирмат, а Игорь, распотрошив вязаный жилет, до синяков скручивал соски.
— Ладно, хватит, — сказал он со скукой в голосе. Игорь похлопал ее по щеке, приводя в сознание. — Ты умница, пошли домой.
Взвалив, на плечо безмолвную истерзанную ношу, они вернулись в поместье и через решетку внесли девушку в подвалы. Бросив на пол мокрую от мочи и крови Сашу, один из них наклонился и вложил ей в руку узелок из салфетки с помятой тарталеткой.
Александра не могла шевелиться, но слышала, как лязгнули двери. Как через час ранние пташки, отправившиеся к Рыбачьему озеру, обнаружили ее, и как звали Фефела, а с ним пришел Лëня. И ее снова подняли и перенесли в комнату с иллюминатором в потолке. Свет больно резал глаза, и она зажмурилась. Кто-то раздел ее и отмыл, мягкие теплые руки и голос успокоили немой нервный срыв, и Саша уснула. Сквозь сон ей виделся Гектор. И Анхель. И Лëня, который твердил всем, что это сделал Анхель, что он сам видел, как тот напал на нее и мучил, а потом сбежал, бросив умирать.
Саша проспала еще четыре часа и не знала, что Анхеля схватили и бросили в тюрьму, что в поместье прибыл владыка земель Прадип на аудиенцию к Кардиналу, и два следователя для поимки жуткого серийного убийцы Молоха, уже убившего двоих в стенах Бранденбурга.
