городу или ближней деревне узнать. Одежду новую и еды с собой, мы заплатим.
Бирюк внимательно посмотрел на обоих: грязные, уставшие, а стоят и смотрят так, будто хозяева. Этот, что отвечал, на вид покрепче, с мечом на поясе и одет получше; второй, хоть и в обносках, а видно — тоже не простых кровей.
— Деньги мне ваши без надобности, а вот за помощь до деревни довезу, как на ярмарку поеду.
— В чем помочь-то? — спросил второй и оглядел двор, точно прикидывая.
— Колодец новый вырыть надо, старый на скорую руку рыли, вода там не очень. Да все руки не доходили. Сыновья вот выросли, да вы двое, быстро справитесь. А пока рыть будете, у меня будете жить, есть будете с нами. Одежду дам целую взамен вашей.
Бирюк сказал это, чтобы пришлые ушли быстрее, не будут благородные колодец рыть. Но те стояли, переглядывались, будто разговаривали без слов. Тот, что с мечом, повернулся к Бирюку:
— Далеко до деревни?
— Если на лошади, то един день пути, а пехом — все три.
Снова думали. Бирюк уже радоваться начал, что откажут и уйдут своей дорогой, а они взяли и согласились.
Назвались Аском и Улраном.
Сказал им, чтобы сыновьям помогли траву разгрузить и раскидать в тени сушиться, потом показал, где колодец будет. Тот, что Улраном представился, не согласился с местом, на другое указал, сказал, что там лучше, и от нужника дальше, вода чище будет. А тут как раз Яра с обедом подоспела. Сели все за стол, он ел похлебку с хлебом, козий сыр и вареные яйца, а сам косился на пришлых. Видно было, что голодные, а ели аккуратно, благородные, одним словом. В голове билась, не давала покоя мысль, что слышал он где-то про двоих, искали кого или нашли, не мог никак вспомнить.
После обеда новое место разметили и начали копать. До темна провозились. Вечером сыновья воды в баню натаскали, затопили — помыться с тяжелого дня. Хотели все вместе, одним паром помыться да спать лечь, ан нет, не пошли пришлые со всеми, сказали после помоются. И ладно, ему с семьёй самый пар достанется. Яра им постелила на сеновале. Ночи теплые, не замерзнут, а в дом незнакомцев пускать не хотелось.
Утром снова за работу принялись. Старший, Гор, отцу помогать пошел, с бродягами остались средний — Немтырь, и младший — Услюм. Старшие рыли, младший вынутую землю отвозил. Пока управлялись, слышит, дудит кто-то на дудке-пищалке. Опять Немтырь за свое! Говорить не дали парню Светлые, а чуть минутка выдастся — из тростинки смастерит пищалку и наигрывает себе. Знает, что не любит отец этого, прячется постоянно, а лезет из него эта дурь, никак не выбьешь! Вот и сейчас, думает, при чужих не поднимется рука.
Бирюк решительно пошел к работникам. Так и есть! Бродяги сидели, слушали, как этот бездельник наигрывал, и сами не работали, инструменты в сторону отложили. Такая злость Бирюка взяла, что подскочил он к сыну и от души приложил кулаком, Немтырь аж кубарем покатился. Пришлые вскочили, и вместо того, чтобы за лопаты браться, не злить его, к этому паршивцу бросились. Стали перед отцом, не дают сына проучить как надо!
— Что он тебе сделал?
Улран стоял, грозно хмурился, точно барин на холопа. Да только ошибся, Бирюк не чьим холопом не был и не будет, одним взглядом его не испугать.
— Это дело семейное, не лезь в него! — не сказал — прорычал зло.
Тут и Аск стал рядом, Немтыря собой закрыл, а тот стоял, башку опустил, только кровь из разбитой губы стекала, да синяк на скуле наливался, знал, паскуда, что виноват! А эти двое стояли с таким видом, будто в бой идти собрались. Отступил Бирюк от них. Ничего, поганец вечером в его власти будет. Знает, что отец не успокоится, пока от души не накажет, пусть подождет, помучается. Сплюнул на землю.
— Неча рассиживать, копайте дале, — бросил сквозь зубы и пошел прочь, мимо притихшего Услюма с пустой тачкой. Так и бы и врезал ему, чтобы зло выпустить, но нельзя, батя покойный учил, что наказывать только виноватого надоть, на невиновном не след зло срывать.
Пока шел — чуть остыл, но в голове снова червем засвербело, слышал, как говорили на ярмарке что-то…
За день несколько раз наведывался, смотрел, как дело идет. Споро копали, оно и лучше, когда никто не свистит рядом. Разгорячились все от работы, рубахи скинули, а у этих двух спины исхлестаны так, что места живого нет, хоть и зажило, а рубцы все одно видно. В голове как щелкнуло. Вспомнил он, что герцогские слуги разыскивают двоих, деньги обещают хорошие, по тысяче монет за каждого. До самого вечера молчал, обмозговывал, ежели это они, которых ищут, то он мечту свою давнюю исполнит, и ждать долго не надо. Бирюк давно мечтал, прям до головной боли хотел, деревню под себя подгрести, да каменный замок поставить, пусть небольшой, но все же. Прадед его с землянки в лесу начинал, а он хозяином заделается, пусть не велика корысть в той деревне, а на душе приятно. Даже Немтыря трогать не стал на радости, пусть его, всегда успеет поколотить.
Вечером, как все улеглись, позвал Гора, старшего сына.
— Чего приключилось? — спросил тот, позевывая.
Оглянулся, чтобы точно никого не было рядом, но, для верности отозвал от избы подальше, и зашептал:
— Приготовь веревок крепких, да телегу приготовь, но так, чтобы остальные не узнали. Как только эти бродяги колодец закончат копать, их связать надо и в город повезем.
— Чего удумал, батя? — удивился Гор.
— На ярмарке были, слыхал, глашатай кричал, будто двоих ищут и награду обещал?
— Слыхал, — старший озадаченно поскреб затылок.
— Они это, — махнул рукой в сторону сеновала. — Точно они!
Глаза у сына радостно заблестели. Знал, шельмец, о мечте отцовой, знал, что в каменный дом за него любая девка пойдет, и даже жениться не надо будет, ежели не захочет.
— Ну ты, батя и голова, — протянул довольно.
— Только тихо, ни одна живая душа чтобы не знала до поры до времени, ни Услюм, ни Немтырь.
Гор кивнул, соглашаясь с его словами и настороженно оглядел пустой двор, залитый лунным светом и вершины деревьев над частоколом. Только комары да ночные птицы были свидетелями их разговора. Осторожно, чтобы не скрипнуть половицами, зашли в дом и разошлись по своим углам. Никто не видел, как легкая тень скользнула вдоль стен и бесшумно исчезла возле сеновала.
* * *
Ивон проснулся от того, что
