не боиться жертв ради глобальных целей.
— Ты понимаешь к чему приведёт твоё насилие без меры?
— Я воевал с персами и видел горы дерьма в полисах. Оно приводит не только к смертям, но и возвышению самых дерзких, влюбляет в себя слабаков, а в месте с хитростью ещё и делает человека очень богатым. Правда кто то не в силах избавиться от привычек воровать даже при сундуках с монетами под брюхом… — Капаней смотрит на скелета
— Ну так и солнце слепит и вызывает ожоги, если долго находиться под ним и смотреть бездумно. А ведь с помощью огня можно заниматься живописью и рисовать углём, подогревать полы с помощью горячей воды. Готовить безопасную и вкусную еду. Твоя же значимость могла бы быть бессмертной, используй ты свой огонь на благо всему человечеству.
— Я и использую! Для этого блага будут отобранные слабаки и женщины, которые и возьмуться за науки, да за всё остальное. Большая часть человечества всё ранво только потребляет идеи, я же прав?
— Чем больше благополучия и понимания в Землю мы сеем, тем больше шансов, что вырастим людей, которые смогут решать цивилизационным путём свои вопросы и без страха насмешки и без звериных конкуренций делиться идеями, из которых будут формироваться новые технологии. Интеллектуальное развитие цивилизации неразрывно связано с идеями блага личности и гуманизма, о котором писал и Цицерон, если ты слышал о нём. Возможно сейчас мы всё еще далеки от полного понимания этих слов, но однажды человечество поймёт их в полной мере. А в твоих идеях комфорт, cвобода и безопасность понимаются извращённо и лишь для сильных и изворотливых. И то не пермаментно, ведь в какой то день к ним тоже смогут прийти и зарезать.
— Ох…как же я устал от тебя, если честно. В ответ на твой пример я могу вспомнить Агафокла, который стал царем Сиракуз, хотя вышел не только из простого, но из низкого и презренного звания. Он родился в семье гончара и вел жизнь бесчестную, но смолоду отличался такой силой духа и телесной доблестью, что задумалcя сделаться властителем Сиракуз. Ничего не досталось ему милостью судьбы, он достиг власти не чьим-либо покровительством, но службой в войске, сопряженной с множеством опасностей и невзгод, и удержал власть смелыми действиями, проявив решительность и отвагу. Агафокл созвал однажды утром народ и сенат Сиракуз, якобы для решения дел, касающихся республики, а когда все собрались, то солдаты его по условленному знаку перебили всех сенаторов и богатейших людей из народа. После такой расправы он стал властвовать, не встречая ни малейшего сопротивления со стороны граждан. Добился ли бы он чего нибудь в твоём мире?
— Не знаю. Может быть он бы мог быть известным на весь мир гончаром? В моём мире уважалась бы личность и её жизнь. Пощраялась бы не погоня за возвышением одного над другим, а умение собрать такое общество, где не нужны бы были никакие погони за превосходством. Разве что дружеские соревнования в сочинении стихов или умных механизмов. А люди бы не из-за власти закона бы были такими, а по собственному усмотрению и образованности. В моём мире обиды можно было бы проговаривать с учителями в школах, родители бы учились в воспитании детей так же, как гончары учаться в создании великолепных горшков и амфор. Дети бы учились не драться друг с другом, а общаться, помогать преодолевать трудности и соревноваться в поиске лучших решений. Не запрещать что либо, но давать свободу и простор, совмещённый с объяснением добра и зла, исходящего от поступков. Не наказывать за грехи, но помогать реабилитироваться. А если большинство граждан будут счастливы в свободе выражения и не будут переживать за свою безопасность и страдать от самоуправства властей? Будет ли большинство таких счастливых граждан вести себя целенаправленно разрушительно? Если тот, кто получив свободу выражения своих мыслей или идей творчества, не нуждающийся в доме и пище захочет принести раздор — то он со всей очевидностью болен. А болезни нужно лечить, а не кидать чумных со скал. Агафокл бы мог наслаждаться не абсолютной властью над городом, а создать условия направленные на творческое развитие каждого гражданина Сиракуз. Был бы он менее решителен и знаменит?
— Так значит Агафокл не является личностью?
— О, во имя Юпитера, не переходи к софистике! Он вероломством захватил власть, погубил людей и подчинил своей воле граждан.
— Забудь это поганое имя! Жестокость тоже жестокости рознь. Мы не живём в твоём мире и бесполезно об этом болтать. Моё виденее куда ближе к реальности. Так вот жестокость неотъемлима и если становиться царём, то она хорошо применима в тех случаях — если позволительно дурное называть хорошим, — когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо горожан. И даже вредна в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются, а не становятся реже. Действуя первым способом, можно, подобно Агафоклу, удержать власть. Действуя вторым — невозможно. Я тоже не глупый. Только знания мои лежать в других интересах. Хотя ты можешь думать о моём сумасшествии, но я вижу мир не в будущем, а в настоящем. И знаю я, что не только расправами и отсечением огненных душ от влажных стоит заниматься. Например и благодеяния полезно оказывать. Мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше. Вести себя так, чтобы никакое событие — ни дурное, ни хорошее — не заставляло меня изменить своего обращения с подчинёнными, так как, случись тяжелое время, зло делать поздно, а добро бесполезно, ибо его сочтут вынужденным и не воздадут за него благодарностью. Блять, да сама природа проявляет по отношению к человеческому роду невозможную суровость. Она вызывает против нас кораблекрушения, бесплодие, наводнения, пожары, повальные болезни, войны и всё это в огромном множестве. С другой стороны, она каждодневно посылает солнечный зной, яростные ветры, ливни, снегопады, град, лед, стужу, которые так изнуряют всего человека, что, кажется, едва ли отличаются от обессиливающей лихорадки, и, что меня часто пугает, каждое лето она мечет молнии, выпуская их разгневанной рукой со сверканием и ужасающим громом, чтобы дать знак, что она устрашает, бранит, наказывает людей? Что сказать о столь многих болезнях, едва ли достаточно известных самой медицине? О столь многих змеиных ядах, губительных влагах, вредоносных животных? Ничего кроме наказания и торжества справедливости над ней и богами быть не может! А защищать в таком мире свои желания, само существование и, если посчастливилось править, то защищать и народ посредством
