Но девушка только плотнее укуталась в покрывало, не сказав ни слова, и юный гандхарв не смог скрыть разочарования. Его круглое лицо, обожженное солнцем, вытянулось, и Сахаджанья, скрыв улыбку, пришла к нему на помощь:
— Помоги нам донести корзину. Анджали слишком испугалась, ей надо успокоиться и восстановить силы. Можешь подождать нас во внутренних комнатах, а после выступления проводишь обратно.
Коилхарна с готовностью взял корзину и сопровождал апсар, почтительно отстав на три шага.
В комнату для подготовки к выступлению его не пустили, и он устроился под окном, развалившись на травке, и лениво прикрикивая на павлинов, которые тут же собрались вокруг, требуя подачки.
— Зачем вы его позвали, наставница? — прошипела Анджали, задергивая занавеску на окне.
— Надо же хоть кому-то проявить милосердие к бедному влюбленному юноше, — ответила Сахаджанья.
— Вы точно не того пожалели, — не сдержалась Анджали.
— Ты теряешь благодушие, — напомнила ей наставница. — Подбери волосы, я натру тебя маслом.
Анджали подобрала волосы, свернув их узлом и заколов длинной тонкой палочкой.
Наставница взяла глиняный горшочек, наполненный ароматным кокосовым маслом, и принялась натирать ученице руки, шею, спину и бедра. Тело танцовщицы должно быть совершенным, и масло добавит ему блеска. После того, как масло частично впитывалось, тело осыпали золотой пудрой, отчего во время выступления апсара должна была сиять, как солнце. Такой же пудрой посыпались волосы, заплетенные в косу.
— Если что-то забудешь, не показывай виду, — говорила Сахаджанья,. — Господин Кама и господин Читрасена не такие уж ценители танца. Для них главное — чтобы было приятно взгляду, и чтобы танцовщица смотрела позавлекательнее.
— Дайвики Урваши пламенными взглядами не покоришь, — пробормотала Анджали.
— Она и не судья, — возразила Сахаджанья. — Да ее и не будет на арангетраме, — сказала Сахаджанья. — Сказали, что она срочно отбыла в Брхмалоку, в ближайшие три дня ждать ее не следует.
— Радостная новость, — подтвердила Анджали. — Но как она могла оставить Джавохири?
— Это же дайвики Урваши, — нервно засмеялась Сахаджанья. — Легче удержать ветер, чем ее.
— Да, Джавохири не позавидуешь — остаться на арангетраме без наставницы. Многие ей завидовали, а теперь я вижу, что как учитель дайвики Урваши ничего не стоит. Не то, что вы…
— Не льсти, а думай о выступлении, — шлепнула ее Сахаджанья.
Несколько часов было посвящено прическе и нанесению краски на лицо и тело. Косу туго заплели, украсив цветами, кармином окрасили подошвы ног и кончики пальцев, черной краской подвели глаза.
Когда снаружи раздался звон колокольчиков, означавший прибытие судей и начало представления, на Анджали уже надевали сари для танца приветствия. Служанка, приставленная служить участницам арангетрама, нащипала свежих душистых лепестков. Их полагалось держать в ладонях весь танец, а потом поднести божеству, которому посвящалось выступление. Если по окончании танца лепестки останутся такими же свежими и несмятыми — танцовщица угодна богам, и может исполнять остальные танцы.
После этого служанка ушла, потому что теперь наставница должна была сказать ученице последние наставления, и непосвященным находиться рядом не полагалось.
Воскурив благовония, Сахаджанья достала свой подарок — ножные браслеты с бубенцами. Подержав их над ароматным дымом и прошептав молитву, она сама надела браслеты на ноги Анджали.
— Пусть благодать богов будет с этими ногами, — сказала она. — Пусть Агни наполнит их огнем, Шакра даст силу, а Сарасвати — изящество. И еще прошу Ганешу, чтобы браслеты не потерялись во время танца…
Потом она помогла ученице расправить складки на сари.
— Помни только о музыке и о небе. Не думай, что кто-то из зрителей желает тебе провала, даже если бросят дохлую мышь на сцену.
— Может произойти и такое⁈ — изумилась Анджали, надевая браслеты — четное число на каждую руку.
— Чего только не бывало, — ответила уклончиво наставница. — Будь выше всего, танцуй так, как танцевала бахаи на кинжалах.
