— Подожди, — выдохнула она.
Он обнажил зубы. Она же не могла сказать это в серьез. Она согнулась в гамаке, ее голова почти ударила его в подбородок. Он схватил ее прежде, чем она смогла перевернуть их обоих.
— Легче.
Она щупала пол вокруг его ног, почти переворачивая вверх ногами гамак от рвения. Когда она возилась со своими штанами, которые лежали на полу, ее гладкие волосы касались его паха. Он судорожно втянул воздух.
— Так. — Она выпрямилась, лицо вспыхнуло, глаза сверкали. Двумя пальцами она держала небольшой квадратный пакетик фольги.
— Сейчас.
Он сжал рот в отвращении.
— Оболочка.
— Презерватив. — Она откашлялась. — Я взяла его тогда, когда мы были наверху.
Он понял, она взяла его, когда исчезала в своей комнате. Она хотела этого, планировала. Он мог получить все не так сложно, эта мысль послала поток тепла по его венам. Но…
— В этом нет необходимости, — сказал он.
— Нет, есть.
— Я не заражу тебя болезнями.
Бессмертные дети моря не подвергались болезням человечества.
— Я могу забеременеть.
Снова. Невысказанное слово повисло между ними.
При данных обстоятельства он не думал, что мог объяснить насколько маловероятен такой результат. Популяция финфолков уменьшалась. Зачатие детей был вопрос практического и политического выживания. Но Элизабет не хотел еще одного ребенка, это было ясно. И в какой-то момент, ее желания начали иметь для него значение.
Она сжала челюсти от его длительного молчания.
— Если мы будем делать это, нам нужна защита.
Морган сжал зубы, разочарование стучало в его крови.
Если?
Его вид был легендарен своим сексуальным очарованием. С малейшим применением магии он мог сломать ее сопротивление, сделать ее настолько дикой для него, что она позволила бы ему делать то, что он хотел с ней без тормозов или барьеров. Но он не станет нарушать ее желание таким способом. Он слишком сильно уважал ее. Он… любил ее, понял он со смутным ощущением дискомфорта. Он хотел, чтобы она не просто желала его, а была с ним телом и душой. Не какая-то женщина, а Элизабет. Если это означало, что он должен надеть оболочку, то так тому и быть.
— Думаю, что для тебя это обычное дело, — сказал он натянуто.
Она сложила руки на голой груди.
— Обычное дело?
Он сказал что-то, чтобы обидеть ее?
— С другими партнерами, — пояснил он.
Человеческими партнерами.
«Я могу заниматься сексом с кем захочу и когда захочу», — сказала она тогда.
Она сузила глаза.
— У меня нет других партнеров.
— Нет? — спросил он мягко.
И почему во имя всего святого и всех ангелов он должен волноваться из-за того, с кем она спала или когда? Он не был связан глупыми правилами человеческого поведения. Дети моря были вольны следовать за прихотями и капризами, их страстями, столь же сильными и изменчивыми как океан, который был их сущностью.
— Этому презервативу почти четыре года. Я должна была проверить чертов срок годности, прежде чем вынуть его из коробки.
Морган почувствовал, как его лицо побелело от шока. Четыре года. Ее муж умер три года назад. Это означало… Конечно это не значило…
— Должны же быть другие, — сказал он.
Она не ответила.
Ах.
Никаких других со смерти мужа. А учитывая ее беременность и брак, скорее всего, никаких других и раньше. Только он.
Мысль была волнующей и странно возбуждающей. Она не просто жаждала секса, понял Морган. По какой-то причине она хотела Моргана. Она выбрала его. Что значило больше, чем комфорт момента или освобождение похоти. Действие имело вес, сущность, значение.
Морган почувствовал вспышку паники. Впервые, он усомнился относительно своей способности дать ей то, в чем она нуждалась. Он только знал, что чувствовал себя обязанным попробовать.
Она подняла подбородок.
— Если ты передумал…
— Я выгляжу так, — спросил он, — как будто я передумал?
Ее взгляд упал на ее красный член, гордо выступающий от его бедер.
— Нет, — призналась она.
— Возможно, — предложил он, шутя только наполовину, — я просто испуган твоим доверием ко мне.
Она криво усмехнулась.
— Ты не выглядишь особенно испуганным.
Действительно, под ее пристальным взглядом, он разбухал и укреплялся.
— Не снаружи, — признал он. — Но если ты закончила, то после столь долгого ожидания, твое терпение не было достойно вознаграждено.
С облегчением он наблюдал, как ее глаза снова заискрились.
— Может быть, после такого долго ожидания, я не буду очень придирчивой. Так или иначе, это мой выбор.
Он подумал, что она действительно ему нравилась. Даже сейчас, когда она взяла на себя ответственность за свои действия и реакции. Это подтолкнуло их к тому пути, на котором они не были шестнадцать лет назад.
— Тогда мы должны проверить это? — спросил он.
Молча, она подняла презерватив.
Он раньше никогда не соглашался на требования или желания партнера. Но Элизабет не была похожа ни на какого другого партнера. Впервые, секс — это было не то, чего он хотел, а предоставление того, в чем она нуждалась. Он мог сделать это для нее. Он мог дать ей одну вещь, о которой меньше придется волноваться сегодня вечером.
Он взял пакетик фольги из ее руки. Конечно, Элизабет, она не была пассивной. Как только он вскрыл пакетик, ее руки были там. Серьезно склонившись на своей задачей, ее гладкие волосы заскользили вперед. Ее пальцы погладили и окружили его ноющие член, толкая презерватив плотно к самому основанию. Когда она закончила, она осторожно взяла в руки его яички, слегка проводя по ним ногтями. Восхитительное ощущение выстрелило из паха в его мозг.
Он сжал кулаки в приближающейся агонии.
— Я пообещал сделать твое ожидание стоящим. У меня не будет никаких шансов, если ты это сделаешь.
Она откинула волосы назад и улыбнулась, ее глаза сверкали в темноте.
— Может быть, я устала ждать.
Она уже устала ждать, устала думать. Она хотела почувствовать что-то, кроме ответственности и одиночества. Может быть, Морган не даст ей то, что ей нужно в долгосрочной перспективе. Но он точно даст то, чего она хотела в этот вечер. Она больше не была наивной двадцатиоднолетней девушкой, мечтающей о приключении, больше не полная надежд невеста о «жили они долго и счастливо». Она покончила с мечтами. Сегодня вечером она возьмет то, что она могла получить: нежность, доверие, общение, секс.
Ее сердце трепетало. Морган мог дать ей это.
Кончиками пальцев она исследовала его, изучала его строение. Гладкий, а потом грубый, холодный, а потом горячий, шелковисто гладкий и твердый как камень. Она потерлась щекой о его живот. Ей нравилось, как он пах, мускусный и мужской.
