— Точно больная, — прошипела вслух, одергивая себя, и скинув все добро с кровати, заползла под одеяло.
Позже, когда Бекетов приходил и стучался в дверь, приглашая поужинать, я ничего не ответила, лишь одеялом с головой накуталась и зажмурилась сильнее, с ужасом понимая, что механизм запушен. Парность никуда не делась, меня с дикой силой к нему тянуло, не смотря на страх.
Его одежда на моем деле словно клеймила, пропитывала его запахом. Снять бы, да сил нет. Меня окутывало ощущение уюта и впервые за долгое время я спокойно заснула, не терзаемая кошмарами.
Утром, едва разлепив глаза, осторожно прислушиваясь, пытаясь понять, где находился хозяин дома? Уже встал? Ушел?
Проведя ночь в его доме, проснувшись в его футболке, я почувствовала себя как минимум глупо.
Зачем все это? Почему позволила себя вернуть? Все события прошлого дня показались детской игрой. Я даже не пыталась по настоящему уйти, сдаваясь, не прилагая никаких усилий. Моя слабость перед ним так очевидна, что саму тошнило. Как раньше шла за ним, так и сейчас осталась ведомой. Наверное, сильная женщина — это не про меня, если вот так просто отступала.
Я по-прежнему испытывала страх, во мне не было и капли доверия к этому оборотню, но я продолжала за ним тянуться. Даже не смотря на то, что волчицы больше нет, на то, что связь наша обескровлена.
Мне это не нравилось. Раздражала собственная реакция на альфу Черных Тополей, на мужчину, который сделал больно, но все равно остался для меня единственным, хотя я и пыталась убедить саму себя в обратном. Осознание этого стало неприятным открытием, которое било по остаткам самолюбия, делая еще более несчастной.
* * *
Бекетов
В то утро после ее возвращения — это был последний раз, когда отлучался из дому. Надо было, потому что нашли смертника, сыгравшего мою роль перед Татьяной, и я должен был разобраться с ним лично. После этого я забил на все. На все дела, на стаю, на работу. На все положил большой лохматый хрен, не желая ни на миг оставлять Татьяну одну. Мне казалось, стоит лишь выйти за порог, и придется возвращаться в пустой дом. Потому что она уйдет! Не раздумывая, стоит только открыть дверь и отвернуться.
Татьяна не скрывала своего отношения, держась подчеркнуто вежливо и отрешенно, не прятала своего желания уйти. Смотрела в окно так тоскливо, будто зверь в клетке. Мое присутствие тяготило ее, мучило, но я не мог иначе. Не мог отпустить. Теперь, когда выяснилось, каким дебилом был, что натворил, сколько нашего времени потерял по собственной вине, мне до одури хотелось быть с ней рядом. Каждый миг, каждую секунду.
Да, я — гребаный эгоист, тиран, думающий о своем комфорте, но без нее больше не мог, не хотел. Готов был на все, лишь бы удержать подле себя, лишь бы простила!
Татьяна сторонилась меня, предпочитая большую часть времени проводить в своей комнате, а я еле держался, чтоб не подхватить ее на руки и не отнести к себе, к нам, в нашу спальню. Мне хотелось прикасаться к ней. Сумасшедшая потребность, распарывающая нутро, от которой ломало, выкручивало наизнанку.
В те моменты, когда она выходила из своего убежища, я был готов ходить за ней хвостом, преданно заглядывая в глаза. Господи, какой идиот! Как умудрился довести нашу жизнь до такого абсурда? А самое главное, я давился собственным бессилием и реально ничего не мог сделать, чтобы исправить ситуацию! Что-то говорить, обещать? Разве существуют слова, способные изменить прошлое? Пытаться доказать, что больше такого не повториться? А как докажешь? Никак!
Только быть рядом, заново приучать к своему присутствию, которое ее тяготило. День изо дня по крупицам восстанавливать то, что потеряли. Других путей я не видел.
Если она находилась рядом со мной, то всегда была закрыта, застегнута на все пуговицы. Руками себя обхватывала, будто пытаясь защититься и смотрела в пол, в сторону. Куда угодно, но только не на меня.
