Она икнула.
И рот прикрыла рукой. Скривилась.
- Понравилась ты ему крепко. Пять тысяч предлагал, если сразу отдам.
Пять? Это… это много.
- Но нет, оно-то… может, оно и хорошо бы, да только уже ж все объявлено. Знаешь, какие люди приедут?
Эва покачала головой.
- От и я не знаю, - Кэти снова икнула. – Да что ж это такое-то деется… от как выпью чутка, так оно и икается… икается, спасу нету никакого. Но ты ладно, пойдем. Молодец, девка. И завтрева не зевай. Иные-то как? К людям выведешь, а они морды кривят, рыдают со страшною силой. И что?
- Что? – послушно спросила Эва.
Она бы тоже порыдала, будь её воля. Да только не помогут рыдания. А вот если Эва чего-нибудь узнает. Нового. Важного. И сумеет рассказать… тот лысый и страшный, он ведь Эву слышал. И может, если повезет, опять услышит?
- А ничего хорошего! Вот выходит такая. Морда опухшая. Глазищи краснющие. Из носу течет. Кому охота такую приголубить? И покупают их задешево. Вот!
Эва покачала головой.
- Говоришь им, говоришь… можно подумать, тамочки их чего хорошего ждеть. А туточки… с умом если, можно глянуться хорошему человеку. Он и купит. И вывезет. В доме хорошем поселит. Будешь жить, беды не ведаючи. На шелках спать да с серебра есть. А всей работы – ноги раздвинуть.
- Зачем?
- Чего? – Кэти опомнилась.
- Зачем ноги раздвигать?
На Эву глядели. Долго глядели. С прищуром. А потом рассмеялись так.
- Да уж… потом узнаешь.
Почему-то стало стыдно, будто Эва спросила о чем-то до крайности неприличном. И…
- Главное, себя покажи. Он-то, конечно, хорош… пять тысяч сразу. Но Мамаша и больше подымала. Эти-то, чай, как раззадорятся, так вовсе забывают… так что не подведи, девонька. Всем тогда хорошо будет.
- А…
- А если подведешь, то и плохо. Тоже всем. Но тебе – особенно.
Кэти сказала это и дверь заперла.
- Поесть бы! – Эва вытянулась на цыпочки. – А то в обморок упаду еще!
- От! – донеслось из-за двери. – Молодец… баба, она есть должна, чтоб в теле быть. Тогда и мужик пойдет. А вы-то… небось мамка морила? Ничего, сейчас принесуть. Ешь. И отдыхай.
Эва подавила тяжкий вздох.
Мужик… да что эта женщина в истинной красоте понимает-то? Хотя, конечно… Эва никогда красавицей не была. Странное дело, с Тори они в один день на свет появились. И та же нянюшка говорила, что были они похожи, как две капли воды. Даже матушка первое время лишь по ленточкам на руках различала.
А потом…
Тори всегда была тихой. Спокойной. И вести себя умела правильно. Наверное, если бы не Происшествие, она бы уже и… или дебютировала, или даже замуж бы вышла. А Эва… никогда-то ей на месте не сиделось. И главное, она же старалась.
Честно.
Сама не понимала, как выходило, что она только-только в сад выглянуло, а платье уже в пятнах от травы, кружево на рукаве оторвалось, шляпка и вовсе где-то там, в зеленом лабиринте, исчезла. И хорошо, если найдут…
Дома не лучше.
Она и разговаривала слишком громко. И смеялась. И… и никогда у нее не получалось соответствовать образу истинной леди. Может, поэтому матушка дебют откладывала?
Теперь и вовсе…
Получится Эву спасти или нет… нет, хотелось бы верить, что все-таки получится, но… если и так, то слухи-то уже пошли. А значит, в обществе Эву… не поймут.
Не примут.
И… и горько. Наверное. От всего и сразу. Правда, когда принесли огромную миску пшеной каши, сверху которой медленно истаивал хороший кусок масла, Эва слегка утешилась.
Еще и молоко свежее.
А хлеб пусть не совсем свежий, но тоже хорошо.
Конечно, для фигуры не очень. Только фигура Эвы с самого начала была неправильной. Не хватало ей изысканной тонкости. А вот лишних изгибов и чрезмерной полноты было… чрезмерно.
Она вздохнула.
С другой стороны, ей ли о том волноваться?
