— О чем задумалась?
В дверь без стука вошел Давид, а за ним и Боян. Они оба, как и в первый день нашего знакомства, заняли значительную часть свободного пространства, и я вдруг почувствовала, что нам троим катастрофически не хватает воздуха.
— Это все ложь? — показала я парням на мебель, окружающую нас. Пустой шкаф, из которого забрали мои академические платья, вывешенные здесь в чехлах. Я не распаковала и половины! Прикроватная тумбочка, на которой Дава поставил смешные часы, кукарекавшие с утра пораньше, книги на полках, содержанием которых вряд ли когда-то кто-то интересовался. Все это теперь казалось мне бутафорским украшением, потому что я вдруг осознала, что никогда и не жила здесь по-настоящему. Обладай коттедж разумом, он бы выкинул меня за порог, как только я здесь появилась, как чужеродный элемент системы.
— Как давно ты это поняла? — с тяжелым вздохом спросил Давид, и у меня из глаз полились слезы. Я согнулась в пояснице, хватаясь за живот, в которой словно шурупом вкручивалась тупая боль.
— Озеро правды… — прошептала я в ответ, глядя сейчас только в глаза Бояна — чистые, ярко-зеленые, наполненные болью, отражающую мою собственную. — Я верила вам.
— Ты должна была нам поверить, — хмыкнул Давид, оттесняя Бояна рукой. — Иначе никак. Нам приказали постепенно раскрывать тебе правду, а магический приказ невозможно обойти.
— Ясно, — я вытерла слезы и холодно улыбнулась им обоим, стараясь стоять у окна и не делать ни малейшего шага вперед. Чтобы не дать слабину, чтобы не позволить себе взорваться и уничтожить тут все, не оставив камень на камне. — Вы мне лгали! С самого начала!
— Как ты это поняла? — настаивал Давид, который сейчас полностью преобразился. Куда делся тот парень, который лучился светом? Нет, передо мной стоял истинный колдун, впитавший коварство с молоком матери.
— В отражении озера я увидела не только кронпринца, но и себя, — вспомнила я четкую картинку, сотканную из света и тьмы.
Гор улыбался светлой и жизнерадостной улыбкой, которую в настоящей жизни я никогда не видела на его лице. Его глаза синие-пресиние, как безоблачное летнее небо, а смех завораживает, потому что от звучания его смеха мое тело наполняется звенящим счастьем. Только вот и я сама в отражении другая! Волосы необычного соломенного цвета, как колосья пшеницы, напитанные солнечным светом и набухшие от спелых зерен, на бледном лице выделяются золотом глаза — светящиеся, каких никогда не увидишь у простого смертного человека, а в руках магический сгусток, от которого бьют разряды энергии. И между растопыренных пальцев скользят нити магии. И на мизинце нет родимого пятна в виде месяца.
— Сначала я подумала, что Озеро Правды показывает мне будущее, то, какой я могу стать. Но вот только в отражении совсем другая девушка, не так ли? — мой голос дрожал, а руки тряслись, и Боян не выдержал первым. Он преодолел расстояние, отделяющее нас друг от друга, и сжал мои руки в своих.
— Какая догадливая, — язвительно протянул Дава.
— Хватит, Давид! — рявкнул Боян на друга так, что с потолка посыпалась побелка.
«И этих ребят я принимала за простых смертных? Да, от одного их вида становится страшно, потому что силу не скроешь ничем, никаким притворным радушием и заботой!»
— Не трогай, — вырвала я свои руки, глядя на злополучную родинку на мизинце. Яркую, практически черную, немного выпуклую, напоминающую зарождающийся месяц на небосводе.
— Корделия, позволь нам все объяснить, — умоляюще попросил меня Боян, а Дава жестко рассмеялся.
— В отражении была не я? — спросила я у того, кого всегда считала своим другом. В зеленых глазах плеснулось раскаяние, и Боян опустил голову.
— Твоя сестра-близнец, — ответил Давид, опираясь спиной о стену и презрительно оглядывая комнату. — Не верится, что ради этого спектакля я жил здесь. Убогая мебель, стонущие стулья, безродные людишки, от которых за милю воняет беспомощностью! Как же меня тошнило все то время, что я находился на территории этого забытого Триединой места!
