Я покачала головой. Само по себе слово было простым, но объяснить значение я бы не смогла.
- По указу короля Апиро, дедушки ныне здравствующего Ариго, каждый пребывающий в здравом уме и твердой памяти старший из рода может указать наследника своего имущества и земель рода на специальном бланке с королевской печатью в присутствии свидетелей, это называется завещанием.
Я кивнула. Об этом я знала. Ситуации, когда завещание нарушало традиционные нормы наследования, были крайне редки, но случались.
- В случае с заветом все немного иначе, - Дрейко положил руку на ручку двери, - Завет – это форма магического завещания. Старший из рода может наложить некое… требование на наследников крови. И здесь речь не идет о риске потери имущества и земель. Это кровное проклятие, Агги. Родовое кровное проклятие, цена которому – жизнь. Никто, кроме создавшего завет, не может его снять, а иногда он не снимается даже после смерти создателя. В нашем роду старшей из рода уже несколько десятилетий была моя бабушка. Она…тяжело больна, практически не встает и…ее сознание замутнено безумием. Я не знаю, почему она сделала это. Мы даже не можем ее спросить! – Дрейко взглянул на меня с отчаянием и открыл дверь.
После столь долгих предисловий и разговоров о проклятиях я ожидала увидеть убранство ведьминской хижины. Но мы попали в чистый пустой кабинет, практически посередине которого стоял массивный деревянный стол. На полу лежал ковер строгой бордово-коричневой расцветки, вдоль стен – стеллажи с книгами, несколько стульев, тоже массивных. На столе чернильница с перьями. Я вопросительно обернулась к мастеру – он подошел к столу и, присев на корточки, стал сражаться с замочком на одном из внутренних ящиков. Я подошла поближе. Идеально чистый и готовый к работе на первый взгляд кабинет при более близком рассмотрении оказался покрыт пылью, чернила в чернильнице давно и безнадежно высохли, документы, лежащие на столе в идеальном порядке, пожелтели. Мне стало не по себе.
Наконец, Дрейко открыл ящик и вытащил самый настоящий пергаментный сверток – хрупкий, хрусткий свиток темной и старой на вид бумаги, осторожно развернул на столе – буквы были самыми обычными, разве что слишком ровными, словно писал специально обученный каллиграф – такие были на королевской службе, ну а все остальные писали кто во что горазд.
- Читай, - просто сказал мастер Дрейко.
Я вчитывалась в короткий текст снова и снова. Не то что бы была удивлена или обескуражена, скорее, никак не могла уловить некую простую и в то же время важную мысль.
Глава 34.
Внезапно распахнулась дверь – не та, через которую вошли мы с Дрейко, другая, незаметная, маленькая узкая дверь в стене между двумя стеллажами. Распахнулась резко, словно человек, стоявший за ней, пнул ее ногой. И в кабинет вошла женщина.
Меня непроизвольно передернуло. Женщина была стара и больна, скрюченная почти под прямым углом, она опиралась на диковинную деревянную конструкцию, напоминающую табурет без сидения на длинных ножках. Длинные желтовато-серые волосы спускались по вдоль ее лица почти до самого пола. Белое одеяние – не то платье, не то плащ, - чистое и свежее, но когда она подняла до этого направленное в пол лицо, я чуть не вскрикнула, так как кожа пожилой леди была покрыта какими-то струпьями, язвами, ранками, влажно поблескивающая красно-серая кровавая маска, на которой выделялись глаза, удивительно юные и живые.
Увидев меня, она замерла на мгновение, а потом затряслась, захрипела, словно безуспешно пытаясь выдавить из себя какие-то слова, тыча в меня пальцем, настолько же изуродованным, как и лицо.
Мастер Дрейко кинулся к женщине, попытался увести ее обратно, безо всякого отвращения ухватил за руку, но она вдруг с неожиданной силой отпихнула юношу, загораживающего меня.
- Зораг! – прохрипела она, - Зораг…ты родила чудовище!
Картинка из разрозненных кусочков мигом сложилась в моей голове.
- Леди Лукан? – я вглядывалась в женщину, которая должна была быть ровесницей леди Сертон, но выглядела раза в два старше. Мне стало безумно жаль женщину, сначала оставленную любимым человеком, потом, очевидно, потерявшую законного супруга, а также подхватившую такую страшную болезнь, изувечившую тело и разум.
Неудивительно, что в завете леди Лукан Виртон значился категорический запрет на заключение брака между представителями рода Виртон и рода Лиан.
