Вергилия Коулл - Холодные звезды

Я застыла при виде оружия. Бизон собирается применить его против меня? Но Кай не раздумывал. Все произошло быстро. Бритоголовый только дернулся от удара и схватился на разбитый нос, а лезвие отлетело в траву. Сообразив, что преимущество на нашей стороне, я снова бросилась в бой.

К сожалению, Кай решил занять позицию третейского судьи, потому что перехватил меня на бегу. Дернул назад так, что на мгновение земля ушла из-под ног, а пряди волос упали на лицо. Я тряхнула головой, откидывая их, и продолжила рваться вперед.

— Ты дал ей ягоды! Ты ее убил!

— Я хотел подкормить девчушку, чтоб меньше ныла, — расплылся в недоброй улыбке Бизон. По его верхней губе текли струйки крови, придавая лицу зловещий вид. — Тем более, кэп разрешил.

Руки Кая на моей талии напряглись.

— Вообще-то, я сказал тебе не трогать те кусты, когда мы проходили мимо, — бросил он.

— Да?! — Бизон изобразил изумление и приложил ладонь к груди. — Мне так жаль! А мне показалось, ты сказал: «Собери и угости девчонок». Я сам их попробовал по пути. Ничего, вкусные.

Девчонок. Значит, участь Кати могла постигнуть и меня. Если бы не случай с овощем, я бы, может, тоже не сообразила отказаться. Доверчиво наелась бы, а Бизон тем самым убил двух зайцев: избавился от носилок и отомстил бы мне за отказ ублажить его по первому требованию.

— Да черта с два ты попробовал! — фыркнула я от бессильной злобы. — Ты даже корешок из земли попробовать побоялся раньше меня! Ты бы ни за что не стал есть ягоды.

— Так говорю же, показалось, как кэп уверенно заявил, что съедобные, — продолжал косить под дурачка бритоголовый.

— Ты нести ее не хотел! Все время жаловался, что тяжело идти, медленно. Подыскивал удобный момент, чтобы избавиться, да?

— Ну хватит! — рявкнул Кай и оттолкнул меня подальше, а сам встал между мной и Бизоном. Расставил ноги, сжал кулаки и посмотрел на меня исподлобья: — Достаточно пошумели. Ты ему все равно ничего не докажешь. А он все равно будет все отрицать.

— Пусти меня к нему, — оскалилась я.

— Нет. Ему ничего не будет, а ты только поранишься.

Меня поразило, с каким спокойствием Кай воспринял попытку Бизона выставить его виноватым. Словно… ничего другого и не ожидал? Ну конечно, они же типа не друзья, их связывает общее темное прошлое и незаработанный навар со сделки. Но мы же с Каем заключили альянс. Он должен был мне помочь!

— Сделай что-нибудь, — я схватила его за руки и с надеждой заглянула в глаза, — дай Кате какую-нибудь траву. Как ты сделал со мной. Дай противоядие. Пожалуйста. Я прошу тебя!

Он отвел взгляд, между бровей пролегла глубокая складка.

— Не проси меня… ни о чем.

— Ты же все можешь! — умоляла я. — Все знаешь! Для тебя нет ничего невозможного.

— Да я не врач, ясно? — не выдержал Кай. — Не протурбийский лекарь! Я давно уже забыл половину из того, что знал когда-то! Не проси меня о том, чего я не могу для тебя сделать! И хватит спорить, солнце садится.

У меня опустились руки. Внезапно я поняла, какой наивной была все это время. Надеялась на лучшее, на какие-то человеческие чувства, которые помогут нам остаться самими собой в этой глухомани. Самообман, иллюзия. Это на благополучной цивилизованной Земле можно неделями, а то и месяцами разбираться в причинах смерти одного человека. Здесь, на краю космоса правили другие законы. Это то, о чем говорил Кай. Заметил, что кого-то рядом не стало — встряхнись, соберись и иди дальше. Потому что солнце садится. Потому что есть вещи поважнее чужого горя. Собственная жизнь, к примеру.

— Тебе Катя тоже мешала, — пробормотала я и сделала шаг назад.

— Проклятье, белоснежка, — скривился Кай, — я такого не говорил.

— Нет. Ты тоже соглашался, что она нас тормозит и выдаст своими стонами.

Он простонал сквозь стиснутые зубы.

— Это не означает…

— Нет, — я остановила его жестом, — все нормально. Дайте мне что-нибудь, чтобы выкопать могилу. А потом нас уже ничто не затормозит.

На невысокий холмик красноватой протурбийской земли я положила букетик из лесных цветов и трав. Церемония, если у кого-то повернулся бы язык так сказать, прошла быстро. Почва оказалась рыхлой, я легко поднимала ее ножом и руками. Как-то незаметно присоединился Кай, а потом и Бизон, проворчав, что мы так провозимся до следующего утра, взялся за дело.

Когда все закончилось, мне дали пять минут, чтобы проститься, но я все сидела и сидела на пятках у последнего пристанища Кати и никак не могла уйти. Тени становились все длиннее, солнце уползало за горизонт, но мне казалось, что нужно еще немного времени, чтобы отдать последний моральный долг. Как я объясню все ее родителям? Я горько усмехнулась от этой мысли. А кто сказал, что вообще их увижу? Да и своих, пожалуй, тоже.

На плечи опустилась тяжелая куртка. От неожиданности я вздрогнула. Только теперь заметила вечернюю прохладу, окутавшую тело. За спиной раздавалось недовольное ворчание Бизона о том, что мы опять тратим драгоценное время. Кай присел рядом, помолчал, глядя на свежевскопанную землю. Я рассматривала в профиль его грязное, заросшее, суровое лицо и думала о последних словах Кати. Мое сердце бьется чаще, когда он заботится обо мне. Между нами иногда возникает даже что-то вроде безмолвного взаимопонимания. Но это неправильно. Так нельзя.

— Она бы все равно умерла рано или поздно, — тихим голосом произнес Кай, не отрывая взгляда от могилы. — Это должно было случиться. Мой схур никогда не ошибается.

— Кто?! — скривилась я.

— Неважно. Просто подумай о черных тварях, которые бродят где-то по этому лесу, и…

— Не надо меня утешать, — я отвернулась и тоже стала смотреть перед собой, — к тому же, у тебя дерьмово это получается. Скажи прямо, что нам пора уходить.

— Послушай, белоснежка, — Кай схватил меня за локоть, чуть повернул голову, — я понимаю, что ты хочешь скорбеть о подруге. Это твое право. Я лишь прошу тебя сделать это позже. Потому что ты все равно не сможешь избавиться от боли за один вечер. От нее вообще невозможно избавиться, если кто-то был тебе дорог. Можно только пережить, чтобы двигаться дальше.

У него был странный голос. И странное выражение лица. Такое, что мне захотелось протянуть руку, провести по строго очерченным скулам, убедиться, что передо мной тот же самый человек, которого уже привыкла видеть рядом.