Отвернувшись к оркестру, маэстро словно потерял к слушателям всякий интерес, но тут же опроверг это, полуобернувшись с суровым и строгим выражением лица. Вглядываясь в слушателей он более всего сейчас походил на учителя, поймавшего школяров на очередной шкоде. Кому-то он даже показал излюбленный жест из двух пальцев героев галавизионных боевиков, означавший «Я вижу» и снова замер. Он стоял нахохлившись, настороженно вглядываясь в зал, чтобы в нужный момент словно взорваться, всем телом давая сигнал к аплодисментам. Рукава фрака задрались, да и сам фрак сбился, сполз назад, седые волосы растрепались и стояли торчком, и, казалось бы, Натан Баренбойм должен был выглядеть смешным и глупым. Он же был богом, он царил над музыкой, над своими музыкантами, и над залом, полным людей, которые с восторгом смотрели на то, как он мечется на своем дирижерском пятачке, больше похожий на случайно залетевшую в дом птицу, которая никак не может выбраться наружу. Я смотрела на Натана, пока, в какой-то момент угловым зрением не увидела справа от нас какое-то движение. Я раздраженно кинула взгляд, пытаясь понять, кто мешает остальным наслаждаться музыкой, и поняла, что расплываюсь в самой глупой и счастливой из моих наборов улыбок. Рауль, также отвлекшийся от оркестра, переводил взгляд с меня на причину беспокойства наших соседей, потом шагнул ко мне ближе, и требовательно спросил:
— Мисс Дюбо, мне кажется, или вы действительно знакомы?
Глава 15
Наверное, мне стоило ответить Раулю на его вопрос, попытаться что-то объяснить, но я не могла отвести глаз от двух молодых мужчин, что целенаправленно пробирались к нам через заполненный людьми зал. Близнецы Петька и Пашка, вернее Петер и Пауль Соло, младшие сыновья барона Хольм. Старшего их брата, Хана, я никогда не видела, но у кузины Сони его имя, почему-то, всегда вызывало нездоровое веселье.
Когда мы виделись в последний раз, близнецы хоть и были еще кадетами Императорской Академии, но уже приковывали к себе девичьи взгляды. Теперь же они стали настоящими франтами. Черные мундиры с обильной серебряной отделкой, смотрелись гораздо богаче того, что был на Рауле. Белые брюки придавали облику парадности. Каштановые кудри, в обычной жизни принимающие форму вороньего гнезда, сегодня были уложены волосок к волоску, бачкам была тщательно придана необходимая форма, но более всего меня поразили усы. Тоненькие усики, которые тоже были тщательно уложены и подкручены на концах. Смех удалось сдержать неимоверным усилием воли. И все же, когда Петер (или Пауль?) добрался до нашей компании, и попытался залихватским жестом в стиле исторических галафильмов подкрутить усы — я не выдержала, и позорно прыснула, уткнувшись носом в букет, и, в очередной раз пожалев, что веер так и остался в моем ридикюле, лежащем на диване рядом с тетушкой.
— Тетушка, позвольте представить вам Петера и Пауля Соло, сыновей барона Хольм с Татуина, друзей нашей семьи. — Начала я процедуру представления братьев заметно оживившейся тете Гасси. — Моя тетушка Агата Дюбо, виконтесса Сен-Мар.
Петер и Пауль синхронно склонили головы и устроили шутливую потасовку за право первому приложиться к тетушкиной руке.
— Милочка, ты и правда их различаешь? — Казалось, внешняя похожесть братьев Соло немало позабавила виконтессу.
Я уже было хотела признаться, что после долгого перерыва, вот как сейчас, мне требуется некоторое время, чтобы понять, кто из братьев — кто, но Петька меня опередил.
— Увы, из всех наших знакомых только Амели и её кузина Соня способны отличить нас с первого взгляда.
Рауль, про которого за радостью встречи я почти позабыла, хмыкнул, и Петька с Пашкой тут же восприняли это как сигнал, чтобы обменяться с ним оценивающими взглядами. Я только вздохнула про себя, решив, что надо как-то сгладить возникшую напряженность, как Рауль меня опередил.
— Мы представлены, — сухо уведомил он. — Мое почтение, господа.
