не достигла с ним никакого взаимопонимания. У него не было причин доверять ей, а она не доверяла ему. С Авророй все сложилось иначе – мгновенная связь, почти любовь с первого взгляда. Рен еще ребенком наблюдала за тем, как вылуплялась Аврора. Они росли и развивались вместе. И отдали бы жизнь друг за друга без колебаний.
На этот раз все складывалось по-другому. Всего одно неверное движение, и Рен лишится жизни.
Итак, она продолжала петь, будто от этого зависела ее судьба, потому что так оно и было. Она пела, даже когда пересохло в горле, а голос стал скрипучим и хриплым. Пока дракон не уплыл, Рен не отступала ни на дюйм.
Зверь оставался в канале, находившемся в камере Рен, не шевелясь и не издавая ни звука, пока, наконец, вода вокруг колен Рен не начала отступать вместе с приливом. Дракон отплыл на дюйм, чтобы не застрять, а потом еще на один. По мере того как зверь пятился, его свечение становилось все более тусклым, словно он реагировал на прилив.
Десять минут спустя существо удалилось вместе с водой.
Рен стояла на месте, а стук сердца отдавался в ушах. Что сейчас произошло? Неужели она вообразила эту встречу?
– У тебя прекрасный голос, – сообщил бард, разрушая чары.
Она моргнула, осознав, что едва понимала, где находится. Мальчик спускался по решетке на мокрый пол, вымощенный брусчаткой, и Рен таращилась на его камеру. Затем уставилась на его силуэт. И давно бард не спал? Или он все это время притворялся?
– Ты заворожила меня так же сильно, как и зверя.
Рен проигнорировала мальчика, ее внимание переключилось на прилив, который унес воду вместе с драконом. Появление существа стало явным свидетельством того, что канал подземелья связан с морем в целом. А значит, отсюда есть выход.
Только если дракон не заточен здесь вместе с тобой.
В любом случае зверь мог оказаться ключом. Рен заметила, что, пока дракон находился в камере, на нее не осмелилась напасть ни одна рыбешка. В поле зрения вообще не попадало ни одно животное. Они боялись дракона. А если Рен сумеет с ним поладить, ей не придется бояться рыб.
Возможно, она придумала, как выбраться.
Принцесса упала на колени в тот момент, когда в камере не осталось воды, хоть и ахнула от боли, ударившись о голый каменный пол. Рен ощущала усталость еще до того, как начался прилив, но она не шла ни в какое сравнении с измотанностью, навалившейся на нее сейчас.
Спать. Ей нужно просто отдохнуть, а потом она придумает, как поступить с драконом.
Звук тяжелых шагов эхом отражался от камней за тюремной дверью, а затем она распахнулась. В камеру Рен вошли два верлантийских воина.
На нее накатила тревога.
– Что происходит? – едва сумела произнести она, но из-за пения скорее прошептала.
Солдаты не ответили. Вместо этого грубо подняли Рен на ноги и вытащили ее из камеры. Как будто знали, о чем она только что думала. Словно каким-то образом Верховный король Сорен проник в голову Рен, заметил слабую надежду на спасение и планировал уничтожить ее до того, как у Рен появится план.
Девушка оглянулась через плечо на свою камеру, и дверь с лязгом захлопнулась. Она никогда бы не думала, что захочет вернуться в подземелье, кишевшее плотоядными рыбами, смертоносными драконами и безумными мальчиками, любившими загадки.
Но все лучше, чем иметь дело с Верховным королем Верланти.
Глава восемнадцатая
Аррик
Аррик был почти готов проигнорировать призыв отца, когда получил его. Он не желал иметь дело с придворными этого человека, не говоря уже о том, чтобы мириться с самим королем. Но с тех пор как Аррик вернулся с Драконьих Островов, отец выставлял его напоказ, как призового быка, и следил за тем, чтобы ни мужчина, ни женщина, ни ребенок не остались в неведении о том, чего Аррик добился для Верланти во время вторжения.
У него есть причина так поступать.
Он поморщился своему отражению и поставил бокал с вином на комод, после чего сбросил простую серую рубашку, которую носил в собственных покоях, и стал искать то, что понравится его отцу. Если такое в его гардеробе вообще имелось: Сорен славился любовью ко всему блестящему и роскошному. Как дракон с кучей сокровищ.
Поэтому Аррик облачился в шелковую черную рубашку, поверх которой накинул еще более темную тунику, щедро расшитую серебром и украшенную двойным рядом серебряных пуговиц. Он не потрудился сменить светлые брюки, которые уже носил, и завершил образ сапогами до колен из лакированной кожи, после чего стянул косы серебряной лентой.
Арри постарался угодить Верховному королю, как мог и насколько ему самому хватало терпения, но принц знал, что этого будет недостаточно. Сейчас Аррик являлся его любимым сыном… но он понимал, что это ненадолго. Потому что он считался незаконнорожденным. Да и его можно использовать, чтобы вывести из себя сыновей Сорена, рожденных от королевы в браке.
Пускай Верховный король обожал богатство, которое приносил ему Аррик, любил хвалиться количеством поверженных им народов и отнятых земель, принц прекрасно знал, что на трон сядет только истинный наследник. Его же достижениями полагалось стыдить и мотивировать сводных братьев, чтобы те стремились добиться хотя бы части почестей, которыми законнорожденный принц обладал по праву рождения.
– Как будто это возможно, – обратился Аррик к своему отражению, допил бокал вина и поставил его рядом с отчетами об изъятом имуществе из замка Лорна.
Хотя он испытывал искушение не торопиться в тронный зал своего отца – не большой, используемый для приема иностранных гостей, а малый, более личный, где Сорен предпочитал общаться с советниками и паразитирующими на нем придворными, – Аррик осознавал, что разумнее не медлить. Терпение его отца было величиной непостоянной. Никто не хотел лишиться милости короля.
Итак, он ускорил шаг и вошел в отвратительно безвкусно обставленную роскошью комнату всего за мгновение до того, как его сочли бы опоздавшим.
Верховный король Сорен тем не менее выглядел недовольным и со скучающим видом ковырялся в своих ногтях.
– Ты заставил меня ждать, а я хочу поделиться с тобой потрясающими новостями, сынок.
Вокруг короля расположились его чистокровные сыновья, и они едва сдерживали смешки после реплики отца. Аррик знал, что братья его презирают. Но он на это плевал; если бы они принесли хотя бы половину тех сокровищ, земель и славы, что Верланти принес Аррик, король отдал бы свое предпочтение им. Принц смирился с тем, что
