ее в таком положении, беззащитной, полностью в моей власти, поднималось кое-что другое, и это не вовсе не гнев. Ее спас Яруш. Услышав шебуршание возле входа, поспешил туда. Наказание подождет. Надо решить другие, более насущные дела.
Ребята прибыли вовремя, если бы не успели — нас с Евой уже бы не было. Ее точно хотят убить, не схватить, не похитить, а просто снести бедовую башку, которую иногда самому хочется приложить обо что-нибудь, чтобы разум заимела! Вернее, почему иногда, это как раз желание очень постоянное.
Зачем Сораю ее смерть? В чем выгода? У девчонки же после замужества вообще ничего своего не осталось, по нашим законам, все отошло родственникам. Идиотские, конечно, правила, но что уж теперь. Мне нажитого хватало, на богатство я не претендую. Как и на нее, но, кажись, уверенности в последнем уже не так много, как в день женитьбы.
Она бесила до невозможности, особенно, своими выходками, острым языком, дурацкой манерой вечно спорить и буквально ни в чем не соглашаться! Но в тот момент, когда чуть не упала с лошади — еле успел перетащить к себе — сердце сжалось не от понимания, что вместе с ней погибну сам. Черт с ним, раз судьбой предначертано, ничего не попишешь. Но осознание, что в опасности именно она, отдельно взятая мелкая заноза, скрутило внутренности так, что выдохнуть не мог. Открытие оставило неприятный след. Но врать самому себе было не в моих правилах. Я умудрился привязаться к ней, причем, походу, сильнее, чем следует.
Ее все равно не изменить. И ее отношение ко мне тоже. Разберусь с Сораем и отпущу на все четыре стороны.
Я прилег на покрывало, укрылся вторым и уставился в звездное небо, наполовину скрытое листвой. Ева топталась рядом и не спешила присоединиться. Что, боится, что начну лапать?
— Долго там стоять будешь?
— Эм… не знаю, — раздалось нерешительное.
Замерзла ведь, дурочка. Хотя становиться рыцарем из сказки и уступать ей место, ночуя на голой земле, я не собирался.
— Иди сюда. Жрать тебя не буду, сытый.
Гордо фыркнув, чем вызвала улыбку, которую, к счастью, не разглядеть в темноте, она медленно подошла к импровизированному лежбищу.
— А может…
— Что?
Не скрою, дразнил ее, сам не понимая, для чего. Опять ведь вопить и ругаться начнет.
— Ну…
— Что «ну»?
— Ничего! — психанула она и осторожно, чтобы ненароком не прикоснуться, улеглась на покрывало, кое-как натянув сверху еще одно.
Разумеется, спиной ко мне. И тут же демонстративно захрапела.
— Издеваешься? — вспылил уже я.
— Что такое? — невинный голосок раздражал до дрожи в руках.
— Рот закрой и спи!
— Вообще-то ты сам со мной разговариваешь!
— Я молчу. Спи.
— Больно надо с таким общаться, — пробурчала ведьма и, рванув, закуталась в верхнее покрывало, как в кокон, оставив меня без оного.
Ну что за вредина, а?!
— Если я умру от переохлаждения, ты отсюда сама не выйдешь, — равнодушно сообщил я, силясь с желанием перевернуть эту заразу на спину и доказать, как сильно она меня достала. Несколько раз подряд.
— Мне так не повезет, — протянула Ева с сомнением.
— Ладно, проверим, — притворно вздохнул и закинул руку за голову.
Повисшую тишину нарушал стрекот насекомых и журчание ручья. Прошло довольно много времени, и я уже решил, что она уснула, когда неугомонная девица снова зашевелилась, ворча при этом:
— Как же сильно ты меня бесишь! Вот просто невозможно! Невыносимо! До одури!
Все эти эпитеты я бы легко направил по отношению к ней, только заменил бы «бесишь» на что-то более приземленное… физическое…
Млять, неужели рядом с ней я отучился думать верхним умом?!
— На, держи, — край покрывала упал на грудь. — Забирай хоть все! Угрожает еще тут мне!
— Угрожаю, что замерзну?
— Отвяжись уже!
— Ты же со мной разговариваешь.
— У тебя глюки. Это не я. Отвали!
Вот и поговорили. Порой казалось, что она специально провоцирует, а порой — что такой характер и есть ее суть. Что у всех одаренных беды с башкой, понял давно, но до какой степени может дойти их придурковатость? Надеюсь, никогда не проверю. Хотя задница чувствует обратное.
Я честно постарался уснуть, выровняв дыхание, но рядом с Евой это было крайне сложно. Она-то, судя по тихому сопению, уже провалилась в сладкий сон. Осторожно приподнялся на локте, чтобы посмотреть: правда спит? Глаза давно привыкли к темноте, и в такой близости легко было различить чуть подрагивающие ресницы, будто ей снилось что-то волнующее, и губы, сомкнутые в тонкую упрямую линию.
Она дернулась, то ли отталкивая кого-то, то ли, наоборот, притягивая, засучила ногами. Гребаные черти, она что, и в спящем виде не даст мне покоя?!
— Евааа, — прошептал тихонько, чтобы не напугать. Мне же может быть хуже, не сомневаюсь. — Ева, все хорошо?
Вопрос из разряда тупейших, но ничего другого в голову не пришло. И вообще стало не по себе от озабоченного выражения лица мелочи. По-моему, она вот-вот заплачет. Значит, сон не слишком приятный, и можно смело вырывать оттуда, без угрызений совести.
— Ева, — провел пальцами по волосам, вечно лохматым, будто она про гребни никогда не слышала, коснулся скулы, щеки, подбородка. — Это просто сон. Все хорошо.
Она мотнула головой, чуть не врезав мне лбом по носу, снова откинулась на покрывало, грязно выругалась и только потом приоткрыла глаза.
— Что, уже уходим?
— Нет. Мне показалось, что тебе снился страшный сон. Ты пищала.
— Не придумывай. Я не пищу, — будто сквозь дрему пробормотала девчонка. — Но было страшно, это да.
Видимо, так до конца и не проснувшись, она перевернулась на другой бок, лицом ко мне, закинула ногу на мое бедро, а руку — поперек груди, и уткнулась носом в плечо. Еще и сладко причмокнула. Млять! Отшвырнуть бы наглую ведьму, пусть спит на своей половине. Не привык делить свою кровать, не считая утех, с кем бы то ни было. И сегодня уже вряд ли получится уснуть.
ГЛАВА 25. Под открытым небом
Адриан
Перед рассветом, то есть, в самый темный час, проснулся как от толчка. Осторожно повернулся к Еве — та так же сладенько посапывала, устроившись на сгибе моего локтя. Лежал без движения достаточно долго, чтобы возможные наблюдатели поверили, что снова уснул. Но никаких поползновений в нашу сторону. Только обычный шум ночного леса и воды. Ничего лишнего.
Девчонка что-то пробормотала и опять закинула ногу, попав сгибом по самому важному месту. Охнул, когда острое колено врезалось в пах, а эта чертовка даже не проснулась! Во сне она раскуталась, подол задрался, и теперь в темноте было хорошо видно очертания светлой
