— Вы помните мои слова о казни Киры?
— Помню, Хадаан. Сейчас нам нужно выловить её любовника и доказать их связь, в таком случае мы сможем отправить Киру в монастырь, где она и проведёт остаток своей жизни, о её причастности к делу известно будет только нам и тем, кто в деле фигурировал.
— Как мама?
— Лекарь дал ей неделю жизни. Пока что она без сознания, но после приёма мы вернёмся сюда, чтобы остаток её дней провести рядом.
— Хорошо…
— Это всё просто ужасно, — тяжело вздохнула Хадаан и села в кресло. — Мне бы так не хотелось участвовать во всём этом…
— Вы же сильная, Хадаан, — император понимающе улыбнулся. Сейчас для девушки вся ситуация выглядит как семейный скандал, ей кажется, что она подглядывает за тем, что её не касается.
— Сарон спрячет письмо, на суде оно послужит одним из доказательств. Он верен мне, хоть и является кузеном Киры.
— Мои люди проследят за дядей и родом Дилиуры. Впрочем, не думаю, что их хоть как-то задействовали, иначе все покушения были бы не столь топорными.
— Топорными или нет, а мы несколько лет шли не по тому следу, — покачал головой Самор. — Поддержка Бойхайя заставила их волноваться, и они прокололись.
— Скоро всё будет хорошо, — уверенно сказала девушка и встала. Кивнув императору, она подошла к мужу и поцеловала его в волосы на прощание. Ему нужна поддержка, хотя бы такая.
Замученная, Хадаан уснула, но сон не принёс ей спокойствия. Тревожные образы вспышками ярких воспоминаний разбивали негу, заставляя сердце биться быстрее, а ладони потеть. Первое наказание, первая казнь под её руководством, забитые до полусмерти люди, красными от боли глазами смотрящие на неё с ненавистью и презрением. Головы мужчин и женщин, струи крови…а ведь у них были семьи, дети. Что оставил после себя каждый казнённый по её приказу человек? Кай, что ослушались приказа, незначительные проступки, что наказывались строго и болезненно, стыд, испытываемый ею каждый раз после вынесенного вердикта. Какое право она имеет наказывать этих людей? Почему они должны слушать её? Кто так решил?
Власть — она приносит столько несчастий и боли, она уничтожала почти всё светлое в её жизни, из-за неё приходилось принимать ужасные и бесчеловечные решения.
Стрела, зажатая её ещё маленькими руками, нажим, и чувство пробиваемой плоти, с хрустом и вибрацией, что сердечным ритмом отдаёт по рукам. Горячая кровь, заливающая лицо, чужая кровь в носу, глазах, на губах, взгляды каждого убитого, последний взгляд отца… Поначалу Хадаан казалось, что она будет помнить всех, кого когда-либо убила или кто был казнён по её приказу, но реальность такова, что все лица смешиваются, уже непонятно, кто кем является на самом деле. Десятки лиц становятся одним страшным и гнетущим образом...
Тревога вдруг отступила, дыхание успокоилось и страх ушёл, тяжёлая рука, проводит по голове, плечу, словно снимая страшного духа сновидений, что посылает кошмары, убивает человека во сне.
— Спи, любимая… спи…
На рассвете, когда им нужно было отправляться, они были уверены в своих действиях. Заручившись поддержкой лорда Сайонта, пообещавшего отомстить за сына, они покинули поместье, со всех сторон окружённое воинами. Никто не покинет эту тюрьму, а Малый Дворец теперь стал именно ей.
Записи о перемещениях императрицы за последние две недели очень помогли. Они уже отчаялись хоть что-то обнаружить, когда глаз Хадаан зацепился за фразу: «И.К. вышла в парк. Оставив слуг у фонтана со львами, она прошла по дорожке дальше. Время около четырёх, через полчаса И.К. вернулась к фонтану.» В тот день и Хадаан была в парке, и в тот день она впервые встретилась с Ноксом. Именно он находился в беседке, к которой ушла императрица. И никого другого рядом не было.
