— Только женщину это твою уже не вернет, верно?
Наран хотел было сказать, что боярыня — не его женщина. Лишь сестра друга. И ему — сестра. Одним ветром дышали, из одного котла ели. И только. Но сейчас это было не важно.
— Ты ведь не дурак, Кузнец. Дураков князьями не выбирают. Прознал уже, кто убийца, верно? — Наран бил вслепую, но по глазам Яромира понял: угадал.
— Допустим, и знаю, что с того?
— Око за око, зуб за зуб. Убийце — смерть. И тем, кто причастен, тоже. А за отцеубийство, я слышал, в Лисгороде четвертуют, да?
— Вольский стар был. При смерти, — процедил сквозь зубы потемневший лицом князь. — Неделей раньше, неделей позже…
— Кто? Жена твоя? Сестрица ее? Ну?
— Дуры. Как есть дуры. Хотели Лисяну со свету сжить. Думали, отец помрет, заветную грамоту подделали. Чтобы потом сказать — вот она какая, хотела все себе забрать. Лгунья! Ну и разделили бы тогда по закону все, Лисяне бы даже вдовьей доли не досталось бы. Да еще могли судить. А потом ты появился и стало еще интереснее.
— Глупость. Никто ничего бы не доказал. А коли доказал бы — Ольг Бурый свидетель, Матвей мальчишку признал и в здравом уме своим сыном называл.
— Да. Тут глупо вышло. Матвей вдруг выздоравливать начал, за бумаги сел. Бабы запаниковали. Если бы он нашел грамоту… Сразу бы угадал, чьих рук дело. Умный был мужик, зело умный. Ну и…
— Отцеубийцы.
— Кинжал в руки муж Гордянин взял. Но кровь на всех упала. Но ты ведь понимаешь, посол. Жена моя и сестра ее — скрою. Нельзя княгиню казнить. Немыслимо. Все потеряю и я, и они, и братья их. От такого позора не отмоешься.
— А Листян, значит, можно? — глухо зарычал Наран. — Ты ее народу хотел выставить, как убийцу? В землю закопать по плечи? Ее не жаль? Ингвара не жаль?
— Нет, их не жаль, — спокойно ответил князь. — А ты думаешь, Вольский рассудил бы на моем месте по-другому? Или Баяр твой драгоценный? Или ты сам жену любимую на чужеземку поменял бы, а?
Наран побелел. До этих слов он еще верил в справедливость. Теперь — усомнился. Сможет ли он с боем отбить Листян? Убить князя — прямо сейчас? Сбежать?
— Вот что, посол. Ты прав, мне война с кохами без надобности. Лисгород мне жалко, людей своих жалко. А хан твой отомстит жестоко, я верю. Кровью умоются моры. Поэтому предлагаю сделку.
При слове “сделка” Наран моргнул, черная пелена перед глазами потихоньку рассеялась.
— Я подписываю союз, который Кох предлагает. А ты забираешь свою женщину и уходишь. Имей в виду, я сделаю вид, что ничего не знаю. Погоню пущу, сам справляйся как умеешь. А Матвея… похороним. Челяди его языки вырвем, чтобы не болтали. Или придумаем заезжего грабителя.
— Ингвара тоже забираю, — не веря своей удаче, потребовал Наран. — И людей моих не тронешь.
— Кому нужен твой отрок? Забирай, разумеется. Пока же — давай договор подпишем.
Наран, разжимая ладонь, в которой лежала княжеская серебряная лисица, кивнул и вдруг сказал:
— Не все ты знаешь, князь. Вот это твоему зятю нужно. Догадываешься, зачем?
— Подо мной кресло княжеское шатает, смерд, — прищурился князь. — Голос на совете захотел? Власти желает? И то верно: Неждан и Радим спокойные, сестры упросят — уступят им знак. Что ж, буду иметь в виду. Спасибо, кох. За это — спасибо. А лисицу Ингвару оставь, так Матвей хотел, и кинжал свой забери. Коней Ольгу Бурому отдам. С ним же мальчишка будет. Где ход тайный, Лисяна помнить должна. Ночью и уйдете.
30. След лисицы
— А ну с дороги свалил, смерд! — громогласно раздалось на лестнице. — Будет ещё в честную женщину копьем тыкать! Князю нажалуюсь!
Лисяна, дремавшая на соломе, укрывшись Нарановым кафтаном, встрепенулась, услышав знакомый голос.