- Зораг! – старая женщина протягивала ко мне трясущуюся руку, тонкую, почти костлявую, - Зораг, прости меня, прости, прости…я не хотела, чтобы ты умерла, не ты, а она, это чудовище, она не человек, ничто ее не берет…
Дрейко, замерший на несколько мгновений, пришел в себя.
- Бабушка, вам надо вернуться к себе, - он протянул руку к пожилой леди, но та отшатнулась.
- Не трогай меня, - хрип сорвался на визг, - Не трогай, иначе ты тоже, тоже можешь… Лиан! Держись подальше от проклятого рода, рода зеркал, тебе нельзя, нельзя…
- Кто такая Зораг? – повернулся ко мне Дрейко
- Ма..Бабушка леди Адон, - споткнулась я, но Дрейко явно не был в курсе давней истории.
- Мать леди Сертон?
Я не успела остановить его, ожидая чего-то страшного. Не просто ожидая – твердо зная, что оно, страшное, вот-вот должно произойти. Леди Виртон среагировала на имя мгновенно – дернулась всем телом, как старое дряхлое дерево, в которое попала молния, затряслась и вдруг швырнула в меня деревянный «табурет». Я едва успела отвернуться, а леди грузно опустилась на землю и что-то бормотала, завывала, закрывая руками обезображенное лицо.
Дальше Дрейко схватил меня за руку и чуть ли не на руках вытащил из кабинета, отвел в какую-то пустую безликую комнату, умоляя подождать какую-то горсть, уверяя, что сейчас приведет целителя – плечо, в которое прилетели ходунки старой леди, немилосердно ныло, но после всех злоключений последнего времени это казалось такой мелочью. Хотелось просто подумать, но Дрейко, метавшийся туда-сюда, наводил суету. Я категорически отказалась от целителя, а после того, как леди Лукан была успешно водворена в свои покои и обеспечена охраной, попросила спуститься в парк – огромный замок начал давить на меня до почти физического ощущения удушья.
Мы молча шли мимо сюрреалистических геометрических деревьев. Несмотря на то, что в замке и его окрестностях находилось огромное множество людей, парк оказался совершенно пустынным – как пояснил Дрейко, прогулки по парку являлись привилегией именно членов семьи Виртон, да фамильных садовников, которых оказалось вовсе не десять, а только трое, и все из одной семьи. Геометрические деревья были произведением садового искусства, но мне они не нравились. Я сама росла как дикое дерево и чувствовала болезненную ломоту ветвей, заключенных в проволочный корсет человеческих вкусов и правил.
Мы говорили о посторонних вещах, избегая касаться больной темы. Агген не должна была страдать из-за каких-то давних событий, из-за дурацких проклятий полусумасшедшей женщины. Сказать по правде, ни в какие проклятия мне не верилось, но Дрейко, судя по всему, верил. Он посматривал на меня, видимо, удивляясь моему спокойствию. Наверное, стоило бы разыграть слезы, может быть, твердо потребовать возвращения домой, но мне так хотелось обдумать все сейчас. На реплики юноши я отвечала все более невпопад, и он наконец замолчал.
Мы остановились у небольшой полянки с ровным изумрудно-зеленым газоном, травинка к травинке. По периметру поляны были высажены желтые пушистые лютыши. Дрейко вдруг наклонился, собираясь сорвать цветок, и я перехватила его руку.
- Ты что?
- Венок хотел сплести, - растерянно сказал Дрейко.
- Не рви, пусть растут.
Он все стоял и смотрел на меня, смотрел, смотрел.
-Ты не Агген. – лицо мастера, красивое, даже чуть женственное, подрагивало, словно он собирался вот-вот разреветься. Волнистые светло-русые волосы, почти такого же цвета, как и у Агген, спускались до плеч. Дрейко смотрел мне в глаза, не было возможности отвести их, выиграть время, подумать. Он любит Агген, - мелькнула мысль, - что такого страшного, что он узнает? Меня заставляли хранить тайну, но в ней нет ничего постыдного. Не Дрейко же пытается убить ее… Что-то тихонько звякнуло в голове, тревожно и просительно, но Дрейко ждал ответа. В любом случае, не мне рассказывать ему, это право Агген, а семья Лиан недвусмысленно рассказывать запретила. Я молчала. В этом, наверное, моя ошибка. Я слишком много молчу, вот окружающие и наделяют мое молчание своими мыслями. Сначала Дэро, теперь вот Дрейко.
