называйте меня так. Вы хоть знаете корень этого слова? Просто фу. – Я сморщила нос.
– Кристоф! – крикнула она.
Дворецкий вошел в комнату, поправляя пиджак из тонкого ситца.
– Да, мадам?
– Проводите эту девушку.
– Миранда, мы…
– Я не собираюсь жить оставшиеся отведенные мне годы без тебя!
У меня в животе появилось ощущение, будто в нем оказалась горсть кубиков льда. Я была права насчет того, что любовь объединяет людей.
Дворецкий тихо сказал:
– Пожалуйста, следуйте за мной, мисс.
Понял ли он, что они обсуждали? Позвонит ли он в полицию, или его работодатели заплатят за его молчание?
– Дальше мы все уладим, Джеральд. Вместе. Мы вместе все уладим. – В отличие от поникшего выражения лица ее мужа, взгляд Миранды горел и полнился решимостью.
Его глаза, полные слез, обратились ко мне.
Я чувствовала, как его душа борется за то, чтобы поступить правильно.
И искренне надеялась, что он позволит ей это.
– До свидания, мистер Бофингер. – Я склонила голову в его сторону, прежде чем выйти из гостиной, мое сердце забилось быстрее, но не от страха или разочарования, а от сострадания.
Сострадания к грешнику…
Лей бы мной гордилась.
Когда я вышла из особняка, мой взгляд упал прямо на скамейку. На мужчину, который все еще сидел на ней и ждал меня. Какая-то часть меня была убеждена, что он уйдет.
– Как продвигается наблюдение за птицами? – спросила я, когда подошла к тому месту, где он сидел, закинув руку на спинку скамейки и положив одну ногу на противоположное колено.
Ашер повернулся ко мне, взгляд его бирюзовых глаз пробежался от макушки до кончиков моих сапог. Поскольку я не меняла одежду, то решила, что он ищет признаки драки.
– Полагаю, не так захватывающе, как наблюдение за ангелами в Элизиуме. – Я села и скрестила ноги.
Меня встретила еще одна доза молчания.
Я сцепила руки на коленях, пытаясь унять дрожь.
– Ты бы гордился мной, Сераф. Все мои перья целы. Я сохраняла хладнокровие и не произнесла ни одного нецензурного слова.
Он по-прежнему молчал, просто продолжал разглядывать меня. Сначала мой профиль, затем руки. Заметно ли, что они дрожат? Я сомкнула ладони и зажала их между бедер.
– Что там произошло, Селеста? – Спросил он низким, хриплым голосом, от которого по моей и без того прохладной коже побежали мурашки.
Я пожалела, что не взяла куртку, хотя помогла бы она? Воздух был не по сезону теплым, солнце невероятно ярким.
– Я попыталась. Но иногда попыток недостаточно.
Рукой, закинутой на спинку скамейки, Ашер скользнул чуть дальше, а затем неуверенно обвил мои плечи. Я судорожно вздохнула и позволила своей голове опуститься на его плечо.
– Я никогда не переставала помогать людям, понимаешь? – продолжила я. – Я не подписывалась на миссии, но никогда не переставала помогать.
– Знаю. Мы следим за каждым.
Тогда почему никто не пришел раньше? Почему до Ашера никто не проявил ни капли интереса к моим крыльям?
– Что касается гордости, то я уже гордился тобой, когда ты позвонила в его дверь, Селеста.
Я попыталась изобразить улыбку, потому что это очень мило, но даже мои губы теперь дрожали. Я чувствовала себя так, будто спускаюсь с высоты.
– Я никогда раньше не выбирала грешников, у кого больше сорока баллов.
– Некоторые из них не слишком отличаются от своих более низкоранговых собратьев.
Пряди его волос коснулись моего лба. Я не возражала, но Ашер свободной рукой убрал их назад. Поскольку его рука все еще обнимала меня, я предположила, что он не считает контакт с моей кожей ядовитым; возможно, он просто подумал, что его волосы мне мешают.
– Однажды я выбрал Тройку, – медленно произнес он ровным тоном. – На спор.
Я удивленно запрокинула голову.
Его глаза цвета летнего неба устремились к горизонту.
– Мне было шестнадцать. За год до этого я как раз получил кости крыльев.
– Немного поздновато, разве нет?
Ашер взглянул на меня, улыбка заиграла в уголках его рта.
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но тогда это считалось нормой.
Нынешняя норма – двенадцать, но мне повезло, что я ее нарушила. Два лишних года приветствовались…
Вместо того чтобы жаловаться на раннее взросление, я сказала:
– Иногда я забываю, сколько поколений нас разделяет.
Он не только родился в девятнадцатом столетии, но и пережил две мировые войны и бесчисленные пандемии. Ашер стал свидетелем того, как строились самолеты, запускались ракеты в космос. Он жил до появления телевидения и Интернета. По словам офанимов, голоранкеры установили в гильдиях только в 1970-х годах. До этого у них были своего рода планшеты с черно-белыми изображениями и прокручивающимся текстом, похожие на ангельски оформленные листовки.
– Итак… Спор?
Его взгляд поднялся к кроне дерева, листья которого пестрели янтарными вкраплениями.
– У меня был сосед по комнате в венской гильдии. Тобиас.
– Тот, кто… помог тебе. – Тот, кто забрал Адама.
Ашер кивнул.
– Он на год старше и смелее. Гораздо смелее меня. – Архангел сделал паузу. – На спор Тобиас заставил меня подписаться на человека, который поставлял пистолеты боснийским повстанцам. Однажды утром я явился в штаб-квартиру этого мужчины и притворился, что ищу работу в качестве торговца оружием.
Я приложила ладонь к груди.
– Ты солгал?
Он подарил мне еще одну улыбку, и я ее вернула.
– Я потерял перо – свое первое, – но оно того стоило, поскольку принесло мне работу. Или, по крайней мере, я верил, что оно того стоило.
Я нахмурилась.
– Во время моего первого задания я пытался убедить его, что из-за огнестрельного оружия погибнет еще больше людей. И большинство из них ни в чем не виноваты. Он спросил, на чьей я стороне, и я ответил, что на стороне справедливости. Мой грешник продолжил показывать мне, чем занимается австрийская полиция. Я стал свидетелем резни, Селеста. – Его кадык медленно скользнул вверх-вниз. – Он спросил, считаю ли я это справедливым. – Ашер сжал челюсть. – На обратном пути с одного из кровавых побоищ в нас выстрелили. В нас обоих. И не один раз. – Его кадык вновь дернулся. – Он умер, а я очнулся в крови.
Его ключица шевельнулась под моей щекой, будто он снова и снова поднимал себя из кровавой лужи.
– Я собирался вернуться верхом, но, когда очнулся, лошади не было, и я отправился в путь пешком. Мне потребовалась почти неделя, чтобы добраться до гильдии. Неделя, в течение которой я лицезрел столько ужасных вещей, Селеста. Вещей, которые заставили меня усомниться в том, что человечество действительно можно спасти. Что оно заслуживает спасения. – На мгновение он замолчал и замер. –
