Таким образом, к середине лета Аня ощущала себя старожилом Эзмера: её представляли знакомым, с ней обсуждали городские сплетни, её рекомендовали друзьям.
— Аннет кому угодно поможет брак по любви заключить, хоть самому Василиску! — шутили подруги.
— И Василиску пару подберём, — соглашалась Аня, подавляя дрожь. — Может, бедолаге только жены и не хватает, чтоб перестать людей в страхе держать. Женится и переменится: был злобный змей — станет добренький.
Сведения о мифической змее, раздобытые Аней, пока сплошь состояли из слухов. Когда она в очередной раз слышала рассказ о найденном в лесу каменном волке, то невольно втягивала голову в плечи, а когда говорили о разбитой статуе в какой-то пещере и о разгромленной королевской усыпальнице, ей хотелось по примеру Шурика опасливо уточнить:
«Простите, статую с усыпальницей тоже я развалила?»
Но страшнее всего были слухи о фанатиках из секты «Возрождение Василиска», убивающих девушек на алтаре, — описываемые слухами картины чудовищных ритуалов подозрительно походили на те, что Аня как-то раз увидела во сне. В газетах об этих убийствах ничего не писали, только в одном старом выпуске, найденном в городской библиотеке, Аня отыскала статью о массовом жертвоприношении во славу Василиска, совершённом с целью призвать из небытия мифическую змею. Жертвоприношение произошло давно, когда нынешний глава королевской стражи Ригорин Оэн только-только занял свой пост, сменив отца. Видимо, по молодости лет глава не сумел предотвратить утечки сведений, но потом учёл прокол и больше никаких данных о фанатиках в газетах не появлялось. Плохая весть состояла в том, что найденная в газетах дата разрушения королевской усыпальницы совпадала с датой бегства Ани из подвальной лаборатории Унира Госка…
«Хорошо бы выяснить, не было ли вскоре после того совершено убийство девушки на алтаре».
Попытка навести справки через Оскара успехом не увенчалась. Муж Феррины сочувствующе похлопал Аню по плечу, сказав:
— Дорогая Аннет, не пугайтесь пустых слухов. Моя жена тоже дрожит и мучается кошмарами, как услышит очередные сплетни про злодеяния адептов мифического змея — удивительно, до чего все женщины впечатлительны.
— Так что происходит в действительности, вам известно? — допытывалась Аня.
Оскар пожал плечами и честно ответил:
— Возможно, какая-то группа фанатичных мерзавцев в самом деле проводит ритуальные убийства, а наше управление скрывает сведения, чтобы не вызвать панику у населения. Если это так, то рядовым стражникам ничего неизвестно: секретная информация поступает только начальникам отделений на местах, чтобы те могли сразу выявить схожие случаи на своих участках. Все сведения подобного рода хранятся только в сейфе начальства. Я точно знаю одно: поблизости от Эзмера ничего подобного не происходило.
Аня кивнула, думая про себя:
«В сейфе у начальства, значит… Помнится, копия ауры прилагается к считанной мною личине… Эх, недаром мои покойные «хозяева» рассчитывали сделать из меня взломщицу сокровищниц и сейфов!»
Дома она вытащила из чулана одежду покойного супруга свахи Нарзис, оценила её размер и превратилась в мужчину подходящих габаритов. Муж свахи не отличался рослостью, и веса Ани хватило, чтобы достоверно изобразить владельца найденной одежды. Лицо она сотворила себе самое блёклое, незапоминающееся, с унылыми складками у рта и набрякшими веками, такое, что глянешь раз, отвернёшься и забудешь. В лавке готового платья приобрела униформу сотрудника королевской стражи — в этом мире, к счастью, не додумались до знаков воинских отличий вроде погон и аксельбантов, и стражники ходили в одинаковых мундирах. Как говорится: начальство нужно знать в лицо! А если вдруг узнавания не случилось, то начальство могло предъявить магически заверенную бумагу о своём положении командующего. На руку Ане играло то обстоятельство, что в небольшом Эзмере у «господина Докса» никак не могли возникнуть проблемы с узнаванием.
Неизвестно, сколько времени Аня собиралась бы с духом исполнить задуманное проникновение в кабинет начальника городской стражи, если бы не повторился жуткий сон о том, как она разъярённым зверем парит над залитым кровью алтарём.