Под бравурные звуки марша поклон у всех троих получился на загляденье, прямо хоть в учебники по этикету заноси — ничего лишнего, никаких вольностей, но на секунду я явственно услышала треск наэлектризовавшегося от их взглядов воздуха. Призвать разыгравшееся воображение к порядку мне удалось не сразу. Увы, приходилось признать — симпатии между братьями Соло и Раулем не случилось.
Бурные аплодисменты, свидетельствующие об окончании марша, разрядили обстановку и позволили переключить внимание на оркестр, и, конечно же, на маэстро Натана, который кланялся не менее артистично, чем дирижировал залом. Отвлек меня Петька вопросом, заданным неожиданно витиеватым слогом:
— Мисс Дюбо, позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас на котильон?
— Да, конечно, — удивленно отозвалась я, принимая его официальный тон и открывая бальную книжечку, в которой, к моему тайному огорчению, не было ни одной записи. — Какой из котильонов вы, мистер Соло, предпочитаете?
— Ближайший, — неожиданно хитро улыбнулся мне Петер, и подставил руку. — Поторопимся, ma chère.
К моему огромному облегчению, никак не дававшаяся мне сложная система расстановки танцующих на императорском балу, оказалась головной болью не столько танцоров, сколько распорядителей — нам с Петькой не только указали необходимое место на паркете, но и проследили, чтобы мы заняли именно его. На этом неожиданности от братьев Соло не кончились — как только мы развернулись друг к другу для поклона, Петька с невозмутимым видом заметил:
— Птичка просила передать тебе привет.
Клянусь, в этот момент я бы так и застыла в книксене, если бы Петька, с улыбкой, не потянул меня за руку, заставляя встать.
«Петька все-таки голова», — думала я, кружась в вальсе с участником моего первого и единственного подросткового бунта. — «Вальсовый котильон „с выбором“ — отличная возможность переговорить без посторонних ушей». Танцевать с Петькой оказалось на удивление комфортно и легко — без сомнения в танце ведущим был он, но танец с ним был скорее равноправным партнерством. И да, этот вальс существенно отличался от вальса в Лукоморье, который я старательно пыталась забыть.
Наконец распорядитель подал команду остановиться, и мы, довальсировав до нашего места, остановились в ожидании. Правила этого котильона были просты — пара, оставшаяся в круге, разбивалась, и дама выбирала кавалера, а кавалер — даму, из которых составлялась вторая пара. Сделав вместе тур вальса, пары расходились — предыдущие выборщики возвращались на свои места, а оставшиеся в круге, в свою очередь, делали новый выбор. Единственное, что требовало внимание — не выбирать уже танцевавших людей, таким образом, рано или поздно тур вальса с незнакомцем или незнакомкой делали все. Первый выбор нас не коснулся, и мы с Петькой получили прекрасную возможность поговорить.
— Ты видел Соню? Когда? Как? — Я понимала, что со стороны мы с Петькой, перешептывающиеся с широченными улыбками, выглядим должно быть странно, но ничего не могла поделать. Радость от встречи со старыми знакомыми, весточка от кузины Сони, молчание которой, не смотря на мое бравирование, оказалось достаточно болезненным — все это рвалось наружу, сквозь светскую маску, которую было просто невозможно удержать.
— Мы летали на Кериму, — отозвался Петька. — Изначально мы летели на Кериму для того, чтобы увезти Соню домой. Её муж решил, что так будет лучше.
— Муж хотел её отослать? Одну? — Опешила я. — Что за бред? Он её совсем не любит?
— С чего ты взяла? — Удивился Петька. — Наоборот. Да я боялся, что на них глядючи, кариес заработаю — такой сироп! Зубы сводило!
— Тогда тем более не понимаю! — Возмутилась я. — Да расскажи ты толком!
— Ну, Сай, муж её, боялся за её безопасность, вот и настаивал на отлете.
— Тогда почему она осталась? И почему он не мог улететь с ней? Что-то изменилось? Ей там больше не опасно?
— Погоди, не все сразу, — взмолился Петер, и тут судьба в виде «водящей» дамы оказалась к нему благосклонна, и Петька отправился в круг, бросив на меня выразительный взгляд.