— Гей! Я так и знала, что тебя тут в чёрном теле держат, — Матрёна Ерофеевна старалась разговаривать с подругой бодро, скрывая свой страх и тревогу, но выходило откровенно плохо. Улыбка была кривая, губы дрожали. — Вот что, горлица моя, я тебе тёплую одежду принесла и пирог с мясом. Встать можешь? Били тебя, пытали? Лекаря позвать?
— Пальцем не тронули, Ерофеевна, князь запретил настрого. Да зачем мне одежда, если…
Не договорила, не смогла: горло перехватило.
— Авось и обойдётся все. Челядь всю Вольскую под замок посадили. Девки твои спешно в Бергород уехали с детьми, все бросив. Им Бурый пообещал защиту. Одевайся, простынешь ещё. Даже если… на суде всяко лучше несопливой стоять, да, Матвеевна?
Лисяна невольно улыбнулась. Одна у неё верная подруга, зато какая! Ничего не боится. Натянула чулки и платье: не боярское, простое, зато чистое и тёплое. Волосы платком завязала.
— И поешь, сделай милость. Дом твой, Матвеевна, и лавку все перевернули. Что уж искали… да только сундуки на крыльце стоят распотрошенные. Книги хотели выкинуть, дескать — ненужная глупость. Варвара не дала, вопль подняла великий. Говорит, дорогие. Говорит, ценные. Так что в лавке даже не поломали ничего. А вот в доме…
— Ингвара не видела? — вещи, даже и золото, и специи драгоценные, Лияну сейчас волновали мало.
— Нет, — вздохнула Матрёна. — Мать, ты держись, не раскисай. Я завтра ещё приду. Побегу, пока не выгнали взашей. И не думай, кто спрашивать будет, всем скажу, что ты у меня мухи не обидишь.
Лисяна только хмыкнула. А то ее с луком в руках ни разу не видели? Или не слышали, как она воришку на рынке поносила самыми непотребными словами, что знала? Или как с Мраковной за пушную торговлю воевала… Мухи не обидит, как же!
Эх, а Мраковна, поди, сейчас пьёт от радости…
Забота и добрые слова немного Лисяна подбодрили. Даже дышать легче стало. Села на солому, съёжилась и принялась вспоминать заговоры на отпирание замков. Справедливости она уже не ждала, а сбежать могло и получиться. Было бы у неё золото, она б стражу подкупила. Или кинжал — тогда бы зарезала. И плевать а все, своя жизнь дороже! Или… уметь бы обращаться лисицей! Да хоть кошкой или мышью — проскользнула бы мимо стражи. Да только Зимогор такому не учил, говорил, что кто-то может, но в ней крови оборотней нет. Обидно.
Прислушалась, подкралась к двери, ладони на замок положила:
— Как вода течёт, как коса сечет, холод и жар, дождь да туман, загорись, свеча, отворись, замок, без ключа.
Тихо щелкнул металл. Большой тяжёлый замок открылся. Силён Зимогор, славно ее научил, только что будет дальше?
Словно в ответ на ее вопрос, сверху раздался шум борьбы и чьи-то сдавленные хрипы, а потом скорее по движению воздуха, чем по звуку, Лисяна поняла , что кто-то спускается в подвал.
— Лис, ты здесь? Не шуми, это я, Наран, — раздалось заветное, и женщина не удержала облегчённый всхлип, почти рыдание.
— Я тут, я в порядке, — прошептала в ответ, осторожно, чтобы не скрипело, отворяя решетчатую дверь.
— Замок? Но как? Впрочем, неважно. Пошли, надо спешить. Тут у вас ночи короткие и светлые.
— Я… Ингвар!
— С Ольгом за стеной. Ну же? — он протянул Лисяне руку. — Или не доверяшь мне?
Она изумленно взглянула на мужчину — уж ему она доверяла безоговорочно — и вложила ледяные пальцы в его ладонь. Они побежали вверх по ступенькам, туда, откуда доносился свет масляного фонаря. Лисяна успела заметить тела двух стражников, лежащих около стены.
— Ты их…
— Один оглушён, второй мёртв. Не думай об этом.
Она кивнула.
— Куда нам? Как выйти из города незамеченными?
— Есть ход. Из сарая возле моего дома.
— Веди.
Они, озираясь, добежали до внутренней стены. Ворота мплооо городища были закрыты — ночь же.
— Здесь калитка, — потянула Лисяна своего спутника в сторону. — Для ночных гуляк. Ее не охраняют обычно.
— Глупо.
— Вовсе нет. Ключи мало у кого есть.
— Как же мы выйдем?
— Я открою, я умею.
Быстро пробормотала заговор, уже зная, что у неё все получится. Зажала нос и проскользнула через узкую дверцу.
— Демоны, чем так воняет? — выдохнул Наран.
