- Все намного сложнее, - говорит она. – Но по существу, так и есть.
- Но это не честно. Ты еще молода.
- Джеффри, - говорит мама. – Пожалуйста, сядь.
Он садится в соседнее кресло, и теперь мама может смотреть на нас обоих. Я изучаю ее лицо, пока она пытается собраться с мыслями.
- Как это случится? – спрашиваю я.
- Я не уверена. Это зависит от нас. Но с прошлой зимы я стала заметно слабее. Особенно за эти последние несколько недель.
Преследующие ее головные боли. Усталость, которую она списывала на проблемы на работе. Ее холодные руки и ноги, то, что ее тепло, казалось, ушло. Новые морщинки. Круги под глазами. То, как она сидела все эти дни, все время отдыхая. Не могу поверить, что я не собрала все воедино раньше.
- Итак, ты слабеешь, - говорю я. – А затем ты просто исчезнешь?
- Моя душа покинет тело.
- Когда? – спрашивает Джеффри.
Она бросает на нас тот грустный, задумчивый взгляд, который мне так знаком. – Я не знаю.
- Весной, - говорю я, потому что это единственное, что я знаю. Мои сны показали мне.
Что-то горячее и тяжелое поднимается у меня в груди, такое сильное, что начинает шуметь в ушах и выбивает воздух из легких. Я начинаю задыхаться. – Когда ты собиралась сказать нам? – Ее глаза цвета полуночи светятся состраданием, что я нахожу ироничным, потому что умирает именно она. – Тебе нужно было сосредоточиться на предназначении, а не на мне. – Она трясет головой. – И, кажется, я была эгоисткой. Я не хотела умирать. Я собиралась сказать вам сегодня, - говорит она, снова устало вздыхая. – Я пыталась сказать тебе утром…
- Но есть же что-то, что мы могли бы сделать, - перебивает ее Джеффри. – Обратиться к каким-нибудь высшим силам, да?
- Нет, дорогой, - нежно отвечает она.
- Мы можем помолиться или еще что-нибудь, - настаивает он.
- Мы все умрем, даже полу-ангелы. – Она поднимается и встает на колени перед креслом Джеффри, накрывая его руки своими. – Пришел мой черед.
- Но ты нужна нам, - выдавливает он. – Что будет с нами?
- Я много об этом думала, - говорит она. – Думаю, вам будет лучше остаться здесь до конца учебного года. Я передам опеку Билли, она уже согласилась. Если вы не против.
- Не отцу? – спрашивает Джеффри с дрожью в голосе. – Отец хотя бы в курсе?
- У вашего отца…у него нет возможности позаботиться о вас.
- Ты имеешь в виду, у него нет времени? – уточняю я без всякого выражения.
- Ты не можешь умереть, мам, - говорит Джеффри. – Ты не можешь.
Она обнимает его. Какое - то мгновение он сопротивляется, пытается отстраниться, но вскоре сдается, его плечи вздрагивают, пока она держит его, из его груди вырываются рыдания. Я слышу этот рев раненого животного, исходящий от моего брата и разрываюсь надвое. Но я не плачу. Я хочу злить на нее, обвинить ее в том, что она самая большая лгунья, которую я встречала в своей жизни, кричать, что она бросает нас, может, самой пробить дыру в стене, но я не делаю ничего из этого. Я вспоминаю, что она сказала мне сегодня утром про смерть. Я думала, она говорит обо мне и Такере, но теперь понимаю, что она говорила о нас с ней.
Я обнаруживаю себя на полу, ползущую на коленях к креслу Джеффри. Мама отстраняется, смотрит на меня, ее глаза блестят от слез. Она раскрывает для меня объятья, и я прижимаюсь к ней, окутанная ее парфюмом из розы и ванили и одеколоном Джеффри. Я ничего не чувствую, словно я парю вне моего тела, оторванная от него. И все еще не могу дышать.
- Так вас люблю, - говорит она мне в волосы. – Вы даже не представляете, какой чудесной сделали мою жизнь.
Джеффри всхлипывает. Супер-мачо Джеффри рыдает так, будто его сердце разбито.
- Мы пройдем через все это вместе, - жестко говорит мама, снова отстраняясь, чтобы заглянуть в наши лица. – Все будет хорошо.
За ужином она другая. За столом только она и я, потому что у Джеффри матч по реслингу, и она уговорила его пойти. Она говорит не много, но есть в ней что-то легкое, что-то в ее манере сидеть так прямо, что мне кажется, что раньше она сутулилась, в том, как она ест все, до последнего кусочка, что я понимаю, что раньше она просто капалась в еде. Внезапно она кажется намного сильнее, как будто это не болезнь давила на нее, а то, что ей приходилось держать это в секрете. Теперь мы знаем, и это больше не секрет, поэтому он не давит на нее, и в этот момент она чувствует себя самой собой. Это не продлится долго. Мама знает, что не продлится. Но она настроена наслаждаться этим моментом нормальной жизни.
Она со вздохом кладет вилку, смотрит на меня через стол и поднимает брови. У меня уходит секунда, чтобы понять, что я читаю ее эмоции.
- Прости, - бормочу я.
- Еще спагетти?
Я смотрю в свою тарелку. Я почти не прикоснулась к еде. – Не надо. Я просто… - Ты умираешь, думаю я. Как я могу есть, зная, что ты умираешь, а мы ничего не можем сделать, чтобы предотвратить это?
- Прошу прощения, - я встаю со стула прежде, чем она успевает ответить.
- Конечно, - говорит она со смущенной улыбкой. – Я обираюсь пойти на матч Джеффри. Хочешь присоединиться?
Я трясу головой.
- Мы сможем поговорить позже, если хочешь, - говорит она.
- Могу я отказаться? Я имею в виду, может потом, не прямо сейчас, мне не очень хочется разговаривать. Хорошо?
- Конечно. Понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, всем нам. – Я прячусь в тишину своей спальни и закрываю дверь. Смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к мысли, что я потеряю свою маму? Это кажется таким нелепым, почти невозможным, моя мама, которая как супермама поддерживает Джеффри на всех его играх, снимает мои танцевальные номера, печет печенье для продажи в поддержку команды по реслингу, уже не говоря о том, что она прогнала Черное Крыло и способна одним махом буквально перепрыгнуть (ладно, перелететь, хотя какая разница?) через дом. И она умрет. Я точно знаю, как это будет. Мы положим ее тело в гроб. В землю.
Это как плохой сон, от которого я никак не могу проснуться.
Я тянусь к телефону. На автомате набираю номер Такера. Отвечает Венди.
- Мне нужно поговорить с Такером.
- Хм, он вроде как потерял право болтать по телефону.
- Вен, пожалуйста, - говорю я, и мой голос срывается. – Мне нужно поговорить с Такером. Прямо сейчас.
- Ладно. – Она бежит за ним. Я слышу, как она говорит ему, что у меня что-то случилось.
- Привет, Морковка, - говорит он, беря трубку, - что случилось?
- Моя мама, - шепчу я. – Это моя мама.
Я замечаю какое-то движение за окном. Кристиан. Я чувствую, что он излучает беспокойство, как лампочка жар. Он хочет сказать мне, что понимает. Он тоже потерял мать. Я не одинока. Но он передумал говорить это, потому что знает, что эти банальные слова просто бессмысленны в такой момент. Ему просто хочется посидеть со мной, часами, если это будет необходимо.
