Ничего не оставалось забугорскому принцу, как просто развернуться на каблучках и удалиться. Жажда мести застряла чёрной занозой в либеральном сердце.
***
Вспышка и её тело обмякает в тёмных подвалах терема. В этот раз Мирра была действительно на волосок от полного уничтожения. Брат чёрной молнией так отшвырнул от золотой души, что показалось вот сейчас и уничтожит, в пыль сотрёт. А потом он заставил её вернуть всё до последней капли солнечному источнику. Собраться бы теперь да отомстить как следует! Братец уже второй раз показывает свое превосходство, выгоняя её из собственных владений.
Безглазое пугало, бывшее когда то царевичем, как и задумала Мирра, заставило нужную "солнечную душу" спуститься к её озеру и она обомлела увидев столько "золота"!Мирра пила только тёмную энергию, терпкий вкус тьмы заставлял забыться и чувствовать бешеный темп власти во всех мирах. Однако, увидев источник, Мирра позабылась, какая там жертва Тёмному богу?! Она собиралась поглотить "солнечную душу" единолично! Первые глотки были самыми незабываемыми, словно становишься богом, столько силы! Если бы не Кир…кто знает, появилась бы новая богиня! А так Мирра потеряла и царевича и, что ужасно, вожделенное "золото".
— Тёмная госпожа взываю к тебе, твой раб навеки, жажду мести и зла, для своих ворогов, — раздалась истошная молитва очередного адепта, слава о Мирре давно перевалила пределы Снегиря, будто она водила свои войска в бой сама, а не отсиживалась в тёмных погребах. Адепт продолжал нудно бубнить. — Месть моя, супротив ворожеи Любавы и её спутников, не оставь в унижении, дай тьмы для наказания, дай знаний и умений…
Дальше Мирра не слушала, тот час же явившись адепту в одном из прекраснейших образов.
***
— Как тебя зовут? — отрывисто без сантиментов произнесла незнакомка полными алыми губами. Её красота была настолько яркой и притягивающей, что обомлевший Антибахий упал на свою пятую точку, разбросав попутно свечи и жертвенные трупы черных кур.
— Антипом, — проблеял дрожащим голосом забугорец.
— Антипом значит? Чем могу посодействовать своему верному последователю? — красавица плавно покачивая обворожительными бёдрами приблизилась к Антибахию, грубо схватила волосы на затылке и наклонилась к его лицу. Рассмотрела что-то, что ей не понравилось, брезгливо отбросила от себя адепта. А потом вынула из необъятного кармана своей тончайшей туники(к слову сказать, совершенно прозрачной) чёрный мешочек.
— Ровно полночь, взойдешь на колокольню, развеешь содержимое над городом, а утром следующего дня, пойдёшь к городовому и объявишь, что Любава- ведьма и только её плен сможет спасти весь город. Запомни, убогий: плен, не смерть! Вот её спутников можешь рекомендовать в палаты к палачу. — С этими словами, красавица исчезла, оставляя после себя послевкусие пряных специй, которые только в Забугорье стоили не малых денег, а уж в стране славунов о таких и не слышали.
Антибахий очень вдохновился идеей всех казнить и в плен к городовому отправить только Любаву. А потом он откажется от своих показаний, правда на определённых условиях, таки выйдет за него замуж строптивая деревенщина. Что он будет развеивать в полночь и к чему это приведёт, адепт Мирры вовсе не задумывался, рассчитывая на щедрость тёмной госпожи именно к его персоне.
На следующее утро в Арагоре начался мор, не щадивший ни молодых ни стариков.
Глава 22
Нынче для путешественников повсюду была опасность, а особливо в градах, городищах и городах. Безглазые очень быстро распространялись, заменяя собой живых. И так было во всём Снегире и распространялось на все остальные соседствующие царства. Зараза от Мирры ползла и накрывала огромным чёрным одеялом, разве что в лесах, да на топях можно было ещё встретить глазастых, да и то это были представители ележивой нечестии, Сварг знает, почему лесной народ не поддавался заразе, но неприятные сердцу увечья получал. То леший хромающий попадётся, то кикиморка уже не шустрым взором оглянет, а по коже струпья ползают, да гнойники не приятные. Велибор странствуя к Арагору, держался ближе к лесам да болотам, а в города не заходил вовсе, а ну как одеяло вновь укроет!.