На этот раз она спикировала из поднебесья на целую группу людей, собравшихся у скошенного камня, превращённого в дьявольский алтарь. Кровь стучала в висках Ани, в ушах свистел разрезаемый гибким змеиным телом ветер, тонко «пели» её крылья, трепеща в ночной мгле. Душу захлестывала удушающая ярость и жажда крови. Человеческие фигурки в плащах при виде Ани закричали, побежали, и в ней проснулся небывалый охотничий азарт.
— Да-да, бегите, бегите быс-ссстрее, а то вас-сс с-сссслишком прос-сссто догнать, — прошипела во сне Аня.
Дальнейший сон смешался в череду воплей, порывов ветра при резких разворотах, упоения своей мощью и свободой. Проснувшись, она долго ощущала холодную злость, чувствовала солёный запах человеческой крови, видела распростёртое на камне девичье тело. Она опять без видимой причины проснулась дико уставшей и боялась думать: причина усталости в том, что она ночь напролёт летала по королевству в ипостаси кровожадной змеи и охотилась на людей.
«Надо выяснить, действительно ли сегодня ночью произошло убийство», — твёрдо сказала себе Аня и додумала: неужели фанатики, совершая дьявольский ритуал, на самом деле призывают её собственную, вторую, скрытую ипостась? И что делать, если так оно и есть???
— Пойдём на рынок или уборку затеем? — спросил Павлюк, когда они сели завтракать утром следующего дня.
— Одна схожу, а ты пойди поиграй с ребятами. На речку сбегать тоже разрешаю: сейчас тепло, можно вволю поплавать.
— Не, я воды с колодца про запас наношу и картошки на обед начищу. И примеров на умножение задай мне побольше: посчитаю, пока картошка вариться будет, — отказался Павлюк.
— А ну живо с мальчишками играть пошёл и купаться на речку! — с притворной строгостью прорычала Аня. — Старших сестёр слушаться надо!
— Так нормальные сёстры наоборот с улицы в дом гонят и делами нагружают, а ты каждый день: иди гуляй, иди отдыхай, за грибами да ягодами с ребятами сходи и покупаться не забудь!
Аня улыбнулась его праведному негодованию. Нелегко было ей, бывшей жительнице большого города 21-ого земного века, привыкнуть к самостоятельности местной детворы. Привыкнуть к мысли, что ребёнок может спокойно гулять по городу и лесу без присмотра! Первые дни во время отлучек Павлюка она места себе не находила и ежеминутно напоминала себе: взрослая тётенька, торчащая на берегу и следящая за резвящимися детьми, в этом мире будет смотреться очень странно и нелепо. Она разок попробовала увязаться за детьми в лес, но братишка и его товарищи так изумились её намерению идти с ними, Павлюк так смутился и неловко себя почувствовал перед друзьями, что Ане пришлось передумать и остаться дома.
Улыбнувшись, она пригладила встрепанные волосы приёмного братишки:
— Ты и так очень много мне помогаешь, все домашние дела на тебе, плюс учёба. Сколько выходных дней у тебя было, когда ты в своём селе жил?
— Нисколько, какие у сироты выходные дни?!
— Вот именно: теперь ты не сирота, так что марш гулять, я сказала! Дай сестре хоть немного тебя побаловать, пока не вырос.
— Ох, ненормальная ты у меня, — покачал головой Павлюк, робко обнимая Аню и прижимаясь щекой к её плечу: проявления нежности пока давались ему трудно. — Ладно, чуть-чуть погуляю, может, рыбы наловить удастся: мальчишки болтали, лещ на нерест пошёл, его сейчас голыми руками у берега выловить можно.
— Зачем голыми руками? Удочки купи, денег у нас в достатке.
— Леща удобнее сетью ловить: закидываешь с берега и идёшь вдоль речки, — авторитетно объяснил Павлюк. — Сети у нас есть, я в сарае старые нашёл, ещё вчера починить успел, пока ты в городе по делам была. Сама куда собираешься?
— Да так, опять по делам, хочу уточнить один момент в городской управе. — Аня пока не решилась рассказать Павлюку о снах, не хотела пугать его понапрасну. Мало ли, какие кошмары присниться могут, вдруг, для них нет никаких оснований?