Замужество? Кто рискнет взять в жены несознательную особу, которая сбежала из родительского дома? И оказалась в подобном… подобном месте. И это не считая даже сомнительного дара Эвы. И… семьи.
Так что ждет её участь старой девы.
С другой стороны, старой деве нет нужды беспокоиться о правильности фигуры и цвете лица. А это, как ни крути, огромное преимущество. Эва вытерла пальцы.
Нет, не о том думать надо.
Допив молоко, она вытянулась на низенькой козетке, которая совсем не для лежания была предназначена, но кровати в комнате не было. А козетка была. Эва сложила руки на груди.
Груди было холодно.
И ногам тоже.
Кто ж в таком-то платье да без шерстяных чулок ходит? Нет, снова не о том. И не о зудящей пятке. Не о волосах, которые снова собьются. Они у Эвы сложные, непослушные. И это всегда доставляло горничным массу неудобств. Любая прическа начинала рассыпаться сразу после создания.
А где это видано-то?
Эва поерзала.
Надо… надо сосредоточиться. И не уснуть. Просто сосредоточиться и… выйти из тела. Конечно, странно, что браслеты тому не мешают. И защита дома. Особенно такая, которая прячет дом ото всех. Ведь в первый раз Эва её почувствовала.
А потом?
Потом защита словно бы пропала? Или это только кажется? Или, может, она решила, что Эве позволено входить и выходить?
Что она вообще знает про…
Так, сосредоточиться. У нее ведь получалось. И теперь вышло. Собственное тело, лежащее на низкой и не слишком чистой козетке показалось донельзя жалким. И платье это… мало того, что короткое, так еще подол задрался, из-под него выглядывал край мятой рубахи и ноги Эвы. Ноги даже не выглядывали, а вполне так торчали?
Высовывались?
Она не знала, как это назвать правильно.
В общем, ноги были.
Нет, и не о ногах тоже надо думать.
А… как она попала в дом? Представила себе. Так, нет, в дом ей не надо, а надо… не к брату, все равно не услышит. К тому надо, который другой. Который огромный, страшный и не совсем человек.
Орк.
Благородный.
Ну, если брату помогает, то совершенно точно благородный.
Эва нахмурилась, пытаясь представить себе орка. Но в голову почему-то лез шаман из любовного романа. На Эдди он походил. Слегка. Разве что взгляд был слишком томным и обещающим.
Нет.
Не надо ей шамана! И Тори смеется… её шуточки?
- Можно и не шамана, - Тори появилась рядом. – Какой бред ты читаешь, сестричка!
- Какой получается, такой и читаю. Сгинь.
- И не подумаю, - Тори стояла рядом. – Может, я соскучилась.
- Тогда возвращайся.
- Еще чего… я не настолько соскучилась. А вот посмотреть, как ты дергаешься, интересно.
- Ты всегда была злой.
- А ты беспомощной. И никчемной. И вечно боялась сделать что-то не так. Но все равно делала. Ты и вправду хочешь вернуться?
- Да.
- Зачем? До конца своих дней слушать упреки матушки? Сперва-то она обрадуется, но потом… потом каждый божий день будет вспоминать тебе твою глупость?
И… правда ведь.
Матушка до сих пор порой вспоминала, как Эва, будучи двенадцатилетней, опрокинула на себя чернильницу. И про тот случай с забытой в саду книгой. И многие другие случаи тоже. Но про них-то она забудет, тогда как…
- Видишь. Замуж тебе не выйти. Кто порченую возьмет.
- Я не…
- А кто в это поверит? – возразила Тори. – Нет, дорогая, поверь, лучше тебе остаться со мной.
Эва повернулась к сестре спиной и подумала, что зря она, наверное, так ждала возвращения Тори. Ничего-то хорошего из этого бы не вышло.
И не выйдет.
- Думаешь, так легко от меня избавиться?
- Думаю, что если бы тебе было так хорошо, как ты это пытаешься изобразить, ты бы ко мне не цеплялась!
Странно, но после этих слов Тори исчезла.
А… а этот ужасный невозможный человек появился. Точнее Эва появилась рядом с ним. В лодке? Серьезно? Он… он должен спасать её, а не совершать речные прогулки!
Тем более в такое время!
По реке гуляют поздней осенью. Или ранней весной. Тогда она не так воняет.
А он собрался… возмутительно! Главное, еще оделся так, что… в общем, приличные люди так не одеваются. Сидит. Сгорбился.
