Я думала. Весь вечер, и ночь, и утро. Мои наниматели ходят по грани закона, а Мэт ходит следом, поджидая, когда они эту грань переступят, — чтобы схватить за руку и утащить за решётку. В темноте разрушенного склада он обещал мне защиту, если я сдам Талхаров. А ещё — свою постель и призрачный шанс на продление брака…Это в детстве я верила в благородных рыцарей, готовых на подвиги из любви к прекрасным дамам. Теперь я взрослая девочка и понимаю: у Мэта нет связей в Татуре, он может сочувствовать мне, но не пойдёт штурмовать следственную тюрьму с пикой наперевес, тут Эл прав. Зато он с удовольствием ухватится за сведения о побеге и выжмет из них всё, что сумеет. Что будет с Артуром, не его печаль. Варианты? Я могу довериться Мэту и принять его помощь. Или поселиться у Марлены и продолжить поиски работы. Могу выйти замуж за какого-нибудь Гарика или плюнуть на всё, вернуться в Татур, и будь что будет. У меня есть выбор, а у Артура нет. Талхары — его единственный шанс. Поэтому я собралась с духом и написала Мэту, что всё-таки выхожу за Эла. На встревоженные вопросы отвечала, что всё в порядке. Увидеться отказалась. Не настолько я доверяла себе, чтобы глядя Мэту в глаза, притворяться счастливой невестой другого…Обменялась несколькими сообщениями с Марленой и Вики. Господин Бист, главный редактор "Джеландии сегодня", был не прочь взглянуть на меня, но решительно не собирался платить никаких взносов, и Вики чувствовала себя неловко. Впрочем, теперь это не имело значения. Эл держал слово и с поцелуями больше не лез. Домашний арест был отменён. Теперь меня всюду возили в тюремной карете и под конвоем, то есть в просторном "вояже" цвета мокрого асфальта и в сопровождении пары телохранителей из стаи котят и щенков. В магазин за новым пальто со мной отправились Диди и Виви. "Не волнуйся, — уговаривали они на два голоса. — Эл, конечно, хамоват, но умом не обижен и парень неплохой". При этом Виви улыбалась слишком широко, а Диди стреляла глазами по сторонам. На мой четвёртый день в статусе невесты Талхара-младшего состоялся ещё один разговор с мамой. Она бодрилась: с Артуром всё в порядке, адвокаты считают, что следствие растянется не меньше, чем на полгода — может, за это время удастся как-то выкрутиться. Денег мама просила не посылать, даже не просила, а требовала. Но я в тот же день поехала на почту и перевела ей половину своих невеликих сбережений. — Зря, — фыркнул Эл, которому, естественно, доложили. Может, и зря. Однако спасательная операция отложена до свадьбы, а это через месяц с куцым хвостиком. Что же, мне до тех пор сидеть, ручки сложив?
На пятый день мы с Марленой расположились в маленькой уютной пиццерии за столиком на двоих. Столик был так мал, что на нём едва помещались тарелки и стаканы с лимонадом. Марлена не знала, каким образом сказка о "свадьбе на концерте" обернулась былью, и от души радовалась моему "счастью". Даже великодушно разрешила отдохнуть от газетных трудов — но только до конца медового месяца! И то если уговорю Эла стать попечителем "В своём кругу".Провернуть это легче лёгкого, убеждала Марлена. Надо только подловить его в нужный момент… — Тот самый момент. Ну, ты понимаешь… Главное, завести его на полную катушку. Чтобы мужик от тебя чумел. Тогда он для тебя, что хочешь, сделает. Верёвки будешь из него вить! Над стеклянной дверью брякнул колокольчик, и я увидела Мэта. Он шёл прямо ко мне. По узкому проходу между стойкой и рядом столиков. В плаще нараспашку и привычном дорогом костюме. Аккуратно причёсанный, чисто выбритый, похожий на ожившую мечту. Охранники, сидевшие у стены, двинулись ему наперерез. Но Мэт сверкнул значком, и котёнок со щенком поджали хвосты. А Марлена… шустро освободила ему место! Похоже, для неё не имело значения, что за мужчина рядом со мной, лишь бы он был. А если мужчин несколько и они готовы рвать друг другу перья из хвоста, тем веселее. Котёнок и щенок, помявшись, отошли в сторонку. — Заметил тебя через окно, — соврал Мэт, усаживаясь напротив. — Как твои дела? Я пожала плечами, на всякий случай пряча руки под стол. Мэт отмахнулся от подлетевшего официанта и заговорил тихо, чтобы не услышал мой зверинец — Ты действительно этого хочешь? Если тебя принуждают, скажи мне, Симона. Что бы у тебя ни случилось, я могу помочь. Не можешь, Мэт. В том-то и дело, что не можешь. Это было большим испытанием: сидеть так близко, смотреть ему в лицо, видеть тревогу и сочувствие в изменчивых глазах, тень озабоченной морщинки над переносицей, вопросительно приоткрытые губы. И не выдать своих чувств, не послать ему невольного знака. А попутно, как всегда, убеждать себя, что ему нужно от меня только одно… Нет, два! Ещё — доносить на Талхаров. Удобная психологическая уловка: поверить, что он эгоистичен, коварен, расчётлив и вообще виноват во всём — и чем дальше я от него держусь, тем целее буду. Но он и правда ни разу не сказал, что испытывает ко мне что-то кроме плотского интереса. А помощь предлагал, потому что это