Мысли об этом занимали девушку до самого начала приёма. Её одевали в традиционный наряд бойхайской жены, красный и многослойный, с золотой вышивкой фениксов, волосы собрали в высокую причёску, украсив множеством драгоценных шпилек, но в голове набатом билось: «Как всё не вовремя». Праздновать совсем не хотелось, в душе скреблись кошки, они разрывали сердце сомнениями и страхом. У них есть всё, чтобы арестовать предателя, но этого недостаточно, чтобы навсегда от него избавиться. Им нужны показания других участников заговора, и именно их сейчас добывали дознаватели. Каким образом добывали, Хадаан думать не хотелось.
Вошедший Амадей на секунду забыл обо всех проблемах, восхищаясь величественным образом жены. Красный был ей очень к лицу…
— Дорогая супруга, — он протянул бархатный футляр с подарком, и девушка с благодарностью его приняла. — С днём рождения тебя.
— Спасибо, — прозвучало нерадостно, но улыбка, промелькнувшая на напряжённых губах, была искренней. — Очень красиво.
— Как твои глаза — в тени тёмные, почти чёрные, а на свету как дикий мёд.
— Ты поэт, — она передала футляр Диане и нежно коснулась губ мужа в поцелуе. — Как ты себя чувствуешь?
— Всё отлично, заживление проходит хорошо…
— Я про другое, Амадей.
— Тоже хорошо. Смерть отца подготовила меня ко дню, когда нас покинет и мать. Я лишь надеюсь, что она уйдёт без боли.
Хадаан промолчала, не зная, что ответить, только взяла мужчину за руку и крепко сжала.
— Идём. Ты виделась с бойхайской делегацией?
— Нет. Нам всем дали время на приготовление, и официальное приветствие состоится на приёме.
— Хорошо, ничего не пропустил в этих подвалах.
Ладони потели, но в зал девушка вошла с гордо поднятой головой. Под торжественную музыку они прошли к тронам, где их встретил Самор. Он поцеловал руку невестке, кивнул брату и только после этого величественно сел. Яркие праздничные краски были словно бельмо на глазу, раздражали. У Хадаан мигом разболелась голова, и мысль о том, что празднество будет длиться ещё не менее четырёх часов, заставляла её беззвучно выть.
— Всё хорошо? — Самор был заботлив, но это нисколько не облегчало ситуацию. Ещё все эти напудренные рожи, смотрящие с холодным любопытством и злорадством…
— Да.
Парадная дверь вновь открылась, и в проёме показалась бойхайская делегация. Хадаан не слушала, как их представляют, она с жадность рассматривала частичку родины, что посетила её в это нелёгкое время. Даже встала, не контролируя свои чувства, ей хотелось подбежать к кузену и крепко обнять, вдохнуть запах бойхайских благовоний, почувствовать родственное тепло, но, сдержавшись, она лишь приложила кулак к груди и кивнула.
— Приветствую великого императора Марка Дементия Самора, — поклонился Хасар почтительно. — Амадей Дементий Марк, хо-каана, — бойхайец снова поклонился.
— Рад приветствовать вас на нашей земле, — Самор встал, как и Амадей. Бойхайец говорил на родном языке, но в этот раз они подготовились лучше, и старушка Бертэ сидела за тронами, переводя каждую фразу дикаря. — Раз главные гости здесь, мы можем начинать?
— Да, ваше величество, — Хадаан кивнула. Ей бы хотелось, чтобы они уже закончили…
Девушка вежливо улыбалась, когда император произносил церемониальную речь, улыбка не сходила с её лица и тогда, когда гости преподносили подарки. Брат привёз множество даров, но самым важным оказалось письмо, переданное ей прямо в руки. Она не могла прочитать его прямо сейчас, лишь убрала во внутренний карман верхнего платья, но взгляд Хасара был красноречив — в письме что-то очень важное.
— Что же, — Самор улыбнулся, — теперь и моя очередь.
Повинуясь его жесту, слуги вынесли невероятно красивый музыкальный инструмент.
— Цитра, — прошептала девушка.
— Вы ведь не откажете сыграть нам, Хадаан?
Хо-каана нахмурилась, с непониманием уставившись на императора. Играть сейчас? Едва ли она выдаст что-то воодушевляющее, в голове только печальные мелодии.
— Сыграйте, Хадаан. То, что у вас на душе. Поделитесь этим с нами, вам станет легче, — девушка перевела взгляд на мужа, и он кивнул, поддерживая.
