— Это как, интересно!
— Они вмешались в процесс эволюции. Они принялись скрещиваться с людьми. Они… Да что там говорить!
Цыганка взмахнула рукой, и я закатила глаза. Серьёзно, да? И спросила:
— А от меня-то тебе что надо?
— Расти ребёнка. Я не смогу всякий раз быть рядом.
— Я задала тебе вопрос! — разозлилась я. — А ты опять отговорки мне даёшь!
— Говорила уже — тебе не объять. Езжай домой и расти ребёнка. Он — главное!
И цыганка выскочила из скорой, взметнула яркой юбкой, исчезла из виду.
Я спустила ноги с кушетки, аккуратно встала. Ратмир мотнул головой, будто очнулся от ступора, и спросил:
— А где эта… Ситарка?
— Кто?
Я протянула ему руку, чтобы помочь встать, но муж сам ловко вскочил на ноги. Ответил:
— Ситарка. Ну баба эта, золотом звенящая.
— Цыганка, — я вздохнула. — Ушла. Мне надо домой… Маму надо растормошить.
— Как ты себя чувствуешь? — он взял меня в кольцо рук, и я на миг прильнула к широкой груди, черпая из сильного тела уверенность. Уверенность, что всё будет хорошо, несмотря на первую жизнь, на странности и на страх за ребёнка.
Вывернувшись из объятий, я быстро тряханула маму за плечо:
— Мамуля! Уходим! Дай телефон, я папе позвоню!
В общем, втроём мы выскочили из машины скорой помощи, и я потащила их за киоск. Мы оказались где-то на окраине города, и теперь надо было срочно звонить папе, чтобы на машине отвёз нас обратно. А ещё не попасться на глаза врачихе из скорой и не получить по ушам за «ложный» вызов!
— Как ты, доченька? — волновалась мама, пока я звонила папе. — Всё прошло? Но так не бывает!
— Как видишь, мам, бывает. Папа? Мы тут на улице… ммм… сейчас гляну! А вот, Новогиреевская! На пересечении с шоссе Энтузиастов… Да, ждём.
Сбросив вызов, я взяла маму за руку:
— Как твоё давление?
— Всё в порядке, — отмахнулась она. — Ты же чуть ребёнка не потеряла!
— Да, но… Похоже, у кого-то долгоиграющие планы на этого ребёнка.
Я глянула на Ратмира. Он стоял, сжав руки в кулаки, и на его лице сменялись разные эмоции. От непонимания до гнева через страх. Я обняла его, а муж спросил напряжённо:
— Кто? Кто хочет забрать моего наследника? Ты дала обещание первенца?
— Нет, милый мой, нет! Но это странная история.
— Диана, о чём ты говоришь? — вступила мама. — Какие планы? Ты недоговариваешь!
— Мамуль, я сама ещё ничего не знаю. Но я разберусь, обязательно!
Обняв ладонями живот, пообещала кровожадно в пустоту улицы:
— Я уничтожу каждого, кто захочет отнять у меня ребёнка!
— Любая, — Ратмир обнял меня, словно укрыл от всего мира, а я устроилась в его руках, как раньше, как тогда, в каменном городе, когда мы исступлённо любили друг друга…
Папа приехал быстро — примчался, как на пожар. Хорошо, что у моего папки хотя бы было здоровое сердце, иначе он бы уже слёг от переживаний. И до Лагутина домчал он нас со скоростью звука. А там нас встретили взволнованные бабы.
Забава захлопотала надо мной, как квочка над цыплёнком. Мыська всё вилась рядом, потряхивая хнычущую Отрадушку — у малышки резались зубки и она ныла. Меня уложили на самодельный топчан, покрытый стареньким покрывалом, почти против моей воли — я всё порывалась встать или сесть. Но прибежал Лютик, вскочил на топчан и лёг рядом, уложив голову на мой живот. Буркнул:
— Лежи, хозяйка, лежи, коль говорят.
Мама спросила, присев на топчан:
— Диана, может быть, тебе лучше поехать с нами домой?
— Прости, мамуля, теперь мой дом тут, — ответила я. — Говорила же: не могу их бросить.
— Жена при муже должна быть, — ставила своё веское слово и Голуба, гремя чугунками. Интересно, откуда у неё чугунки? Или в избе нашла? А у меня заурчало в животе. Все услышали. Мама воскликнула:
— Боже, да ты голодная!
— Голодная, — призналась я. — Сейчас бы лося съела!
— Лося не добыл, — виновато сказал Бер. — Были там какие-то твари, аль я таких никогда не видал.
