Они бежали по коридорам, словно их гнала Дикая Охота. Айслинг хрипло дышала, плечи болели от бега, ребра ныли в корсете. Шипы впивались в шею. Каждое дыхание заставляло металл вонзаться глубже в горло.
Наконец, они добрались до ее комнаты. Бран толкнул дверь плечом и ворвался, втянул Айслинг внутрь быстрым движением.
Она прошла мимо него. Она охнула, но они оба не отреагировали на этот звук. На это будет время, но позже. Она прижала ладонь ко рту, чтобы подавить громкое дыхание, а Бран остался у двери, слушал, последовали ли за ними из бального зала.
Он издал смешок.
— Такое не увидишь на всяком болу.
— Не знаю, — она тихо рассмеялась, глядя на пол. — Ты упустил шанс попробовать убедить меня, что все Неблагие балы заканчиваются жертвоприношением.
— Зачем мне это делать?
Его голос звучал иначе, гладко, как бархат, скользящий по ее коже. Айслинг поежилась.
«Не смотри, — говорила она себе. — Он не знает, как справиться с эмоциями от этого нового лица. Он думает, что тебе дали лицо твоей сестры, чтобы мучить его. Не смотри».
Но она посмотрела.
Он прислонялся к двери, скрестив руки на широкой груди, скрестив лодыжки. Пряди волос закрыли его лицо. Его перья почти отросли на боку головы, лежали гладко, отливали синим в тусклом свете огня и луны.
Он смотрел на пол пару секунд, а потом пронзил ее тяжелым взглядом. Он прикусил губу, она была уверена, что смерть догонит ее на месте.
Она напомнила себе, что он видел ее сестру. Что он любил ее сестру. Но этот взгляд она узнавала, только он был в тысячу раз сильнее.
— Ведьма, — пробормотал он, — скажи, что ты не хочешь этого.
Она покачала головой. Что еще она могла сказать? Она знала, чего хотела. Она желала мужчину перед ней так сильно, что едва могла дышать.
Бран оттолкнулся от двери и прошел к ней медленными решительными шагами.
— Скажи, что я достаточно хорош для тебя.
— Не могу.
Это был ее голос? Этот тон с придыханием раньше у нее не звучал.
Он обошел ее, большой черный ворон смотрел на поле боя и выбирал, каким падшим воином будет пировать.
— Скажи, что ты боишься меня.
— Не боюсь.
Он замер перед ней, медленно коснулся костяшками ее открытых ключиц.
— Последний шанс, маленькая ведьма. Потом я не остановлюсь.
Он слышал биение ее сердца? Оно грохотало, просило его внимания.
— Я не боюсь тебя и не хочу, чтобы это прекращалось, — она сглотнула и поймала его пылкий взгляд. — Но если ты думаешь, что я не смогу помешать тебе коснуться меня после этого, ты плохо меня знаешь.
Его костяшки спускались по ней спереди. Нежно и медленно они скользнули между ее грудей и замерли на нежной коже между ее ребер.
— Ты при Неблагом принце, — он склонился, его дыхание задело ее шею. — Ты не знаешь, на что я способен.
Воздух пропал из ее легких. Она застыла в центре комнаты. Он медленно обошел ее по кругу, шагал в такт ее сердцу.
— Закрой глаза, ведьмочка, — выдохнул он в ее ухо. — Ощущай. Не смотри.
Впервые в жизни Айслинг закрыла глаза и отдала контроль другому. Она не боялась, а радовалась. Она доверяла ему.
Его ладони задели ее плечи, погладили мышцы и изящные кости. Он поднял ее волосы с одного плеча и опустил их шелковым занавесом на другое. Он провел когтями по ее шее, обвел выпирающие позвонки поверх ткани платья.
Он склонился и спокойным голосом сказал ей на ухо:
— Знаешь, что я подумал, увидев тебя впервые?
— Что за глупая девчонка?
— Нет, — изумление согрело его тон. — Я подумал, что это женщина с бушующей бурей в ней. Огонь не сожжет ее. Он не посмеет оскорбить богиню.
Когда он расстегнул первую пуговицу платья, она пошатнулась, охнув.
— Тише, — он убрал еще пуговицу. — Я подумал, что они не знают, как она сильна.
Еще пуговица, еще, и каждая расстегивалась с треском. Он спускался все ниже, пока его костяшки не прижались к ее пояснице.
— Я подумал, что они не знают о ее власти.
Пуговица расстегнулась, и ткань раскрылась, кончики его пальцев гладили ее поясницу.
