— Халциона.
Ну вот какого?..
— Халциона? — меня легонько похлопали по щеке и, не удовлетворившись результатом, выдали совершенно потрясающую угрозу: — Если ты не очнёшься прямо сейчас, я возьму тебя в жёны.
— Иди ты в… к демонам, — невежливо послала я шантажиста и открыла глаза.
Первые несколько секунд мир вокруг тонул в тумане и плохом освещении, но постепенно зрение прояснилось, туман исчез и взгляд сумел сфокусироваться на склонившейся ко мне физиономии Оливера.
— Какого?.. — повторила я в попытке припомнить, что произошло перед отключкой.
— Вот и умница, — Оливер перевёл меня в сидячее положение, и я почему-то только сейчас сообразила, что лежала.
На твёрдом холодном полу.
В тесном помещении под ареной, где хранилась священная реликвия моего народа.
По телу гуляла волна боли, ломило то тут, то там и особенно сильно ныла спина. Я отбросила упавшие на лицо пряди, огляделась.
Нынче помещение освещала стоящая на полу лампа, явно позаимствованная из коридора. Тележка на месте, колёса её подпёрты и зафиксированы, так что без определённых усилий по любому не сдвинешь. Рядом валялся булыжник, с моей точки обзора выглядевший так же, как прежде, то бишь целый, обманчиво монолитный, не разделённый на две неровные половинки. Остальную часть помещения загораживал сидящий передо мной Оливер.
— Как ты? — осведомился он участливо.
Почему здесь лампа? Был же магический светляк…
Который мгновенно деактивируется сам, если с создателем что-то случается.
Не обращая внимания на тупую боль, я оттолкнула возрождённого и вскочила.
Алессандро лежал у стены напротив.
Признаков жизни не подавал.
Нет… он не мог… и уж точно жнец не может быть слабее меня.
Наверное…
Я бросилась к нему, рухнула на колени рядом с ним, нащупала точку пульса на шее.
Промахнулась?
Или сердце… не бьётся?
Надавила чуть сильнее и ощутила наконец слабое биение.
— Что с ним? — я осмотрела неподвижное, будто посеревшее лицо, коснулась неестественно холодной кожи, попробовала потормошить.
— Понятия не имею, — Оливер поднялся, покосился на приоткрытую дверь и подобрал с пола реликвию. — Когда я пришёл, вы уже лежали трупы трупами, — он махнул рукой в сторону жнеца и покрутил камень. — Но ты всё же выглядела куда более живой, чем он.
— Алессандро? — я потрясла его сильнее. — Алессандро!
И ещё раз.
Шлёпнула ладонью по ледяной щеке, отчего голова жнеца дёрнулась, но в себя он не пришёл.
— Я уже пробовал, — повернувшись к свету, возрождённый так и этак вертел булыжник. — Не помогло.
— Ты-то какого хрена тут потерял? — обернувшись, я заметила узкую щель, чёрной линией рассекавшей камень от низа до верха.
— Вас, неблагодарных, страховал.
— Страховал?
— И хорошо бы нам поторопиться и унести отсюда ноги прежде, чем нас здесь обнаружат.
Кажется, Оливер нащупал потайной механизм, или что там ещё было скрыто в камне, и щель исчезла, не оставив ни намёка на стык половинок. Оливер положил булыжник на подставку, суетливо огляделся, вытащил колпак, удачно застрявший между подставкой и бортиком тележки и потому не повредившийся от удара. Накрыл реликвию, подцепил с пола шёлк и набросил на колпак. Ткань легла криво, но выравнивать отрез возрождённый не стал, шагнул ко мне и, кряхтя и жалуясь на вес Алессандро, поднял жнеца.
— Ты что делаешь?!
— Валю отсюда, а ты как думаешь? И, знаешь, будет намного лучше, если твои сородичи придут и увидят, что их дражайшая реликвия на месте. А если ничего не украдено, то и состава преступления, считай, нет. Давай, хватай этот мешок с костями.
— А переместиться ты не можешь? — тем не менее, я встала, закинула безвольную руку Алессандро себе на плечи.
— Могу. Один. Развоз пассажиров — это не ко мне.
Очень интересно. Правда, расспрашивать подробнее некогда.