его работа — защищать, служить и делать карьеру… — Спасибо, Мэт. У меня всё хорошо, ты зря беспокоишься. А я молодец. Даже улыбнуться сумела. — В самом деле? — его тон похолодел. — Не объяснишь, что заставило тебя переменить решение? Он вдруг наклонился через стол, и я вскочила на ноги. Если он коснётся меня, я просто сломаюсь… Мэт тоже поднялся, но мои охранники успели вклиниться между нами. — У вас есть, что предъявить госпоже Бронски? — выпалил тот, что помельче. Котёнок. — Сдаётся мне, инспектор, вы тут не по делам полиции, — пробасил тот, что покрупней. Щенок. — Так что идите себе подобру-поздорову. — Или я вызываю адвоката, — Котёнок демонстративно выудил из пиджака суб-ком. Девушка за стойкой следила за перепалкой округлившимися глазами. — Не надо, Марек, — сказала я. — Мы уже всё выяснили. И направилась к выходу, предоставив Щенку расплачиваться. Девушка за стойкой облегчённо выдохнула. Когда мы подъехали к особняку, обнаружилось, что место у крыльца занято другим серым "вояжем". Эл как раз усаживал в него фигуристую блондинку, очень похожую на давешнюю Джекки. На прощанье она прижалась к нему, а он в порыве чувств ухватил её пониже спины, смяв нежно-розовый кашемир приталенного демисезонного пальто. Я не стала делать вид, что возмущена, он — притворяться виноватым. Но неужели ему проще выкрасть заключённого из татурской тюрьмы, чем найти себе такую жену, чтобы и по вкусу была и могла изображать рядом с ним "настоящую джеландскую леди"? Странные существа эти мужчины. Вечером в коридоре я столкнулась с Гицей. — Хочешь, скажу, что видела в пламени? — спросила она. Не хочу. Но проще выслушать и не ссориться. — Видела я, — низким напевным голосом начала домоправительница, — парня, высокого, красивого, с глазами голубыми, как небо, и душой лёгкой да вольной. За что, говорит, цепями к земле приковала, долгом связала? Зачем жертву за меня принесла — меня не спросила? Чем мне теперь расплатиться, как жить с этим? От слов и от надрыва, звучащего в них, пробирала дрожь, но я взяла себя в руки. Если Гица хотела склонить меня на сторону Эла, она выбрала престранный способ! — И что вы посоветуете? — спросила я вежливо. — А это сама решай. Моё дело смотреть и ждать, твоё — выбирать и действовать. Ответь себе: хочешь быть, как я? Коли не хочешь, помни: сердце — твоё оружие, нет его сильнее. С этими словами Гица послала мне загадочный взгляд и удалилась.
На следующий день Эл повёл меня в ресторан. От клуба я наотрез отказалась — одна мысль о "Кроличьей норе" вызывала нервный озноб. В результате мы два часа просидели в мраморном зале с колоннами, статуями и магическими фонарями, мучительно пытаясь найти тему для разговора. Пока я не догадалась спросить о наклейках. Эл сразу ожил. Я узнала, что наклейки по мотивам мультфильмов джеландской студии "Ляли-Люли" он собирает с детства. Как в три года получил первую из маминых рук, так сразу понял, что коллекционирование произведений искусства — это его. Когда ему исполнилось семь, отец решил, что мальчику пора обходиться без мамы, дал ей денег и велел исчезнуть. Вечи Талхар оставлял любовниц при себе, только когда они рожали ему детей, а едва дети подрастали — спроваживал на все четыре стороны. Жена у него была одна — баба Гица, и разводиться он не считал нужным. Баба Гица! Вот это сенсация. Но Эл не пожелал делиться подробностями — он взахлёб рассказывал о наклейках. Пришлось делать вид, что слушаю, и время от времени вставлять подходящие междометия. Вечер определённо удался. Наконец был съеден десерт, и мы вышли на улицу. Сквозь облака светила полная луна, отчего небо походило на негатив светописного снимка: белёсые разводы по тёмному фону. Над стоянкой щедро горели фонари, отзываясь блеском в стёклах и фарах дремлющих автомобилей. Эл сжал мой локоть. Через одну машину от звероподобного "хищника", на котором мы приехали, стоял белый "кугуар", маленький и изящный, как кошка рядом с медведем, а перед кугуаром Мэт — сложив руки на груди и не отрывая от нас непроницаемого взгляда. Он не пытался подойти, даже не шевелился. Как статуя Возмездия в здании суда, одетая в плащ с поднятым воротником. — Что ему надо? — прорычал Эл. После заката воздух заметно остыл, повеяло зимой, и его дыхание заклубилось сердитым облачком. — Могу подойти и спросить. Хотите? — притворяться равнодушной перед Элом было до жути легко. Злить его — даже приятно. Пусть локтевой сустав грозил треснуть под стальными пальцами — это такая мелочь! А Мэт всё смотрел и смотрел — пока мы не сели в машину. А Эл всё пыхтел и пыхтел, как бешеный носорог — всю дорогу до особняка. Почему-то именно сейчас всплыли в памяти странные слова Гицы: "Моё дело — смотреть и ждать… Хочешь быть, как я?" Что она имела в виду? Утром от Мэта пришло сообщение: "Я должен увидеться с тобой без свидетелей. Если откажешься, я сообщу в департамент по делам переселенцев, что ты обманом вынудила меня к фиктивному браку, и тебя вышлют в 24 часа. Так и скажи Талхару".
