Едва трава захрустела под подошвами, и запах зависти растворился в свежем воздухе, боль ушла будто ее и не было. Но мне ли не знать, насколько коварной бывает моя судьба, особенно если ее взялась кроить Лусьена Трагго?!
— А почему я не могу сделать это позже? — донесся откуда-то сбоку тоненький голосок.
— Ты догнала всех, милая, — успокаивающе отвечала голосу Андара. — Теперь твой черед — биться бок о бок с остальными.
На боковой дорожке показались две фигуры. Впереди, без всякого сомнения, вышагивала Андара. Рядом с нею мелко семенила новенькая: аристократка, что соизволила пожаловать во дворец накануне вечером. Крошечная зеленая веточка, запутавшаяся в золотистых локонах, оттеняла ее фарфоровое совершенство. При дневном свете ибреса-или-гранна казалась еще более привлекательной и утонченной, несмотря на глубокие тени под глазами. Видно, всю ночь ее-бедолагу гоняли!
— Что-то не так, дитя? — участливо спросила меня Андара, когда мы поравнялись. Протянула руку и зацепила пухлыми пальцами краешек рукава.
— Небольшие проблемы, — отшутилась я. — Я вернусь. Гранна Хельга разрешила мне отлучиться.
— Ну, смотри, — Андара улыбнулась, а девушка за ее спиной скорчила недовольную гримасу. Новоявленной красотке явно не нравилось, что ее задерживают. — Ты должна внимательно смотреть за выступлением участниц: это пригодится в следующем испытании.
— Уверяю вас, я не пропущу ничего важного для меня, — я тоже постаралась улыбнуться.
Приятная прохлада опустилась на плечи, едва я перешагнула порог дворца. Стражники, дежурящие у входа, лишь проводили меня недоумевающими взглядами. После злоключений в Тан-Комино не было ничего приятнее, чем наблюдать за их беспомощностью. Стражники не имели права вмешиваться в ход отбора: их обязывали следить лишь за нашими визиоллами.
На этот раз визиолла потащила меня в дальний коридор. Провела огромным и длинным залом с большим экраном на стене и роем кресел с другого края. Прогнав еще парой извитых ходов, неразумная спутница вывела к массивной двери с изображением мужчины и женщины. «Общественная уборная королевского дворца» — гласила надпись над аркой.
Визиолла, послушно покружившись над головой, прилипла к стене точно под дощечкой и натянула капсулу.
— Что нам терять? — прошептала я сама себе и толкнула дверь. — Даже общественные уборные здесь куда роскошнее, чем весь мой дом.
— Вы пра-а-авы! — ответил изнутри дурашливый визгливый голос. — И даже мои наряды роскошнее, чем ваши, что из лучшей лавки Тан-Комино!
Изумление едва не сбило меня с ног. У одного из умывальников пританцовывал Алексис, полоща руки в чистой воде. На его губах сияла неизменная натянутая улыбка. Бубенцы, свешиваясь с шапки, мелодично звенели и переливались медным блеском.
— Говорил я им, что яйца в этом месяце лучше не закупать на фермах Фелиборской долины, — деловито заметил он. — Карантин там намечается. Так нет: разве ж шута кто послушает? Этим экономкам лишь бы побыстрее да подешевле! Вот, и я пострадал, и вы… Девочки, если что, направо!
Он вытащил руку из раковины и взмахнул ею, разбрызгивая по зеркалам искрящиеся капельки влаги. Ладонь его была узкой и тонкой, пальцы — сухими и длинными, будто у женщины. Видно, на скрипке или на флейте играть горазд.
— Мне кажется, это не яйца, — специально поделилась я опасениями, надеясь, что шут тут же разнесет новость по всему дворцу. — Похоже, гранна Трагго отыграться решила.
— Гранна Трагго? — Алексис вытаращил бесцветные глаза. — Гранна?! Трагго?! Что ж, вполне ожидаемо. Если не можешь выделиться особым талантом — хами. Не срабатывает — бей кулаком. Это в духе гпубоконеуважаемой гранны.
— Согласна, — буркнула я.
— Но хамить — не ваш путь, — заметил шут, выключая воду. — Вы столь же талантливы, ибреса, как ваша покойная мать. Не уподобляйтесь Трагго. И мне не уподобляйтесь. Хотя бы наедине я могу сказать это вам.