Тащить бессознательного человека, не способного даже ногами шевелить, оказалось дело непростым. Алессандро был несколько тяжелее, нежели представлялось со стороны, норовил с нас соскользнуть и цеплялся нижними конечностями за всё, что можно. В проём мы вписались не без труда, повезло ещё, что тот достаточно широк, как раз для беспрепятственного провоза тележки. В коридоре стало темнее ввиду отсутствия одного светильника, иллюзорный дым рассеялся и на полу недалеко от двери лежал поверженный стражник.
— Это твоих рук? — охнула я.
— Чьих ещё-то?
— Ты его… убил?
Одно дело похищать каменюку сомнительной ценности и совсем другое — забирать жизни ни в чём не повинных горгулий.
— Нет, конечно. Оклемается скоро… как и его напарничек. Или почему, ты думаешь, сюда по тревоге до сих пор не сбежалась вся охрана Скарро?
Матерясь уже на пару, мы кое-как миновали оба коридора и добрались до двери под ложей. Оливер открыл створку обычным пинком — надо полагать, он повторно вскрыл замок, и он же оставил дверь незапертой, — и мы с болтающимся между нами Алессандро вывалились на песок арены. Немного прошли вдоль стены, смутно представляя, куда и зачем мы идём. На самой арене за время нашего отсутствия ничего не изменилось, гости Скарро продолжали развлекаться как ни в чём не бывало и почти не смотрели по сторонам. Тревогу и впрямь не подняли, но кто знает, как долго продлится это затишье?
И что с Алессандро? Он очнётся или как?
— Халциона? — из причудливого смешения сумерек и света факелов вынырнула высокая фигура.
— Кахалон? — пригляделась я к заступившему нам дорогу горгулу.
— Что случилось? — встревоженный взор Кахалона пробежался по мне, лохматой и помятой, бегло скользнул по Оливеру и остановился на Алессандро. — Что с ним?
— А-а, мятежник! — невесть чему обрадовался возрождённый. — Слушай, приятель, жених Хэлли немного… или много… перебрал. Не рассчитал свои силы бедолага… особенно когда вокруг столько халявной выпивки… Он всего лишь человек, сам понимаешь…
Во взгляде Кахалона отразились закономерные сомнения.
— Будь другом, окажи любезность, а? Помоги с транспортировкой болезного, сам он не дойдёт и Хэл его одна не донесёт.
— А ты? — опешила я от столь стремительной смены приоритетов.
То есть буквально только что Оливер нас якобы страховал и помочь пытался, а теперь готов скинуть жнеца — и фигурально, и в прямом смысле, — на постороннего горгула, которого даже я плохо знаю?
— А я летать не умею, — пояснил возрождённый беззаботно.
Кахалон снова посмотрел на каждого из нас по очереди, задержался на мне и наконец быстро огляделся через плечо.
— Ладно.
Он серьёзно?
Горгул сменил ипостась, забрал у нас Алессандро и с лёгкостью перекинул его через плечо. Я обошла Кахалона, убедилась, что ни голова жнеца не помешает крыльям, ни горгул не заденет ими ношу, и, мрачно косясь на растирающего шею Оливера, сама сменила ипостась.
— А ты и в каменном виде красотка, — выдал он неуместный комплимент и отступил. — Летите, я вас догоню.
— Угу, — буркнула я, ни на мгновение не поверив в это самое «догоню».
Я и Кахалон поднялись на крыло и направились через трибуны к внешней стене. Веселящиеся горгульи по-прежнему не удостаивали нас и взглядом, ни те, кто сидел на трибунах, ни те, кто кружил в воздухе. Но по мере приближения к стене Кахалон снижался всё больше и больше, едва ли не задевая ногами края сидений, и территорию арены покинул, только убедившись предварительно, что стражей в пределах видимости нет.
Похвальная осторожность. И неудивительная, учитывая его увлечения. Памфлеты и прочие сочинения Вольного ветра надо где-то печатать, желательно сохраняя при том инкогнито. Вряд ли в диссидентской компании завалялись счастливые обладатели типографии.
Вылетев с арены, Кахалон снизился ещё раз, так, чтобы держаться ниже верхней части стены, но и не опускаться к самой земле, где хватало прогуливающихся горгулий. Я зависла рядом, обеспокоенно пригляделась к Алессандро, однако жнец так и висел бесчувственным мешком на горгульем плече.