«Тогда я думала вовсе не о небе, — ответила Анджали мысленно. — Я думала о господине Шакре».
Второй перезвон колокольчиков заставил Сахаджанью вздрогнуть.
— Скоро начнут! — она благословила Анджали, не прикасаясь к ней, чтобы не помять наряд. — Помолись и успокойся, а я пойду взгляну на приветствие Джавохири…
— Я совершенно спокойна, — заверила ее Анджали. — Можно и я пойду посмотреть?
— Нет! — Сахаджанья привычным резким жестом вскинула руку. — Смотреть запрещаю. Ты молишься, думаешь о небе и хранишь в душе покой и благодать.
В ее душе, похоже, покоя не было и в помине. Анджали заметила, как дрожат пальцы наставницы, и решила не сердить ее еще больше.
— Хорошо, буду только молиться и грезить о небе, — заверила она, тут же смиренно складывая ладони.
Колокольчики зазвенели в третий раз, и Сахаджанья почти бегом покинула комнату для переодеваний.
Оставшись одна (Коилхарна, карауливший под окном, не в счет) Анджали и в самом деле принялась за молитву. Сначала она попросила бога огня даровать подвижность ее членам и пламень сердцу, а потом обратилась к царю богов Шакре, прося его о помощи и вдохновении.
Эта ее молитва была особенно горяча, и Анджали так увлеклась, что пришла в себя только когда хлопнула дверь. Оглянувшись, девушка увидела наставницу — та вошла и сразу прижалась к двери спиной, будто боялась кого-то впустить. Лицо у Сахаджаньи было бледным, глаза испуганно расширены…
— Что случилось? — Анджали бросилась к ней. — Кто-то за вами гонится?
Но наставница уже взяла себя в руки и кивнула ученице, изобразив улыбку:
— Будь готова, Джавохири уже заканчивает танец.
— Но с вами-то что⁈ Вы как будто призрак увидали!
— Все хорошо, — Сахаджанья пригладила волосы, и руки у нее дрожали так, словно она только что пыталась украсть священного павлина царя богов. — Дай благословлю тебя еще раз…
Она подала чашу с лепестками, Анджали зачерпнула их полной горстью и приняла благословение.
— Я готова, — сказала она твердо.
Наставница и ученица прошли полутемным коридором к сцене, и Анджали почти сразу услышала восторженные вопли зрителей. Хлопали в ладоши так, что казалось, будто волны рокочут, накатывая на берег.
— Она станцевала удачно, — заметила Анджали.
— Не думай о соперничестве! — почти прикрикнула на нее Сахаджанья. — Думай только о танце!
У тяжелых занавесей, отделявших коридор от сцены, они остановились, дожидаясь, когда уйдет Джавохири. Зрители изнемогали — это было ясно даже дураку, и Анджали ревниво прислушивалась. Неужели, Джавохири и в самом деле так хороша⁈
Занавес приоткрылся, и показалась ее соперница — проскользнула в полутьму с ярко освещенной сцены, легкая, как пташка. Щеки ее лишь чуть раскраснелись, а глаза довольно сияли. Она не заметила Анджали и Сахаджанью, и пробежала мимо — словно перетекла волной, даже не зазвенев ножными браслетами.
Анджали проводила ее взглядом, но Сахаджанья указала в сторону сцены, строго сведя к переносью брови.
Раздались первые звуки гимна Агни, приподнялся занавес, и Анджали, глубоко вздохнув, вышла на сцену.
Справа и слева стояли алтари богам — один украшен алыми цветами и предназначался богу огня Агни. Второй алтарь украшали синие цветы, это был алтарь поклонения Ганге — богине священной реки.
Но все это Анджали успела заметить краем глаза, потому что основное внимание заслужили зрители. Их было много — настоящее людское море! Они толпились перед сценой, сдерживаемые натянутыми поперек веревками, и гандхарвы-охранники строго следили, чтобы никто не смел заступить за эти веревки, чтобы не помешать танцу и не побеспокоить богов.
Первый поклон предназначался божествам, удостоившим своим присутствием выступление. Боги расположились в тени шатра, возлежа на ложе, украшенном цветами. Анджали увидела господина Читрасену, и господина Каму, и были еще боги и богини — все очень красивые, некоторые — белокожие, как и она, но господина Шакры не было.