— Спасибо тебе, ведун, дочку мою от срамной болячки вылечил, да и мне здоровья прибавил, отблагодарить то тебя нечем. Разве что наша мухаморовка ещё в загашнике осталась! Эй, кум, так осталась у нас мухоморовка? — от хромоты лешего ничего не осталось, а повеселевший от обретения собутыльников болотник резво выставил две охлаждённые бутылочки.
— Чем завсегда здравие пополнить, да и весельем приумножиться, я ужо точно найду. Паклуша, а сообрази нам закусочек, — и болотник смачно так припечатал лапой окрепшую жопку Кикиморки.
На нехитрый пеньковый стол прибыло богатое угощение. Здесь появились груздочки солёные, клюковка мочёная, куропатки на ветках запеченные, лепёшки сметанные, горшочки с дымящейся пшённой кашей (щедро приправленной топлёным маслом), огурчики малосольные, лисички маринованные, икорка красная лососевая (водяной получил давеча паёк от морского царя, как пострадавший от тёмных сил), и конечно, как великое украшение для глаз в еловых ветках, с лёгким налётом заиндевелогопота, были поставлены с десяток бутылей мухоморовки. Праздник просто обязан был состояться!
— Ахххх, красота-то, какая! Паклуша, ты просто находка для женихов, — Велибор не скрывал восхищения поданной снедью, попробуй тут не завопить от счастья, питаясь кореньями да грибами три дня!
Скромная Паклуша, присела по правую сторону от гостя и по левую от болотника. Опустила пушистые ресницы долу, запунцевела, беспрестанно поправляя фартук. Искорки пускала и в сторону Велибора и в сторону болотника, ища глазами союзников для любовных утех сегодня же ночью.
— Ох, девка, мало тебя я наказывал да плетьми бил, всё одно в мать свою беспутную пошла, ваш кикиморский род наверное не одна плеть не возьмёт! — в сердцах проговорил Леший, упреждая грозно пьяным взглядом готового к активным деяниям болотника.
— Вам бы поспать, батюшка, а то вон как разморило под старые то дрожжи, опять же ножки наверное надо лопушками обвернуть, а ну как опять заболят?! — Паклуша вовсю старалась ласково спровадить строгого родителя, а тот особо то и не возражал, будут внуки, род будет продолжен, жизнь будет продолжаться, будто и не было чёрного колдовства, пусть их, молодых!
Леший ушёл в свою избу, где только коснувшись пуховой подушки сразу же захрапел ядрёными переливами.
— Словно волшебный соловей трелит, — умильным голосом молвил болотник, приобнимая Паклушу левой рукой и начиная ласкать грудь кикиморки правой. — Уххх как я по тебе соскучился, красавица моя, будто не три недели хворь у тебя была, а все три года, извёлся от желаний!
Болотник с придыханием впился в уста Паклуши, продолжая шептать ей нежности и изрядно ощупывая выгнувшееся тело.
— Охальники! Я же здесь сижу! Может быть уединитесь? — негодующий Велибор легонько локтём наподдал в спину почти упавшей ему на плечо кикиморки.
— А зачем же нам уходить? Али угощение не понравилось? Ты к нам присоединяйся, красивый ведун, пока Глад мою грудь терзает, давай помилуемся устами, — тягучим страстным голосом призвала Паклуша. — Всё одно девок в округе скоро не найдёшь, а Гладушка не жадный, поделится. — В подтверждении её слов, болотник пошло улыбнулся подняв горящий взгляд на Велибора, но не выпуская из уст розовый сосок кикиморки.
— Да вы, нечисть, совсем стыд потеряли! Быстро в куст или где у вас там гнездо разврата, ступайте, пока я вас туда пинками не отправил, как собаки случаетесь! — зашевелил пьяными бровями ведун. Он, конечно, соблюдал верность своей ворожее, но воздержание итак тяжело давалось, зачем искушаться да непотребствами потом с мыльным лопухом заниматься?
Весёлая парочка легко подхватилась и умчалась в небольшую запрудку, звуки их страсти стали более приглушёнными, однако стали более сладострастными. Велибор, тем временем, налил себе ещё чарочку мухоморовки: " За тебя Любавушка" — выпил выдохнув. А затем началось его персональное светопреставление…
