жаждущим возмездия, остерегаясь неудачного столкновения с ним, что, вероятнее всего, принесёт лишь ещё парочку оскорблений и угроз в его адрес. Вдох и выдох сопровождались хрустом рассыпанного, и тоже почерневшего от непонятных воздействий плесени, песка, чьи кристаллики, забиваясь под резиновую подошву, создавали интересные и очень даже приятные звуки, соприкасаясь с бетоном. Идти, и не думать о запотевающих стёклах с кровью было трудновато: полупрозрачный конденсат закрывал своей пеленой часть обзора, чем неплохо так давал повод для внезапной и мерзко скрипучей паники. В такие моменты руки начинали дрожать, готовясь бросить всё это дело. Боясь, что уже не в силах поддерживать человека, они тянулись к земле, куда за собой тянут и старающегося не опускаться Филиппа, перед глазами которого была ясная цель.
Но, не смотря на разные случившиеся события, можно ли полностью доверять Владиславу? Не является ли это всё гениальным планом по заманиванию таких доверчивых людей как Филипп в жестокую и мучительную ловушку? В это небольшое время, что сомневающийся парень пребывает в дыму, он уяснил, что не всякому встретившемуся у него на пути человеку можно доверять. Все имеют за собой скрытые цели, тихо и незаметно уходя из вашей жизни, они получают от вас то, что им было необходимо, и как только это что-то оказывается у них в руках – их образы, запахи и силуэты исчезают не бесследно. Превращаются в постепенно вызывающие отвращение тени, отталкивая от себя которых с каждым вашим наивным и чересчур доверчивым рукопожатием становится всё больше и больше, назло вашему доброму сердцу.
Дорога приносила достаточно трудностей, благодаря которым спокойствие при перемещение по бескрайней пустоши по кусочкам оставалось позади парней еле заметными белыми контурами, зачем вернуться назад уже не представлялось возможным. Стремящиеся в никуда блики проносились перед глазами на очень высокой скорости, а ноги молили о короткой остановке где-нибудь вдали от острых, но уже остывших осколков лавы.
Поверхность твердела, и привыкнуть к её играм с бликами было уже проще. Хруст похожего на вулканическое стекло камня приносил, скорее, больше эйфории, выдёргивая из потерянной памяти картины яркого света прошлого. Пористые камни были отколоты от более крупных графитовых сталагмитов, чьё сияние переливалось с матового чёрного к тёмному, но хорошо различимому фиолетовому. Такие острые, и, довольно-таки, крупные камни поднимались из земли к своему небу, прорастая даже сквозь пумицит и раздробленный асфальт. Приходилось даже прикладывать некоторые усилия, чтобы обойти холодные пики и случайно не оступиться в последний раз.
Лава, или что-то близкое к ней, слоями застывала на быстро узнаваемых объектах, чьи силуэты были заживо захоронены под чёрным стеклом абсолютно несправедливо. Обладающие каждый своим индивидуальным градиентом и оттенком хрупкие камни омертвляли все старые воспоминания самым жестоким образом так, чтобы о них как можно быстрее забыли. Если смерть существует, то это точно её цвета. Цвета смерти.
При осторожном соприкосновении голой руки с графитовыми сталагмитами, кажется, чувствовалась вся вибрирующая внутренняя борьба горизонта прошлого, чьи осколки медленно и тихо гибнут под натиском новых иных событий. Что-то невероятное, выходящее за рамки обычной жуткой катастрофы пытается как можно быстрее, совершенно нагло пользуясь префабами, изменить хаотичный и быстродвижущийся мир с голубым небом на тёмный, полный разной невообразимой и, возможно, опасной графитовой флорой. Не понимать, что вокруг тебя – вот это страх.
Снега здесь почти не было, что не скажешь о падающем с неба пепле, так раздражительно впитывающимся в недавно высохшую одежду. Маленькие части тёмного дыма стеной обрушивались на голову без предупреждения, оставляя после себя трещины в бескрайнем небесном пространстве, представляя его как нечто осязаемое и не столь далёкое. Казалось, что взобравшись на достаточно высокое здание можно было прикоснуться к холодному потолку мира без каких-либо трудностей, за чем, обязательно, должно было стоять нечто более крупное и умное. А сталагмиты, являющиеся залитым слезами глазам в виде идеально правильных треугольников, узнавались лишь после исчезновения белой и очень неприятной дымки. Величественные гиганты со слегка серым оттенком стремились к верху для исполнения своего предназначения пришедшего с противоположной небу стороны: вонзиться в хрупкий слой между двумя разными пространствами и излить на потерпевшую уже и не без того много боли землю чёрный как сам дым вязкую жидкость.
Секундная стрелка была впереди всех приобретаемых страхов, а также впереди всех поставленных целей. Её тиканье слышно даже сквозь натянутые до хруста ткани пространства, а ускорения придавала постоянная и полностью сознаваемая мучительная боль, осознание чего приходит только в процессе отдачи.
Маленькая кровавая река полная страданий и ненависти заканчивается у груды камней за большим, воткнутым в землю, фрагментом стены, отвалившийся от дома и упавший прямо на некогда жилую улицу. Невероятные яркие жёлтые блики отскакивали от не менее удивительного целого витражного стекла в виде небольших квадратных панелей, коих было чуть больше двух десятков. Раненный дополз до этого места, и точно сейчас находится неподалёку отсюда, наверняка израсходовав все драгоценные чистые бинты из украденной сумки. Пыль давно осела. Следов не видно.
– Скажешь что-нибудь? – в полголоса спросил Владислав, осматривая своё оружие.
– Есть ли смысл? Мне сказать нечего.
– Интересно…
И вновь неловкое затишье.
– Всё в порядке?
– Да, дай мне минуту. – тяжело дыша, Владислав пытался размяться.
– Просто я…
– Просто помолчи, мне нужно сосредоточиться. Убивать людей, знаешь ли, дело не простое. Столько мыслей.
– Да, конечно. – Филипп опустил глаза к земле, не находя себе места.
– Что ты делаешь? – запинаясь, произнёс Владислав, как только увидел неуклюже крадущегося позади него Филиппа.
– А ты что делаешь? – вкрадчиво ответил он призраку.
– Пытаюсь осмотреться вокруг…
– А я за тобой иду… – он продолжал говорить спокойно, до сих пор не понимая, что он делает не так.
– Стой. Нет-нет-нет, ты, видимо, всё не так понял. Если мне когда-нибудь выпадет шанс подставиться под пули, то это точно будет не ради тебя. Будь добр, спрячься где-нибудь под камнями и попытайся не умереть, ладно?
– Разве моя помощь тебе не нужна?
– Нет! – вздохнул Владислав.
Громкие шаги парня в белой простыне били по расходящейся в разные стороны голове Филиппа, оставляя горький осадок в виде тёмных острых отголосков. Такие вещи он запоминает лучше всего, продолжая кричать внутри себя от боли и от невозможности отбиться от всех заглушающих его свет негативных пятен. Это не было похоже на обычную головную боль от размытой, но очень тяжёлой работы, и, что точно, никаким симптомом страшной болезни они тоже не является. Краски внутри хрупкой коробки стекали с белых стенок куда-то внутрь, оставляя постоянно прибывающий поток