И еще… Таня старалась не поворачиваться ко мне спиной. Это получалось неосознанно, она даже не замечала этого. Мимо проходила бочком, вполоборота. Черт побери, словами невозможно передать, то поганое ощущение, бурлящее внутри, когда видишь такое. Полное отсутствие доверия, на физическом уровне. Так относятся к диким псам, случайно встреченным в темной подворотне.
Чего я хотел? Радостной встречи? Разговора по душам и быстрого прощения? Теплой улыбки, сияющих глаз? Нет этого. Пусто. Она другой совсем стала. Угрюмой, замкнутой, подозрительной. В ней будто не хватало чего-то, но я никак не мог уловить чего именно. Хотелось самому себе горло перегрызть за то, что сотворил с ней, погасил ту искру, что согревала нас.
Я сделал единственное, что мог в такой ситуации — поставил на нашу связь, надеясь, что она окажется сильнее всего остального, притянет нас к друг другу. Я чувствовал кожей, когда Таня на меня смотрела, думая, что не замечаю этого. Пытливо смотрела, сосредоточенно, пытаясь разобраться в самой себе, пересилить то притяжение, которое неизменно срабатывало, стоило нам оказаться рядом.
В общем все сложно.
Еще сложнее оказалось со стаей. Здесь просто категорическое «нет». Без сомнений, колебаний, без вежливых улыбок и извинений. Просто нет и все.
И если рядом со мной ее хоть как-то удерживала наша связь, то к стае никакой привязанности не было. Татьяна их вычеркнула из своей жизни и не собиралась делать шаги навстречу. Просто потому, что не нужно ей это. Все они ей не нужны. Поначалу я думал, что это можно как-то перебороть, ведь раньше у нее были неплохие отношения со всеми. Наивный.
Пригласил сестру к нам, с Алисой. Девчонки пришли в наш дом как две тени, присмиревшие, с поджатыми хвостами, преисполненные сожаления. Они хотели помириться, наладить отношение. А Таня…она даже не вышла из своей комнаты. Едва узнав, что они пришли, закрылась, заперлась и никак не реагировала на просьбы спуститься к гостям.
Хотелось бы мне сказать, что моя пара страдала ерундой, что это детское поведение, недостойное взрослой женщины, но не мог. Потому что во всех ее действиях не было наигранности, показухи, только искреннее желание чтобы ее оставили в покое. И пробить эту стену отчуждения еще сложнее, чем ту, что стояла между нами.
Девчонки были расстроены. Алиса молча шмыгала носом, рассматривая свои дрожащие руки, а Наташка разревелась, как соплячка мелкая. Рассказала о том разговоре, что состоялся у нее с Таней накануне катастрофы. Оказывается, именно ее слова стали катализатором, финальным толчком к тому, чтобы Таня ушла. Пи**ц! Едва не прибил ее. Если бы мелкая тогда не влезла, может и Таня не ушла, может и меня, м*дака лохматого, не накрыло бы.
Хотя…Все это ерунда. Никто не виноват в том, что случилось в лесу. Только я.
В общем сестра с подругой ушли ни с чем: несчастные, пристыженные, и на этом я оставил попытки их помирить. Сначала нам с Таней во всем разобраться надо, а потом уж роль миротворца буду играть.
И с Кириллом я не собирался ее мирить, не до этого пока было. Однако его присутствие в доме все же необходимо. Мне нужны отчеты по последним сделкам, а выходить из дома, оставлять ее одну, я боялся, поэтому позвал Нечаева к себе. С самого утра, надеясь сделать все дела, до того момента, как Таня спустится. Не хотелось ее нервировать.
Кирилл пришел в шесть утра, минута в минуту, сама пунктуальность, с огромной папкой, битком набитой бумагами.
Я запустил его в дом, мы обменялись рукопожатиями и отправились на кузню.
— Как у вас дела? — спросил он шепотом, указав взглядом на второй этаж, имея ввиду Татьяну.
Вместо ответа показал крест руками и, не скрывая горечи, покачал головой. Никак. Наши дела никак.
Он все понял, кивнул, и больше не затрагивал эту тему.
* * *
Таня
Сегодня, впервые за последние дни, я ощутила что-то весьма похожее на голод. С самого утра, едва проснувшись, мне захотелось кофе и мягкого белого хлеба с маслом. Даже слюни потекли, стоило только представить белый ароматный ломоть с хрустящей корочкой.
