с влажностью?» — а полар обрабатывал медведя, напирая на то, что они должны помочь друг другу по-братски.
Взвешивать вербену отправились вместе. Лютик, прибежавший на гвалт, посетил крытый рынок на руках Даны — с разрешения Адели. Дана умилялась бусами, подарила Лютику расшитую рыбками ленточку — «это обережная тесьма, можно пришить к одежде, можно использовать как широкую нить для подвески» — рассказывала медведице, что она хочет четверых или пятерых медвежат, но пока Феофан с Хлебодарной не послали им милости, второй год в браке, а не зачали никого. Адель слегка ошалела от напора и шума, на вопрос «Продашь ферму?» отвечала уклончиво, согласно инструкциям. После расчета за вербену она с трудом уединилась с медведем и передала письмо с заказом.
— За ответом подойдешь в наш павильон, — отрывисто сказал тот. — Скажешь, что решила с фермой. Покупателя проверить бы надо. Какой-то он…
— Типичный северянин-промышленник, — отмахнулась Адель. — Они все сюда приезжают набитые деньгами, а лет через пять уезжают с пустыми карманами, кляня жару. Наведу справки, конечно, если соберусь продавать. Я еще пару лет хотела сидеть тихо… а дальше-то Лютик подрастет. Надо подумать о ребенке. Я же не буду его за двадцать километров в сельскую школу возить.
Медовик кивнул и попрощался. Адель вернулась к прилавку вместе с медвежьей парой. Полар Темиртас — «зовите меня Тёмой, не ломайте язык» — насел на Роя с Джерри, выпытывая, останутся ли они работать на ферме, если удастся уговорить Адель продать «Гнездо».
— Брат, я в жизни ни одной травинки не скосил! И не собираюсь. Жена тоже ничего не умеет. Нам надо, чтобы на ферме хозяйствовал кто-то знакомый с делом. Чтобы не сильно в убыток. На доход я не рассчитываю.
Предварительные переговоры закончились тем, что они условились встретиться на каштановом фестивале. У Адели появилась причина, чтобы туда пойти — медведи уговаривали её с жаром, позволив сделать вид, что она согласилась на уступку.
Сразу после прощания с шумной парой явился покупатель крапивного варенья. Пришлось выслушать длинный отчет о состоянии усадьбы и здоровье тетушки покупателя, которую Адель никогда не видела, после чего основные пункты ярмарочной программы были выполнены.
Ряды гудели. К Джерри примчался младший сын Пошехонских, доложивший, что полар с женой пытались купить папенькину ферму, и выпытавший подробности торга за «Гнездо». Адель честно сказала, что конкретной цены ей еще не предлагали, но идея продать «Гнездо» заманчива — из-за подрастающего Лютика. Пустопорожние разговоры и напутствия — «не продешеви, если надумаешь, выжми этих северян досуха!» — утихли к вечеру. Перекинувшийся и одевшийся Лютик наигрался с плюшевым медвежонком и ленточкой, увязал их в тючок из полотенца, вернул бусы на шею и потребовал мороженое.
— Ну уж нет, — ответила Адель. — Никакого мороженого. Холодно. Могу купить какао и пирожное. Или чай, если не хочешь какао.
Туман наплывал на ярмарочные ряды, возле товара, на прилавках, то тут, то там зажигались свечи и керосиновые лампы — вопреки строгим запретам противопожарной инспекции. Сырость пробиралась под одежду, заставляла ежиться, подталкивала укрыться под шкурой и нырнуть под брезент, пряча нос под хвост.
— Чай, — после долгих раздумий выбрал Лютик.
— Отлично. Ты — чай, я — кофе.
— Пропиваешь задаток за Воронову ферму?
Знакомый голос сочился ехидством. Адель обернулась, раздумывая, может ли она себе позволить хлесткий ответ.
«Нет, не могу».
— До задатка еще как до луны, — отмахнулась она, изображая озабоченность. — Ильзе, а ты не боишься на патруль нарваться? Вчера по рядам прошли. Лисиц не трогали, документы проверяли только у альф, но кто знает, что им сегодня в голову придет?
— Я пока только знакомых встречала, — ответила Ильзе. — Бывший мой явился со своей калекой. Приятеля с собой таскают, которого я покойником считала. Не ярмарка, а дом свиданий.
— Бывшего видела, — кивнула Адель. — Жена у меня варенье забрала. Её родители много лет покупают, начали еще у свекрови покойной, потом у Артура продолжили.
— Как тесен мир, — усмехнулась Ильзе. — Но вообще-то — да, на патруль нарываться неохота. Моими портретами половина Лисогорского воеводства обклеена. Я по делу забежала. Пустишь на пару недель пожить после ярмарки?
— Нет. Ко мне инспектор явится, после ярмарки всегда проверки тех, кто на особом контроле. Если заметит, что кто-то лишний на ферме появился, всю душу вынет. Он Роя с Джерри постоянно трясет, хотя я ему договоры предъявляю. Знает, что они у меня работают, и каждый раз докапывается. Все углы обнюхивает, под каждый стог сена заглядывает, пустые бочки переворачивает. Тебе это в первую очередь может боком выйти — вызовет омоновцев, прочешут лес, в чащобе не отсидишься. После Покрова всегда снег ложится, следы будут как на ладони.
— Ладно, — Ильзе — по крайней мере, внешне — приняла отказ спокойно. — Кого-нибудь другого спрошу. Забыла, что проверки. Ты сейчас куда? Я договорилась с Комаром, он меня на фургоне до промзоны подбросит, там два отапливаемых гаража, можно переночевать, хоть до конца ярмарки живи. Хочешь — давай со мной.
— Я угол сняла. Мне покупатель варенья наводку подкинул, — Адель озвучила Ильзе ту же версию, что и всем. — Только раскладушка и на цыпочках в ванную. Зато почти даром.
— Повезло.
Они пошли по рядам к западным воротам, увертываясь от тележек, сталкиваясь с разбредающимися торговцами и запоздалыми покупателями. Адель проводила Ильзе до фургона, убедилась, что та залезла в кузов, взяла Лютика на руки и направилась к стадиону, помахивая тючком.
Туман становился все гуще: Камул напоминал подданным, что нужно поторопиться — грешить и проворачивать тайные делишки, прячась под Покровом. Через три дня зябкую морось сменит снег. Чистый лист, записывающий следы — именно об этом Адель напомнила Ильзе. Пара недель — до настоящих снегопадов, быстро скрывающих отпечатки лап и ног — будет раздольем для сыщиков и ревнивых мужей.
«На ночную службу с Лютиком не пойдешь, только к заутрене. Выйду седьмого пораньше, кину скрутку в жаровню возле Чаши-на-Склоне. Пройду сквозь Врата-в-Зиму, поблагодарив Камула за лучший Покров в моей жизни. Одарил. Побаловал».
Увлеченная своими мыслями, взбудораженная грядущими переменами, она не сразу заметила, что с Валерианом что-то неладно. Кофе решили выпить возле Черепашьей аллеи — узкого парка с двумя пешеходными дорожками, петляющими между мозаичных чаш-черепашек разных размеров. Весной и летом аллея привлекала туристов, фотографировавших розы, растущие в панцирях. Разноцветье и тонкий сладкий запах дурманили голову — кроме чаш на аллее было несколько беседок, оплетенных вьющимися розами. Сорта подбирали с расчетом длительного цветения, и в теплую осень аллея радовала горожан и приезжих до середины октября — пока розы не чернели от