— Причем тут мама? — от неожиданности я сделала несколько широких шагов вглубь помещения и налетела на подоконник.
— Я знавал ее, — с горечью в голосе проговорил Алексис. — Прекрасная была женщина. Красивая, будто солнце, и скромная, словно лесная фиалка, что прячется под листьями. Стреляла лучше всех королевских стражников вместе взятых. А уж как улыбалась… Недаром сам король Рихар был влюблен в нее до беспамятства.
Я задохнулась от изумления. Хрупкая фигурка шута в разноцветных квадратах костюма раздвоилась и поплыла перед глазами. Зажмурилась, возвращая зрению четкость. Алексис смотрел на меня, не мигая, и его лицо, впервые за все время, было серьезным и строгим.
— Король был влюблен в маму? — пробормотала я сухими губами.
— Еще как, — Алексис легко улыбнулся, но без издевки. — Всех своих тайных наложниц из дворца повыгонял. К королеве не подходил. С сыном новорожденным не нянчился. В каждом жесте его, в каждом слове искрилось посвящение вашей маме. Даже придворные замечали, как они друг на друга смотрели.
— Не может быть, — отрезала я. — Мама никогда об этом не рассказывала!
— Есть вещи, о которых стоит молчать, — Алексис посмотрел на меня искоса и медленно направился к двери. — И я надеюсь, что сказанное мной останется между нами. Я просто вспомнил, как светились ее глаза, и решил поделиться с вами. Признаться, в вашу мать было тяжело не влюбиться, и меня она тоже очаровала. Сердце б ей подарил, кабы не сильнейший и достойнейший соперник.
— Мне тяжело поверить вам. — Я попыталась взять себя в руки. Пальцы мелко дрожали, губы — тоже, а голова все еще шла кругом. Воздух вокруг будто улетучился, оставив мне звенящую удушливую пустоту. — И, конечно, я не буду распространять сведения, коим нет подтверждения.
— Опровержения тоже нет, — мягко и доброжелательно сказал Алексис и опустил глаза. Помолчал, шаркая носком смешной туфли по мрамору, а потом тихо добавил: — У вас истинно королевская гордость, ибреса Крэтчен. И истинно королевский разрез глаз.
— Что?! — проронила я. — Что вы сказали?!
Звук с сипом вышел из горла, упал бисеринками на мрамор и раскатился по углам. И, едва гулкое эхо стихло, тишину разорвал хлопок двери. Алексис вышел — совершенно неприметно, так, будто секундами ранее не доверял мне страшные откровения — оставив меня в гордом и пугающем одиночестве, наедине с сонмом мыслей и страхов.
Глава 37
Возвращалась в смятении. В голове роились мысли, кроя реальность по новому лекалу. Что, если все действительно не так, как я привыкла думать? Что, если человек, который поднимал меня на ноги и исполнял все капризы, на самом деле не отец мне вовсе, а чужой мужчина?
Глупости. Мама всегда подчеркивала, что я очень похожа на отца. Алексис что-то напутал… Да даже если он сказал правду, и моя мать действительно побывала на ложе короля, не факт, что она забеременела от него…
Я поддела носком туфли пучок травы. Голова отчаянно закружилось, и на миг показалось, что мое настоящее куда-то уползает. Словно один лишь запах шиповника остался вокруг: приторный и тошнотворный. Вместе с головокружением пришла новая мысль: что, если мама намеренно подчеркивала наше с отцом сходство? Чтобы он ничего не заподозрил и считал меня своей дочерью?!
Я вскинула голову и покачнулась, возвращая себе равновесие. Надо прогнать из головы дурные мысли. Это лишь догадки, причем глупые и ничем не подтвержденные. Король наверняка пресек бы мое участие в отборе, если бы имел хоть малейшие подозрения на мой счет.
Новая мысль пришла следом, даже не спрашивая. Неожиданно вспомнилось мое вчерашнее послание «Воронам». Кажется, король мертв…
Но Рэнимор говорил о короле так, словно он жив.
А может, принц просто вынужден скрывать его смерть, чтобы обезопасить дворец?!
Мыслей было много. Одна противоречила другой. Домыслы выстраивались жуткими ломанными логическими цепочками, не доказывая, но и не опровергая слова Алексиса. От этого пухла и болела голова, а небо над головой трещало по швам и рассыпалось, как старая штукатурка. О, Филлагория! И почему моя мама умерла? Уж мне бы она сказала правду.
