– Ох, ну ни… звезды, у них тут пейзажи! – присвистнул Василич где-то совсем рядом. От этого звука я вздрогнула, с трудом соображая, что не одна парю в этом удивительном ничто: рядом стояла вся наша команда, каждый со своим личным сопровождающим.
Да и не парю вовсе, а твердо стою на ногах, по щиколотку утопая в небе – поняла я мгновение спустя. И не такое уж кругом «ничто», как показалось на первый взгляд. Особенно отчетливо последнее стало понятно, когда то небо, которое плыло под ногами, вздрогнуло, пошло рябью и легко толкнуло нас вверх. Я рефлекторно подалась ближе к своему конвоиру, и вцепилась бы в него второй рукой, если бы та не была занята скрипкой.
Мы медленно поднимались вверх на какой-то огромной открытой платформе, с тихим плеском оторвавшейся от воды. Оказалось, небо под ногами было зеркальной водной гладью, совершенно неподвижной из-за штиля, а местное солнце просто потихоньку закатывалось за горизонт, погружая нашу часть поверхности планеты во тьму.
Нарушая висящую над этим странным застывшим миром тишину, между двух небес – реальным и отраженным – прокатился низкий утробный звук, пробравший до спинного мозга и рассыпавшийся по спине мелкими мурашками. Было похоже на гудок старого водного корабля – мы когда-то в детстве плавали на таком на экскурсию – или на зов кита. Через несколько мгновений сбоку пришла ответная звуковая волна, и я увидела, как водную гладь рассекло, на мгновение блеснув в лучах заходящего солнца влажной темной спиной, огромное тело какого-то водного животного. Мелькнуло и пропало, а потом вдруг вынырнуло целиком – без брызг и плеска, почти не потревожив идеальную гладь, – и некоторое время скользило в воздухе, не касаясь поверхности воды. Слишком долго скользило, чтобы это могло быть простой инерцией; но в тот момент я, увлеченная созерцанием, об этом не задумывалась. Длинное тело без выраженной головы имело вытянутую каплевидную форму и очень органично переходило в два огромных ярких треугольных крыла, которые язык не поворачивался назвать плавниками. Переливы всех цветов радуги на темном фоне напоминали причудливую вязь какого-то древнего языка. Потом существо резко закрутилось вокруг своей оси, обхватывая тело крыльями, издало тот самый низкий зов и без плеска вошло в воду.
А потом точно такой же звук, только выше и тоньше, родился прямо под нашими ногами, и я сообразила, что мы стоим на покатой спине похожего существа, только размерами, кажется, несколько уступавшего собрату. Радужные перепонки его крыльев едва подрагивали, и это было единственное заметное глазу движение. Как эта гигантская амфибия летела, как управляла своим полетом и почему совершенно не ощущался набегающий воздушный поток, оставалось неясно.
Живой дельтаплан поднимался все выше и выше, и я вдруг сообразила, что дымно-белая громадина, к которой мы движемся, – совсем не облако, а парящий высоко в небе город.
Из странных бесформенных образований, похожих на клочья очень плотного тумана, свисали длинные тонкие сосульки всех оттенков зеленого, поначалу терявшиеся на фоне вечернего неба. Увитые непонятной искристой паутиной, они казались невесомыми, да что там – нереальными! Голограмма, полет фантазии какого-то художника, город в облаках.
Чем ближе мы к нему подлетали, тем более внушительным представал город. Даже ехидный штурман примолк, вглядываясь в изящные черты и задумчиво озираясь по сторонам.
Жизнь в этом странном городе бурлила весьма интенсивно. Во всех направлениях сновали какие-то летательные аппараты, и вот так с ходу определить, какие из них живые, какие – нет, было невозможно. Да я, честно говоря, не могла уверенно сказать это и про то существо, на спине которого мы стояли. Может, у них механизмы такие – самостоятельные?
А еще сейчас, когда я вновь потихоньку вернула себе способность думать, мне стало интересно, куда делся тот корабль, на котором мы летели? В общем-то совершенно ясно, что на планету он не садился: ничего, похожего на космодром, я не наблюдала. Получается, местные способны перемещаться пространственными проколами на большие расстояния и с очень высокой точностью? Если они с орбиты попали на спину не такой уж крупной зверушки.
Когда мы приблизились настолько, что стало возможно различить отдельных обитателей города на облаке, снялось разом несколько вопросов. Во-первых, далеко не все аборигены представляли собой большие черные кляксы; некоторые, насколько я могла разглядеть, ничем не отличались от людей и были одеты в какие-то цветные вещи. Во-вторых, среди них попадались личности разного пола и возраста. То есть можно с уверенностью утверждать, что мы имеем дело с потомками каких-то древних колонистов, а стало быть, людьми. Пусть несколько странными и изменившимися за годы обособленного развития, но – людьми. От этой мысли сделалось спокойней.
Наша небольшая компания, видимо, не казалась местным примечательной: внимания на нас не обращали совершенно. И я постепенно совсем успокоилась насчет дальнейших перспектив нашей жизни. Убивать нас, кажется, в самом деле не собирались. Теперь меня сильнее тревожило другое, а именно – возможность свалиться с такого ненадежного транспортного средства. Но конвоир держал крепко, и я была ему за это благодарна.
А еще грызло любопытство: куда делись больные ученые с базы и есть ли среди наших сопровождающих Сур? Объединять нас с сородичами, похоже, не стали, чтобы не подцепили от них заразу. Тюремщик-меломан же… я была уверена, что после давешнего срыва его к нам не допустят или он сам не пойдет. Но все равно – сомневалась.
Ну и, конечно, стало очень интересно: какие они, остальные аборигены? Но ответ на этот вопрос, кажется, светил нам очень скоро.
В конце концов наш транспорт нырнул в облако, несколько секунд мы плыли в плотном влажном тумане, от которого волосы тут же отяжелели, лицо и комбинезон покрылись мелкими капельками. А потом летун опустился на ровную площадку, края которой терялись все в той же мгле. Спустившись по крылу, мы отошли на пару метров – и вместе с частью пола двинулись вниз.
Узкая вертикальная шахта тянулась достаточно долго. Провал над нашими головами быстро закрылся, но зато пол начал испускать неяркий голубоватый свет, позволяющий чувствовать себя вполне комфортно. Потом лифт остановился, и в стене открылась арка, затянутая знакомой по кораблю неосязаемой пеленой, через которую мы прошли в просторную светлую комнату, имеющую форму сектора: та стена, сквозь которую мы прошли, и противоположная ей были полукруглыми. Последняя, ко всему прочему, оказалась полностью прозрачной и открывала изумительный вид на темное закатное небо и океан внизу. Пока мы летели, местное светило уже полностью село, и небо буквально на глазах наливалось чернотой. И в ответ ему начал светиться потолок комнаты.
