она пытает меня о Яне? Я вспомнила слова Златы и, выждав немного, сказала прямо:
— Думаю, что большинство ошибается.
— Хм… В чем твой секрет, непростая девочка? Кто ты на самом деле? И не смей солгать — перед тобой стоит королева, матриарх, самая главная и самая злая сука, Хельга Один.
— Нашли чем пугать. — Я нисколько не смутилась вызова. — Перед вами стоит дочь Великого Морса, некромантка, наследница дара виденья смерти, воззвания мертвых и их упокоения, Ева Нольд.
Сухой и трескучий смех старухи разнесся в пространстве воздуха едва ли не с эхом! Как раскат грома! И по коже пошли мурашки, будто она способна еще и разразиться близкой молнией. Я не ждала, что женщина полузверь в меня плюнет с презрением, не чувствовала неприятия, но не ожидала… радости? Ее глаза сквозь щелки век сияли сапфирами, еще секунда и они вырвутся настоящим синим пламенем и опалят!
* * *
Мы вернулись. Сам Нольд не сомневался, что меня примут. Он был спокоен и просто ждал, а остальная толпа волновалась, и больше всех трясло глыбу-мать. Один, вернув себе строгость лица, равнодушно и хладнокровно подошла к ним и дождалась тишины. Не долго — почти разом за пару секунд женщины смолкли.
— Проводи нас в дом, Алекс, и ответь, как должно гостеприимством избраннице сына. Ева отмечена всеми знаками подлинности его женщины, а по нашим законам — жены.
— Он не может! Не может…
Та задохнулась яростью, но замолкла, когда старуха стальным и тихим голосом уточнила:
— Закон не может? Человека, отмеченного признанием Великого Зверя, избранного Зверем, должно считать частью стаи, принять в клан как равного, со всеми правами законного брака между мужчиной и женщиной. — Слова звучали как сладкие пощечины, против которых не увернуться. — Разве здесь где-то сказано, кто именно из них должен быть полузверем? Он или она — разницы нет. Усмири гордыню… А ты, иди-ка сюда.
Повернулась к Нольду, и, когда тот подошел, цепко схватила за ухо пальцами:
— Удивил, мерзавец! Сукин сын! Хвалю!
— Добро пожаловать…
Могли бы слова завалить камнями наглухо — это бы случилось. Александра Нольд процедила их с такой ненавистью, что я решила — при всей возможности, это будет первый и единственный раз, когда ее вижу. Никогда больше не хотела дышать одним воздухом рядом с ней.
Самой первой через ворота прошла Хельга, второй хозяйка. Замерев, я пыталась понять — есть ли этикет в очередности, и не нарушу ли какое-то там из правил, зайдя…
— Только я должен быть последним, Ева. — Нольд угадал сомнения и одобрительно кивнул: — Все хорошо.
— Я с тобой.
И тут рухнуло…
В уши мне ударили плач и тоненький вой, жалобные и молящие призывы. Несколько шагов по плиточной дорожке сделала, а потом пошатнулась и упала на колени… внезапность и количество оказались такими яркими, что никакая сила бы не помогла сохранить лица и спокойствия! Нольд схватил за плечи, попытался приподнять, но я только еще больше скрючилась и закрылась руками.
— Припадочная…
— Ева, что?
Крошечные точки по всему саду…
Выдержать! Слезы ударили в глаза, горькие и болезненные, будто полоснули острым. Захлебнувшись чувствами, я позволила телу встряхнуться дрожью, а потом скрутила внутреннюю силу выдержки. Смогу! Не сейчас и не пред ними всеми я проявлю слабость! Эмоции… только ли страх можно обернуть в ненависть? А жалость? Бездонную боль, которая схватила за сердце тяжелой хваткой и сжала изо всех сил?
Думать! Сошлось все, что Нольд мне рассказывал о характере и привычках матери, семейных странностях и обязанности иметь наследницу. У меня открыты глаза на все, что Алекс могла скрыть от кого угодно, даже от звериного нюха и чутья, но только не от некромантки! Не пропали мои способности, все на месте, и от ужаса можно только проклясть этот дар…
Я глубоко подышала, успокоилась, и встала обратно на ноги. Меня терпеливо ждали. В глазах Нольда одна тревога, у старой Хельги вопрос. А все прочие кривили губки и либо вообще старались не смотреть, либо пялились как на чокнутую и убогую.
— Госпожа Нольд, проводите меня пожалуйста до ванны, мне нужно умыться.
— Слуги тебя…
— Я была бы вам очень благодарна… — Горло предательски задергалось, едва не перейдя на хрип. — Если меня проводите лично вы.
Ни на кого больше я не смотрела. Уперлась взглядом женщине в спину, шагнув за той следом, и молила Морса об одном — наделить меня способностью в этот момент прожечь ей костюм, кожу, кости и добраться до сердца! Превратить в пепел давно мертвое, что почему-то билось в груди, гоняя кровь.
— Оставь…
Кажется, Хельга ухватила порыв Нольда пойти за мной. И правильно, мы должны быть одни и только одни. Поднялись по ступеням особняка, миновали холл и коридор вглубь. Двери не закрылись — следом шли другие, и я не почувствовала шлейфа поэтому.
— Зайдите со мной, госпожа Нольд… я попросила вас потому, что мне нужен приватный разговор.
— Мне не о чем с тобой говорить.
— Зато мне есть, о чем говорить с вами… — и прошипела негромко: — с тобой, тварь и детоубийца.
Надменное лицо побелело. Я думала, что невозможно стать еще более каменной, но она смогла. Двинула крепкими ногами, как колоссами, сделав шаги внутрь просторной богатой ванны, а я закрыла за ней и собой дверь. В нос ударила мерзкая вонь гнили и разложения — шлейф пяти убийств новорожденных. Детей, которые едва смогли сделать первый вдох, как были утоплены.
А Алекс встрепенулась внезапно, опомнившись, видимо, что позволила себе реакцию, да еще подчинилась приказу. Взгляд вернул надменность, хлестнул яростью:
— Как ты смеешь так со мной разговаривать, дрянь? Как смеешь бросать мне в лицо подобные обвинения? Ты, грязная южанка, не достойна даже быть прислугой в этом доме!
Радужка полыхнула голубым, и я не успела увернуться от удара ладонью. Как кувалдой наотмашь, с полусогнутыми пальцами и острыми ногтями. Меня шатнуло назад, откинуло на дверь, а по щеке полилась кровь из разодранной кожи. Она хотела что-то еще сделать — потянулась к голове, но на этот раз я увернулась и не дала схватить за волосы:
— Тронешь меня, и я умертвлю тебе обе клешни по плечи… и ты, нелюдь, будешь вдыхать вонь своего тухлого мяса всю оставшуюся жизнь.
Гнев! Он очень полезен, когда просыпается вовремя! Во мне все полыхнуло яростью и желанием возмездия, я едва не бросилась сама, чтобы выдрать