— Рогатые? — заинтересовалась я. Медведь кивнул. Я вздохнула: — Это коровы, их трогать нельзя.
— Я не трогал! — испуганно ответил Бер.
Откинувшись на скатанный из пледа валик вместо подушки, я рассмеялась. На душе стало легко и просто. Мама и папа тут, мои друзья, мои люди, которые прошли со мной огонь и воду, тоже рядом… Лютик ёрзает мордой по животу, уворачиваясь от пинков малыша.
О первой жизни и обо всём остальном я подумаю завтра.
Глава 15. Первая жизнь — 2
Июнь, 6 число
— Оля, как ты себя чувствуешь?
Я знаком велела сиделке перевернуть больную с живота на спину. Помогать не буду — у меня седьмой месяц, надо быть осторожнее. Сиделка Ирина принялась профессионально поворачивать Олю, а та пожаловалась в процессе:
— Не знаю! Никак не чувствую!
Я оценила игру слов и уточнила запрос:
— Как ты ощущаешь своё тело?
— Пока всё так же, — ответила Оля, которую уже уложили на спину и подоткнули одеяло. — Но мне будто неловко, что ты так стараешься, а я всё ещё не могу ходить.
Я рассмеялась, складывая на столик флакончик с маслом жожоба для массажа. Оля смешная, она хочет всё сразу.
— Терпение, девочка, — фыркнула, приблизив к её губам джойстик управления кроватью. Оля ухватила его губами, подняла изголовье и спросила:
— Фотографии готовы?
Ирина кивнула, подвинув к лицу Оли монитор от компьютера.
Илья Андреевич сработал чётко. Через два дня после запроса у Оли появился ноутбук с управлением глазами, а у меня — два необходимых пособия по неврологии. Одно общее, второе специализированное по спинному мозгу. С этого момента мы начали свои развлечения. Оля просила Ирину снимать цветы в саду, потом переносить на ноут. А потом делала блог в дзене. Я читала. Очень толковые блоги получались!
А я учила неврологию.
Нервы в спинном мозге Оли были иссечены так чисто, что мне понадобилось несколько дней, чтобы попытаться понять, смогу ли я нарастить эти миллиметры волокон. Потом я попробовала. Нервы поддавались восстановлению, но очень медленно. Очень незаметно. Если бы не мой волшебный рентген, прогресса видно не было бы. А так я внимательно следила за изменением цвета.
Черепашьим ходом, понемножку каждый день пламенеющие красные точки в шейном отделе спинного мозга бледнели и успокаивались, не пульсируя в паническом темпе.
Ещё немного — и они сойдутся вместе, сольются, срастутся, как зелёные побеги обрубленных ростков.
Потрепав по холке ластящуюся Силки, я сказала Оле:
— До завтра!
— Пока, Руда! — ответила она рассеянно и обратилась к Ирине: — А в какую папку вы загрузили сегодняшние фотографии китайской гвоздики?
Я оставила их выяснять технические подробности и вышла из дома.
Вечерело. Закатное солнце уже не сияло, а светило ночником — мягко, устало, прощаясь с землёй. Лютик ждал меня у калитки, старательно отворачиваясь от бродивших вдоль забора кур. Те гребли лапкой траву, внимательно рассматривая глазом джунгли пырея и мокрицы на предмет насекомых. Я запретила собакам даже дышать в сторону кур, коз, кошек и прочей вольно гуляющей по деревне живности, вот Лютик и не дышал.
— Пошли, собакин! — позвала я его. Лютик сорвался с места и догнал меня, радуясь:
— Хозяйка, ура! Наконец-то! Я скучал!
— Я тоже, — улыбнувшись, погладила его между уже вставших ушей. — Голодная, как волк!
— Ой, и я, и я голодный! А дома варят похлёбку!
— Откуда ты знаешь?
— Чую!
Он поднял нос по ветру и принюхался. Потом сказал осторожно:
— Что-то странное, хозяйка.
— Что именно? — насторожилась я, оглядывая улицу. Кроме уже знакомых кур, никого не было. Даже птицы уже замолчали, спрятавшись по гнёздам. Вдалеке забрехала крупная собака, но тут же захлебнулась лаем, и снова стало тихо.
Да, что-то случится.
Но домой идти всё равно надо.
У ворот, которые Могута с Буселом поставили на место и даже запор соорудили, стояла нервная Дара. С момента попадания в современность служанка вела себя тихо, будто её тут и не было. Работала вместе со всеми, в свободное время плела из осоки половички, как научила её Мыська. А вот дочка Дары, Чернава, доставляла мамке хлопот.