— Они думали, что могли тебя сжечь, — пальцы скользнули по ее ребрам. — Они не помнили, что то, что родилось в костре, может лишь процветать в его жаре.
Это было слишком. Его ласка, его слова и тон…
— Бран…
— Шш, — отозвался он. — У меня вся ночь с тобой, ведьмочка. И я собираюсь использовать каждый час.
— Сначала мне нужно кое-что тебе сказать.
— Утром. Мы расскажем все друг другу утром.
У него были еще тайны? Они оба врали друг другу по-своему?
Она покачала головой.
— Просто… знай, что я понимаю. Не это лицо ты хотел увидеть, и если бы я могла его изменить, я бы это сделала.
Он потянулся вперед, скользнул ладонью по ее челюсти и отклонил ее голову, чтобы посмотреть на нее.
— Ты пленила меня без лица, Айслинг. Что заставляет тебя думать, что это меня отпугнет?
Она шумно выдохнула, а потом охнула, когда он развязал шнурки корсета. Она все еще была в одежде, но ощущала его всюду.
Ее ребра раздвинулись от нужного воздуха. Он убирал шнурок все сильнее, оголял все больше ее кожи для своего взгляда. Он не спешил, и ее пыл остывал, позволяя ей думать.
Пока он не поцеловал ее плечо, хмыкнув под нос.
— Я всегда ненавидел эти наряды.
— Мне больше нравятся мужские рубашки.
— Этой ночью я увижу тебя только в моей рубашке.
— Шелк? — она прислонилась головой к его плечу, повернула ее и вдохнула запах мака и вина. — Неблагой, ты меня балуешь.
Она не могла думать, когда его ладони скользнули под корсет по ее животу. Он раскрыл плотную ткань и бросил ее на пол с приглушенным стуком. Их разделяли само платье и нижнее белье, но она ощущала все его прикосновения.
— Позволь мне, — взмолился он.
— Пожалуйста.
Он медленно убрал руки от нее, сунул их под раскрытую ткань платья сзади, спустил по дюйму ткань с ее рук. Он осторожно высвободил ее ладони, прижал одну к своей щеке.
Перья щекотали ее пальцы.
Он повернул ее ладонь и поцеловал в центре, отпустил и стал гладить ее бедра, спуская платье к полу.
Она стояла обнаженная, как при рождении, прохладный воздух задевал ее бедра и живот. Стена жара за ней пропала, он обошел ее. Он разглядывал все детали, все изгибы.
Айслинг отказывалась стесняться. Она знала свое тело. Понимала, что оно было желанным, потому она и скрывала его так долго. Но восхищение в его взгляде все еще вызывало в ней жар.
Он шагнул вперед, замер, когда она подняла ладонь.
— Я обнажена, но ты все еще в одежде.
Он приподнял бровь, ожидая продолжения.
— Снимай одежду, Неблагой, — приказ был твердым, увереннее, чем она себя ощущала.
— Позволь сначала ублажить богиню, — он насмешливо поклонился. — А потом я покажу тебе всего себя.
Она хотела парировать, но он бросился вперед и захватил ее рот обжигающим поцелуем. Он открыл ее губы зубами и языком, поглотил ее дыхание и наполнил ее собой, и она перестала понимать, где был верх.
Он двигал ее спиной вперед к кровати, шаг за шагом, очаровывая ее силой своего тела, жаром его внимания и желания.
От малейшего толчка она упала на подушки. Пыль поднялась вокруг них, но он отогнал ее взмахом руки. Магия шипела от ее макушки до пальцев ног.
Она хотела спросить, что за чары он использовал, но он был на ней. Его зубы играли с ее нижней губой, тянули, и она была уверена, что губа опухла, но Айслинг не переживала. Он был чудом, и она была проклята.
Он гладил ее бедро, сунул ладонь под ее колено и поднял, чтобы оказаться между ее ног. Он прижался к ней, а потом отодвинулся, чтобы вдохнуть.
Его шея была напряжена, он боролся с собой. Он зарычал:
— Я своими руками заканчивал сражения, носил кровь как броню, заставлял королей дрожать от моего имени, и никто не ставил меня на колени до тебя.
Она скользнула своей ладонью с мозолью и татуировкой под ткань его рубашки, ощутила мышцы его груди. Она задержалась на впадинке, где шея встречалась с плечом, гладила артерию, что пульсировала под ее пальцами, а потом прижала ладонь к его затылку и притянула к себе.
