Оценки были хорошими. Не самыми лучшими, тут впору было завидовать прежней себе, танцевавшей с Мэттью Гонтом — тогда у них случались отрывы по баллам и побольше. Но жаловаться было не на что. Тони захотелось поделиться радостью с танцмейстером Бато, но увы — она нигде его не нашла.
— И Ары не видно, — сказала девушка своей партнерше. — Вот же досада! Неужели она не хочет за тебя болеть?
— Она судит любительский конкурс… вроде бы, — неуверенно ответила Лидия.
Взгляд ее блуждал по собравшейся толпе зрителей. Участникам пришлось пережидать перерыв сидя на одинаковых скамеечках вдоль стены, и отсюда было не слишком хорошо видно, кто и где находится. Кто-то разминал ноги, кто-то массировал усталые ступни — Тони вновь припомнила мозоли на лодыжках Ары…
— Отлучусь в туалет, — сказала она, вздохнув: ей было так жаль, что учитель Бато куда-то подевался. — Приду через минутку!
Туалеты находились в том же коридоре, что и раздевалки, и Тони показалось, что в одной из них кто-то есть. Причем кто-то там настырно шарился — вот послышался стук какой-то вещи, упавшей на пол, вот зашуршало. Антония могла бы подумать, что кто-то переодевается или поправляет костюм, но почему-то ей сделалось жутковато и одновременно любопытно. А вдруг она увидит туфельного вора?
Но тут прибежала целая стайка танцоров с любительского ворвалась в помещение, втянув заодно и Тони, и, как девушка не старалась — не сумела понять, был ли в раздевалке хоть кто-то лишний. Как уж тут поймешь?!
И сложно было сказать, стоило ли жалеть о том, что Антония не смогла увидать туфельного вора. Ведь следом за обувкой пропадали и девушки. А рядом нет ни увальня-Малыша, от которого она совершенно зря оторвалась, ни кареглазого, легкого и ловкого Лида, ни даже подруги, чтобы позвать на помощь.
Спохватившись, Тони побежала обратно. И вовремя. Танцоры уже выходили на паркет, Лидия топталась у распахнутых дверей, потирая подбородок. Сходу Антонии вдруг почудилось, что это пришел Флай, отобрал у кузины черные брюки, алую рубашку и золотой пояс.
Но нет, это все же была Лидия. И она не упрекнула ни словом, но, взяв подругу за руку, чуть вздрогнула и спросила шепотом:
— Что-то случилось?
— Некогда рассказывать, — шепнула Тони.
И спустя полминуты бешеный ритм фараденцы, самого быстрого среди конкурсных танцев, подхватил их, будто ветер — двух мотыльков. Ах, эта фараденца! Импульсивная, резкая, с ритмом, напоминающим яростное биение двух самых страстных сердец, она заставляла тела повиноваться с первых же тактов. Только попробуй выбиться из этой четкой клетки на четыре четверти — тут же собьешь дыхание, споткнешься и больше уж не вернешься в очарование танца! Антонии Бреннер фараденца казалась погоней за счастьем — такой же неистовой и оставляющей после себя радостную усталость. Две минуты безумного и яркого, будто пламя, танца, где прикосновения рук партнера кажутся лишь случайностью, взаимодействие ограничивается перестрелкой взглядов, а двигаться-то надо синхронно, ловя даже не движения, а намеки на них! С Лидией они не успели даже приблизительно отрепетировать номер, который Тони и Мэтт делали больше месяца, да и мелодия, выбранная для выступления организатором, была совсем иная. Тем не менее, работая сейчас глаза в глаза с Лидией… Да нет, не работая — живя этим танцем! — Тони ощущала с партнершей потрясающее единство. Лидия словно предугадывала все, любое движение, даже ошибочное, и двигалась так, будто была отражением Антонии — отражением в мужском костюме. И с лицом Флайминга Лида. Чтобы больше походить на парня, Лидия отказалась от всякой косметики, и это усиливало сходство. Особенно, конечно, глаза…
Мысли Тони не отвлекали — потому что, собственно, это были больше ощущения и впечатления, а не мысли. Ни с кем до этой пылкой и быстрой фараденцы Тони не ощущала такого единства.
И, когда музыка смолкла, раздались аплодисменты. Дыша в унисон с Лидией, как будто после акта любви, а не танца, Тони почему-то решила, что все эти люди аплодируют лишь им двоим. Она даже забыла, что рядом кто-то есть. Они замерли, прежде чем поклониться сначала зрителям, потом жюри. Конечно, надо было еще и своим наставникам откланяться — только их отчего-то не было.
