Иногда по утрам он изо всех сил старался лежать в постели, ожидая, когда страстное желание спадет. Каждую ночь приходила опасная мысль пойти к ней и привести ее в свою комнату, чтобы они могли разделить постель. Если бы он взял ее хотя бы один раз, то это бы обуздало его желание обладать ею. Удержало бы его, пока Коралл не станет его парой должным образом. Инстинкт — биология, как называла это Индиго — взял бы свое, и он бы почувствовал, что Джиннифер ему больше не нужна.
Это было так же удручающе, как и необходимо. Чем больше он хотел выбросить ее из головы, тем в большей степени она становилась неотъемлемой частью его сознания. Временами он с трудом верил, что, когда она уйдет, внутри него не останется пустота. Что Коралл каким-то образом заполнит все пространство, оставленное этой человеческой женщиной.
Они не разговаривали, пока день не превратился в ранний вечер. Между ними было так много невысказанного, что тишина должна казаться гнетущей. Однако Зейн чувствовал себя более удовлетворенным, чем за все прошедшие дни. Когда солнце стало садиться позади них, Джиннифер прислонила голову к его руке. Ему нравилось чувствовать ее вес, и после нескольких мгновений он положил подбородок на ее голову. Она рассмеялась, полностью положила на него голову и позволила своим глазам закрыться, но не заснула.
Бык так и не сдвинулся со своего места, хотя несколько раз отгонял более молодых самцов от лучшей кормовой площадки. В конце концов, другие стали обходить его стороной, и Зейн увидел в этом благоприятную возможность. Он прикоснулся носом к голове Джиннифер и быстро вдохнул ее запах до того, как сдвинуть ее со своей руки.
— Никуда не уходи с этого места, — сказал он ей, прежде чем встать со своей шкурой.
Переместившись на другое место, он пожалел, что ее понюхал. Его эрекция сделала превращение исключительно неудобным. Он посмотрел на нее и заметил, что она выглядела настороженно с камерой в руках, нацеленной на стадо. Он быстро осмотрел территорию, убеждаясь, что она была безопасной, и не было видно никаких угроз. Удовлетворенный осмотром, он спустился по склону холма, прижимаясь к земле и оставаясь в тени.
Темнота затопила долину, но ему это принесло мало пользы, потому что добыча могла видеть в условиях низкой освещенности. Когда он оказался на равнине, ему пришлось медленно ползти, чтобы не раскрыть себя. Продвигаясь позади животного, Зейн вынужден был выбросить Джиннифер из головы, чтобы удержаться от навязчивого желания проверить скалу.
Он приближался почти бесшумно, но, когда был почти в пределах досягаемости, бык поднял свою лохматую голову. Глядя прямо на Зейна, он издал громкий рев, прежде чем побежать. Зейн мог слышать, что стадо пришло в движение, и понял, что, если он быстро не нанесет удар, бык присоединится к остальным, и этой ночью уже не будет возможности изолировать другое животное.
Он легко догнал быка, но прежде чем запрыгнуть на него, немного подождал, стараясь держаться подальше от головы. Несмотря на то, что он был сильным хищником, рога могли с легкостью его проткнуть, в считанные секунды лишая жизни. Когда он вцепился в горло, зажав челюстями дыхательные пути, у него мелькнула дикая мысль. Если он умрет, то Джиннифер останется в тундре одна.
Сможет ли она найти дорогу назад к логову? Он так не думал. И как много времени пройдет, прежде чем Тэллоу или Бриз надумают пойти по его запаху? Может пройти день, прежде чем они ее найдут, и это при условии, если она останется на одном месте.
Когда он, наконец, выбрался из спирали мрачных мыслей, бык лежал под ним мертвым. Он разжал зубы и поднял голову, не чувствуя гордости, когда посмотрел на него. Другие овцебыки пробежали уже половину долины, но Зейн бросил на них только лишь быстрый взгляд, прежде чем обратить внимание на скалу. Джиннифер все еще лежала там, где он ее оставил, и махала ему рукой.
Он поспешил к ней вернуться, не заботясь о том, что его шаги были слышны. Как только он добрался до скалы, то сразу же вернулся в человеческую форму и вовремя увидел, как она перевернулась и в изумлении посмотрела на него.
Зейн упал на Джиннифер, ногами оседлав ее бедра. Затем опустился на руки, и она оказалась зажата, как в клетке. Впервые за вечер он почувствовал азарт охоты. Она посмотрела на него снизувверх с невозмутимым выражением лица и едва заметным ожиданием во взгляде.
Зейн глазами прошелся по всем линиям ее тела. Плоские равнины и изогнутые выпуклости взывали к нему, и он знал, что она чувствовала его возбуждение на своем животе. Из всего, что он мог бы ей сказать, слова, покинувшие его рот, были последним, что он сам от себя ожидал.
— Я всегда возмущался тем, что мой отец взял своей парой человека.
Ее красивые губы скривились в безрадостной улыбке.
— Я бы не стала твоей парой, даже если бы ты этого захотел.
Для Зейна это прозвучало, как вызов.
— Это действительно так?
Она кивнула.
— Мне действительно здесь нравится, но… я никогда не смогу покинуть мою семью, отказаться от моего дома и своей карьеры.
Прозвучало так, словно она уже размышляла об этом, и Зейн отметил, что она не упомянула.
Аарона. Что порадовало его волка.
— Я могу тебя убедить, — сказал он, опуская голову.
Она облизала губы.
— Как?
Зейн захватил ее губы и начал бессознательно двигать тазом. Их губы двигались в тандеме, каждый ожидал, что сделает другой, и отвечал самым правильным образом. Он провел языком между ее губами, и она раскрыла их, позволяя его языку войти в глубину ее рта.
Воспоминания об их последнем поцелуе, казалось, жили своей собственной жизнью. Они проигрывались в его голове снова и снова, когда в его жизни наступало затишье или он был без дела.
Иногда он замечал за собой, что он как бы абстрагировался от важных дел, и его разум отправлялся в то мягкое, теплое место. Он никогда не был чем-то так одержим. И он говорил себе, что воспоминание было сфабриковано, что его разум преувеличивал интенсивность того поцелуя, заставляя воспринимать его чем-то большим, чем он был на самом деле.
Но сейчас он мог почувствовать, что ее губы были мягче, чем он помнил. И когда его язык погрузился в нее, он обнаружил, что она была теплой, манящей и невероятно сладкой. И это заставило его подумать о других ее частях и других частях самого себя. И задаться вопросом, будут ли и они так же идеально подходить друг другу.
Он медленно и неохотно отстранился, и они оба вздохнули, их дыхание смешалось. Ее глаза были большими и круглыми, губы покраснели, припухли и стали влажными.
Она прошептала.
— До сих пор не убеждена.