Каждое слово ранило меня больше, чем удары плетью. Передо мной, как в замедленной съемке, мелькали наши прогулки по берегу пруда, совместные завтраки, обеды и ужины, долгие беседы, смех и дружеские объятия. Получается, все это было обманом?
— Расскажи, — попросила я Бояна шепотом, боясь, что постыдно разрыдаюсь при них, подтверждая тем самым слабость людей и их беспомощность перед магами. Ну, нет! Я не покажу Даве свою слабость, как бы он ни желал насладиться моей болью.
— Вы с сестрой родились двадцать лет назад в семье родовитого барона Лоффа — лучшего друга короля. Барон проживал возле волшебного леса Белогуды и славился своей необъяснимой любовью к волшебным существам, поэтому назвал своих девочек Гименея и Корделия.
— С этого начинается страшная сказка о двух девочках, чье появление в Темном Королевстве должно было изменить ход событий, — замогильным голосом встрял в рассказ Бояна Дава.
— Лучше бы ты заткнулся, страж, — по-доброму ответил Боян, а я болезненно всхлипнула.
— Я буду вставлять ремарки, изредка! — зло рассмеялся Дава гортанным смехом. — Позволь мне передать настроение и создать атмосферу.
Он глянул на меня с презрительной ухмылкой.
— Тебе понравится, Корделия!
Боян лишь закатил глаза и послал в сторону Давы импульс, который пребольно ударил парня в плечо.
— Пфф, что может зельевар против боевого мага?! — с легкостью отбил заклятие Давид.
— Я могу отравить тебя так искусно, что ты даже не поймешь, когда сделаешь шаг и окажешься на том свете, — с улыбкой ответил ему Боян, и вернул все внимание мне.
Они дружили, и их дружба, несмотря на совершенную непохожесть, проявлялась во всем, даже в этом шуточном обмене оскорбительными словами и колкостями. И то, с какой легкостью Боян владел магией! Почему я была слепа, замечая одно и совершенно игнорируя другое?! Я видела, что они по-настоящему преданы друг другу, понимала, что их связывает многолетняя дружба, но упускала из виду то, чего не хотела понимать и признавать. Не могли стажеры с Земли выглядеть, как изначально выглядели Дава и Боян!
— Итак, слушай дальше и не обращай внимания на этого василиска. Он страшен в гневе, но его взгляд не способен убить, потому что глубоко в душе он питает к тебе искреннюю привязанность. — Продолжал Боян. — Корделия, Дава у нас родился в семье колдунов, вернее, в семье могущественного виконта Гротта, и по силам с ним сравнится лишь наследник, вот он и задирает нос. Презрение к людям в нем воспитывали с младенчества.
— Но я не человек, — возразила я Бояну.
— Ты росла среди них, — вспылил Давид, а в его глазах полыхнули молнии. — Ты пропиталась их вонью и не смогла пробудит в себе магию, пока не столкнулась истиной лицом к лицу, что и доказывает пагубное влияние людей на твой разум!
— Давид, — предупреждающе возразил Боян, но Даву несло, а в таком состоянии он не щадил никого.
— Что Давид? — взревел он, отталкиваясь от стены и ударом ноги разнося в щепки стул, на спинке которого когда-то висела моя мантия. — С ее появлением здесь начались настоящие чудеса, но Корделия это игнорировала, выдумывая бред, лишь бы не видеть правды. И нас она принимала за людей, хотя прекрасно видела, как мы отличаемся от других стажеров ВСМП. Разве не так?
— Так, — согласилась я с Давидом, признавая его правоту. Я понимала с самого начала, что не такая, как Макс или Сафия, но списывала все странности на адаптацию, на что угодно. Я не хотела знать правду и игнорировала любой фактор, который мог бы приоткрыть мне глаза.
— Позволь мне рассказать ей о прошлом, — попросил Боян, поднимая обе ладони и усмиряя гнев Давида. — Своим поведением ты сделаешь только хуже.
— Мне выйти? — сузил глаза Давид, и я бы с радостью кивнула, но Боян меня опередил.
— Нет, останься. Ты дополнишь пробелы, о которых я ничего не знаю. Ты родился в семье виконта Гротта, а Корделия и ее сестра Гименея — барона Лоффа. Две ваши семьи, приближенные к правящему королевскому роду, участвовали в событиях, которые и положили начало запутанному проклятию. Мы все страдаем от его действия, и пора положить этому конец.