Во втором туре четвертьфинала они заняли второе же место. Просто волшебно!
— Мы войдем в полуфинал, даже если займем пятое, — сказала Тони. — Но уж никак не ниже! Эх, полуфинаааал! Скорее бы! А главное, там будут смотреть уже только на каждую пару в отдельности. Не придется толкаться боками с другими танцорами… Да, я решила. Мы выйдем в полуфинал!
И она с чувством обняла Лидию. Та ответила слегка рассеянно. Кажется, она тоже кого-то искала среди зрителей. И, кажется, — не находила.
— Зато мы убедились, что твои туфли — не несчастливые, — сказала Лидия чуть погодя.
И зря. Тони вспомнила об этом на третьем заходе, уже переодеваясь для данзы в более подходящее платье. По правилам конкурса платье было того же цвета, чтобы жюри было проще искать ее глазами среди других танцоров. У него была низко вырезанная спинка, и Лидия, прикрепляя на спину номерок, долго возилась, чтобы пришить его как следует.
В раздевалке на этот раз было поменьше народу — любители еще не вернулись со своей площадки. И Тони вспомнила, что здесь кто-то был.
— Я, может быть, спугнула туфельного вора, — сказала она Лидии, и та уколола ее иголкой.
— Прости, — ахнула она.
— Ничего, платье красное, ничего не будет видно, — неуклюже отшутилась Тони. — Я хотела, чтобы ты проверила, в порядке ли все туфли.
— Позову наблюдателя, здесь есть парочка наших, — призналась Лидия. — У нас нет времени ни опрашивать всех девушек, ни искать пропажу самим.
— А ты вроде бы говорила, что и твой Флай здесь должен быть? Я однажды видела его, он же волонтер?
— У него сейчас немного другое задание, — сказала Лидия немного скованно. — Но, если ты хочешь с ним встретиться…
Антония повернулась к ней, пылко сжала руки подруги, едва не уколовшись при этом иглой. Но опомнилась — к чему выдавать свои чувства слишком поспешно? И потому сказала сдержанно:
— Я не знаю. Может быть, позже.
— Понимаю. Ты еще не отошла после своего Мэтта, — кивнула Лидия, не отрывая внимательного взгляда от глаз Тони.
Та смутилась.
— Он мне нравится, — призналась она. — Дело даже не в красоте, он… Чувствуется, что он добрый.
— Добрый? — задумалась Лидия. — Да, пожалуй. Дай я закончу с номерком, и побежали.
Флай понял, что волнуется. Вот и стежки стали совсем кривыми. Но волновало его вовсе не решающее выступление, где им следовало войти в пятерку лучших участников из целых двадцати пар! Его волновало то, что происходило с Антонией. Она не показывала и половины своих чувств, но он-то их улавливал!
Это походило на кипяток под корочкой льда. Да, в природе такого не бывает, но зато еще как случается с чувствами! Тони под аккуратной, блестящей и красивой «корочкой» была пылкая, живая, настоящая. Упоительно волшебная! Сколько в ней было желаний — хорошо выступить, кому-то что-то доказать (очевидно, родителям), а главное — главное для Флая! — встретиться с Лидом. Она и боялась в связи с этим, и волновалась, и горела, горела — ровным ярким пламенем, словно свечка.
Для Флая эти чувства стали нешуточным испытанием. Он бесконечно возвращался к щекотливой теме смены облика. Как сделать это аккуратно? Скрывать ли свое превращение в Лидию или сказать потом все, как есть? Он не знал.
Все свои сомнения, чаяния и устремления Флай вложил в данзу. Ох, как любил он этот страстный танец! И как подходила выбранная организатором музыка под их выступление! Она словно диктовала движения. Казалось, что не тренировки и не репетиции делают движения всех танцоров такими четкими и отточенными, а мелодия передвигает людей так, как вздумается.
И вот с последними аккордами Флай лихо закрутил свою воздушную партнершу — и едва не выпустил из рук. Лишь самыми кончиками пальцев успела Тони ухватиться за кончики его пальцев — и, вращаясь, вернулась в его объятия. Что-то стукнуло и будто бы покатилось, и тут же раздались аплодисменты. Музыка закончилась, зрители устроили конкурсантам овацию, жюри совещалось по поводу оценок…