были на его плечах — широких и твердых. Она винила во всем алкоголь. Алкоголь и горячее дыхание Килана на своем лице. И то, как он смотрел на нее — безотрывно, нагло. Ему словно стало плевать на все правила, которые они установили. Он двигался и тянул ее за собой, а она поддавалась, он вел ее, как примагниченную, и они сплетались взглядами, ее грудь прижималась к его груди, все это вызывало такую ядерную смесь из чувств и желаний внутри, что Алви не могла дышать.
В какой-то момент они прижались друг к другу так тесно, что она почувствовала, как он напряжен. Килан не смущался своего возбуждения, а наоборот, словно хотел продемонстрировать ей всего себя — такого открытого и горячего. Этот танец был откровенным, жарким, ее тело отзывалось на зов его желаний, он легонько касался ее ниже пояса своими бедрами, и она чувствовала, что вот-вот взорвется от того, насколько ей стало хорошо.
В какой-то момент эмоции стали такими сильными, что Алви не выдержала. Она поднялась на носочки и шепнула Килану на ухо:
— Прости, мне нужно отойти.
Она чувствовала себя так, словно ее тело — это раскаленная лава.
Он заглянул ей в глаза, его губы были такими манящими, но Алви сдержалась, чтобы не коснуться их. И он понял, что сейчас не то время, не то место и не те обстоятельства.
— Хорошо, — он улыбнулся. — Я пока закажу нам сок.
Они задержались в деревушке и на следующий день. Больше не пили, зато нагулялись вдоволь, и, хотя обойти ее можно было за час-полтора, Алви не могла надышаться этой сказочной атмосферой маленькой Европы посреди Калифорнии, она не могла налюбоваться маленькими аккуратными домиками, сплошь украшенными венками, гирляндами, игрушками и омелой. Все здесь дышало духом Рождества, а люди были так открыты, что хотелось остаться здесь навечно.
Килан любовался Алви. Первые минуты скрываясь, а потом открыто, нагло, разглядывал ее и постоянно касался, покупал ей теплые пончики в лавке пекаря, фотографировал, даже пытался флиртовать, на что Алви реагировала так, как привыкла — краснела, отшучивалась, пихала его локтем в бок.
Возбуждение, азарт, хорошее настроение — все это витало в воздухе, и не нужно было обладать волчьими способностями, чтобы ловить запахи, хватать ртом чужие эмоции и проглатывать их. Они открывались друг другу так, как никогда прежде. Говорили, не умолкая, немного ворчали друг на друга, споря по поводу еды или возможности сесть за руль, но в остальное время хохотали, как ненормальные и делились улыбками — иногда смущающими, а иногда простыми и теплыми.
На въезде в Лос-Анджелес оба притихли. Их вещи были сложены в багажнике, из города их ждал рейс домой, и, хотя каникулы продолжались, одно дело отдыхать в компании целой толпы родственников и друзей, а другое — вдвоем, как сейчас.
Они закупились подарками для родных и просто бродили по улице, в ожидании своего рейса, когда Килан вдруг остановился и крепко прижал Алви к себе.
У нее заклокотало в горле, и к своему стыду она захотела разреветься и от бессилия ударить Килана по плечу. Но она не сделала ни первого, ни второго, только ответила на объятие с той силой, на которую была способна. А потом и на поцелуй ответила.
Килан не спросил разрешения, он вообще ничего не сказал. Его руки с силой оторвали Алви от своей груди, а потом он уже целовал ее с таким отчаянием, словно это последний раз, когда они целуются. Он обхватил ее лицо руками и изучал ее рот языком, прикусывал губы, сминал их, подгоняя, торопя… Алви вцепилась пальцами в его куртку так, что заломило подушечки, и пыталась отвечать, пыталась вести, но все, что у нее выходило — это выдыхать и слизывать вкус Килана со своих губ.
Поцелуй был болезненным и тоскливым. Так прощаются люди, расставаясь навсегда, и Алви одновременно хотела прекратить это, оттолкнуть его и сказать, чтобы не целовал ТАК, что все еще может быть, и одновременно она боялась, что это, действительно, конец, и ловила ртом последние крохи Килана, его восхитительно теплые поцелуи и тяжелые стоны, отдающие вибрацией по позвоночнику.
* * *
Это было так странно — вернуться домой. Они отсутствовали пару дней, но словно успели прожить целую жизнь за пределами Лабриджа.
Алви сидела в гостях у Максвеллов, но на самом деле, отсутствовала. Она никак не могла сконцентрироваться на разговоре, все ее мысли то и дело возвращались в тот уютный дом, в пахнущий Киланом салон автомобиля, в его объятия. Она словно все еще ощущала прикосновение его руки к своей, сжимала ее в ответ и утыкалась ему в шею, смеясь. Она снова танцевала с ним, крепко к нему прижимаясь, и ощущала жар его дыхания на своих щеках.
— Было бы здорово, если бы Алви была здесь сейчас…
Она встрепенулась, услышав свое имя.
— Что? Я и так здесь.
Сиенна отправила в рот очередной кусочек пирога.
— Нет, милая. Ты где угодно, только не здесь. А ведь я жалуюсь тебе на своего мужа, что очень важно.
Алви вытянула ноги. Они сидели на полу в старой комнате Сиенны в доме ее родителей. Когда они с Уиллом приезжали в город, они почти всегда останавливались у Максвеллов, за исключением тех моментов, когда ссорились. И сейчас это была очередная ссора, но Алви подозревала, что Сиенна намеренно затеяла ее, чтобы отдохнуть от Уилла.
— Ты жалуешься на него с первого класса, — она потянулась за шоколадным кексом и с удовольствием откусила сразу половину.
Откровенно говоря, все они жаловались на Уилла с первого класса, потому что он был, как бы это помягче сказать… Полнейшим засранцем. Хоть и обаятельным.
— Кто-то же из нас должен…
Сиенна выразительно посмотрела на нее. Алви не сразу поняла, а когда поняла — чуть не подавилась. Ей пришлось хорошенько прожевать кекс, прежде чем возмутиться.
— Ты намекаешь на меня и Килана?
— Ну разумеется!
— На что мне жаловаться? Килан, он… Он хорошо себя ведет со мной. Он заботливый, понимающий. Хороший друг.
В этот раз чуть не
