Его не смущал ни бардак, царивший вокруг, ни ледяной пол. Привычная улыбка, с ноткой хитрости и понимания вновь возникла на его лице.
— Итак, — начал Мукуро, — я весь внимание. Почему ты так нервничаешь?
— Просто сегодня…
Пришлось рассказать Мукуро о том, что произошло. О том, как Хаято стоял позади меня и видел мою нотную тетрадь. О том, как он заглянул туда и просмотрел практически каждую страницу. О том, как я была уверена на все сто процентов, что парень обо всём догадался, но в самую последнюю секунду выяснилось, что он ничего не понял. Однако что-то тревожное в груди подсказывает об обратном. Неуверенность и страх так просто не исчезнут. И, что делать с этим, я не знаю.
Мукуро слушал, не перебивал, но теперь совершенно по-новому смотрел на старую, помятую и исписанную тетрадь. Словно она и в самом деле являлась сокровищем. Он бережно и аккуратно просматривал каждую страницу в тот момент, пока я рассказывала о сегодняшнем дне. И это было странно. Мукуро — первый человек, которому я сама ведаю об этом. Первый человек, который хочет знать что-либо обо мне. А учитывая то, что подобные беседы у нас проходили довольно часто, я даже не заметила, как расслабилась. Поделилась переживаниями и действительно стало немного легче. Со мной такое впервые.
— Хм… Так вот как сильна твоя любовь к музыке… — наконец-то произнёс парень после того, как я закончила историю. — Ты умеешь играть на музыкальном инструменте…
— Ну, — почесала затылок. — Я бы так не сказала. Я пишу музыку, но не играю.
— Оя! — протянул Мукуро, удивлённо вскинув брови. — Как одно может сосуществовать без другого?
— Просто… — объяснить это оказалось труднее. — Мои пальцы слишком короткие, толстые и неповоротливые. Так сказали все музыкальные учителя, когда осматривали меня и мои умения в семейном особняке. Они даже не брались меня учить, так как знали, что это не имеет смысла. Я безнадёжна и полностью смирилась с этим.
— А? — не понимал Мукуро, прекратив улыбаться. — Пирожочек, расскажи поподробнее… кто обучал тебя музыкальному искусству?
— Никто, — пожала плечами и решила рассказать всё, как есть. — В детстве мне посчастливилось как-то раз услышать игру на фортепиано моей старшей сестры Бьянки. Она играла так прекрасно и завораживающе, что мне хотелось слушать её вечно. Вот только она играла всегда одна, будучи уверенной, что за ней никто не следит. Смотря на неё, мне тоже захотелось играть на фортепиано, особенно, когда я узнала, что существуют композиции для двух пар рук. Мечта сыграть с Бьянки вместе, хотя бы одну мелодию… вдохновляла меня. — Губы медленно растянулись в улыбке. Воспоминания казались грустными, но теплыми, поэтому я продолжила: — Я знала, что у Хаято в детстве были учителя по фортепиано, так что как-то раз я проникла в его комнату, которую открывают лишь для того, чтобы протереть мебель от пыли, и украла все нотные тетради и учебники. После принялась читать и изучать их у себя.
Откинулась назад, смотря куда-то в пустоту. Воспоминания были такими яркими. Словно это произошло ещё вчера. И зачем я об этом говорю? Никогда и ни с кем подобным не делилась. Взяла свою нотную тетрадь и медленно пролистывала страницы, ещё сильнее уходя в прошлое.
— Но возникли другие проблемы. Музыка не точный предмет и не иностранный язык. Зачастую я ошибалась, не понимала, как пишется та или иная нота. А также как она звучит. Играла на домашнем фортепиано, когда в особняке даже слуг не было. Играла и училась вслепую. На слух. Подбирала ноты, вспоминая их звучание, а не читая по нотной тетради. Ошибок было очень много. Но из-за этого, я стала замечать, что ошибки не всегда неудачны. Там ошибка, там заминка, там неправильное сочетание клавиш… и вот перед тобой уже совершенно другая музыка. И тогда я стала пробовать записывать её так, как сама понимаю. Вначале это действительно было больше похоже на шифр, нежели на ноты, но позже я и это усвоила. — Тихонько засмеялась. — Я не играю, так как мои руки далеко от идеала, но вот писать музыку… переросло в небольшое хобби, которое я по сей день скрывала. И наверное, продолжала бы скрывать дальше, если бы не сглупила, притащив тетрадь в школу. Расслабилась, посчитав, что Хаято от меня отстал и трогать больше не будет. Теперь даже не знаю, о чём и думать…
— Я тоже, — неожиданно произнёс Мукуро.
— Что?
— Я тоже не знаю, о чём думать, — пояснил парень, улыбнувшись. — Пирожочек, с каждым днём ты раскрываешься всё больше и больше. Но уже тогда, в нашу первую встречу, я понял, что ты удивительная.
— Чт?.. Эм… — я была в замешательстве. Не понимала, к чему Мукуро клонит, но парень продолжал:
— И самое забавное то, ку-фу-фу-фу, что ты даже не представляешь и не знаешь о том, насколько удивительная, — смеялся он, после чего поднялся на ноги и подал мне руку, чтобы помочь также встать. — Но я раскрою твои глаза, — мягко отметил он, хитро улыбаясь. — И уже с нетерпением предвкушаю то, что произойдёт дальше.
— Чего же ты на самом деле хочешь? — спросила я, беря парня за ладонь и также поднимаясь на ноги.
— Ку-фу-фу-фу, кто знает, кто знает… — смеялся он, вновь заправляя кудрявую спиралевидную прядь мне за ухо. — Возможно, я просто очень любопытен и люблю присваивать себе никому не нужные драгоценные камни. — Я уже хотела возразить, отметив, что это звучит слишком возвышенно, но Мукуро не дал мне произнести и слова, приложив указательный палец, облаченный в чёрную кожаную перчатку, к моим губам. — Что касается Гокудеры Хаято, то… ку-фу-фу, это очень интересное наблюдение. Он, конечно, довольно вспыльчив и совершает много ошибок, полагаясь сначала на эмоции и только потом на голову, но всё же дураком его назвать трудно.
— А? О чём ты?
— О том, что я более чем уверен, что он понял, что это за тетрадь в твоих руках, но посчитал нужным не рассказывать об этом, — пояснил парень, и в этот же момент мои глаза расширились, а дыхание вообще остановилось.
— Нет… — одними губами прошептала я. — Он… Он бы по-другому среагировал…
— Ку-фу-фу, с чего такая уверенность? — засмеялся Мукуро обхватывая меня за плечи,
