верит она, то я в лепешку разобьюсь, но обеспечу ей все условия, чтобы она не расстраивалась. Хочет она счастливых детей, значит она получит для этого все возможности.
В интернате сейчас было тихо. Вторая смена еще в школе, а первая делает уроки. Я быстро нашел Таисию Львовну, которая в актовом зале отчитывала одну из воспитанниц и попросил отправить ко мне всех провинившихся. И хорошо, что здесь один кабинет, потому что, чем ближе ко мне находится Дамира, тем для меня лучше.
Первым в кабинет вошел…
– Кощеев? Что на этот раз? – Я совсем не удивился.
– Снова сбежал на ночь, – вздохнул он, не решившись отойти далеко от двери. – Но я ушел, когда еще светло было, а потом мы с лешим засиделись, и… вот, – он развел руками.
– Вот, полюбуйтесь, Дамира Алмазовна, – повернулся я к девушке. – Систематическое нарушение правил. Что будем делать?
Мой ЛИЧНЫЙ секретарь поднялась на ноги и обошла парня, который настороженно за ней наблюдал.
– Наказывать, – кивнула она, явно что-то для себя определив.
– Уборка урожая? Сбор трав в лесу? Помощь на кухне? – Перечислил я варианты.
– Нет. Сколько у вас здесь живет маленьких детей? – Повернулась она ко мне.
– Сорок три ребенка дошкольного возраста, – я сложил руки на груди, внимательно наблюдая за Дамирой.
– Отлично. Наказание будет заключаться в чтении сказок, – улыбнулась моя секретарша.
– Чего? – Опешил Кощеев.
– Сказки, говорю, на ночь будешь читать. Список литературы тебе выдаст… Арина Владимировна. А ты каждый вечер в течение… двух недель будешь читать детям в слух, чтобы они спали лучше, – ее улыбка стала шире.
Я только тихо хмыкнул.
– Если будут жалобы, то следующее наказание буду назначать уже я. Иди, – махнул я рукой и парень буквально вылетел из кабинета. – Дамира Алмазовна, вы, оказывается, очень суровы, – заключил я.
– Вы сами сказали, что с ними надо построже, – пожала она плечиками.
Подобное наказание получили и все остальные. Только некоторые должны были читать в более старших группах более взрослые книги. Кажется, тех книг, что мы купили, будет недостаточно. А если все получится, и дети увлекутся, то нужно будет значительно увеличить книжный фонд библиотеки.
– Вот так вот, – Дамира явно была довольна собой, когда мы уже подходили к особняку. Так как моросил мелкий дождь, то я держал над ее головой зонт. – Стоит немного изменить подход, и дети сами будут меняться. Если ребенок не будет напуган грозящим наказанием, то и остальных глупостей делать не будет.
– Это вряд ли, – пробормотал я, стряхнув капли с зонта и войдя в дом следом за ней. – Страх все равно нужен. Это один из основных инстинктов самосохранения.
– Какая будет польза, если дети будут бояться наказания? – Я помог есть снять плащ и повесил его рядом со своим.
– Дети будут более послушны, – ответил я.
– Послушный ребенок – не значит счастливый, – парировала она. – Сейчас дети очень зажаты. Вы про них знаете только то, что они сами готовы показать. Но вряд ли они будут рассказывать, что делается у них внутри. А ведь это очень важно, потому что, когда наступит подростковый период, можно будет хоть как-то контролировать его. Ребенок просто будет знать, что он сможет обратиться к взрослым со своей проблемой и его выслушают. А, может быть, даже помогут.
Я не стал спорить. Все равно пока неизвестно, куда нас данный путь занесет. Но с Дамирой были согласны и Арина Владимировна, и Вероника Родионовна. Даже Вера Родионовна одобрила данный план, когда я отправил ей его по электронной почте.
Я все больше стал любить ужины. Если раньше мы с Тихомиром просто молча поглощали пищу, то сейчас трапеза проходила в неспешной беседе. Говорить мы могли о чем угодно. Дамира часто спрашивала у детей их мнение по тому или иному вопросу, интересовалась, как они провели день. За всех отвечал Тихомир, но девочки тоже старались показывать информацию жестами. Вообще, их бы повторно обследовать, потому что я не уверен, что немота двойняшек только психологическая. При таком отношении Дамиры к ним они давно должны были заговорить.
А вот ночи я стал просто ненавидеть. Унылые, постылые, одинокие. Когда выламывает все тело от тяги к ней.
После ужина Дамира, как всегда, шла в библиотеку, куда я так же докупил книги, выбирала сказку и отправлялась в спальню девочек. Туда же уходил и Тихон, который садился на пол и слушал, как читает девушка. Я тоже садился на пол и слушал. Правда, на пол у двери в коридоре. Если войду, то та непринужденная атмосфера, в которой они сейчас находятся, сменится напряженной и тревожной. Девочки не очень охотно допускали меня на свою территорию. Поэтому я и сидел в коридоре, слушая уютный голос Дамиры. И мечтал.
Но сегодня я не просто мечтал. Я прорабатывал план ее завоевания. Лохматов дал мне неделю времени (у него самого вообще-то месяц был) на решение личных проблем. Мне нужно хотя бы высыпаться, чтобы эффективно функционировать дальше.
Когда Дамира дочитала, из комнаты вышел Тихомир. Увидев меня подпирающим стену, он даже не удивился. Не первый раз меня здесь видит. А Дамира сейчас еще несколько минут побудет у девочек и уйдет к себе. Если мне повезет, то она спустится, чтобы отнести книгу в библиотеку. И мне можно будет провести с ней еще какое-то время.
Но сегодня книга не была закончена, а потому осталась в комнате у девочек. Я же, заслышав шаги, метнулся в свою комнату и прикрыл дверь раньше, чем меня заметила бы Дамира. Она просто прошла мимо в свои комнаты и закрыла дверь.
Здравствуй, очередная бессонная ночь! Я сходил в спортзал, где истязать себя становилось все сложнее, потому что тело мое теперь состояло из одних мышц, как и полагается приличному оборотню. Так что это место меня теперь не столько успокаивало, сколько делало еще сильнее.
Потягав бесполезные железяки и даже не вспотев, я раздраженно вернулся в свои комнаты и отправился в душ. Холодный душ. Но если бы на меня сейчас падала не вода, а кубики льда, то мне бы это все равно не помогло.
Самое страшное, что дело было даже не в физическом влечении. Это чувство оборотни учатся подавлять еще с подросткового возраста. И с ним я бы легко справился. Но та душевная тяга, которая просто выкручивала всего меня изнутри была настолько сильной и всепоглощающей, что бороться с ней не имело никакого смысла. Это было настолько больше меня самого, что я был всего лишь частью этой тяги. Это пугало, обескураживало и… давало тайную
