– Что это? Чем ты намазала когти? - я опрокинул Яну на выгоревшую траву и приблизил схваченные руки к ее щекам. Вампирша пронзительно завизжала ,толкаясь ногами. Я сел на ее ноги и плотно придавил ее к земле. - Чего ты так боишься?
– С-смола. Ос-сина из Китая, - тишайшим голосом залепетала Яна. Ее прекрасное тело беспомощно трепетало подо мной. – Одна капля в кровь,и ты бы умер.
– Где ты ее взяла? – я встряхнул ее, теряя контроль над гневом.
– У охотников. Убила их и забрала яд, – Яна пыталась разжалобить меня увлажнившимся взглядом. – Пощ-щади меня, Тихон, молю.
– Не жди пощады, гадюка, - я придвинулся с ней к костру.
Пламя жадно лизнуло ее золотистые волосы. Яна громче завизжала, выпустив клыки.
– Отвечай, где ты хранишь яд?
– В медальоне. На шее, – в надежде, что чистосердечное признание cмягчит приговор, шепнула Яна.
Я смял ее запястья в левую руку и сорвал с ее шеи простенький медный медальон. В нем скрывались крохотная склянка с осиновой смолой и угольные портреты родителей Яны. Предав медальон вместе с содержимым огню, я потянул неистово верещавшую, как застрявшая в плетне кошка, вампиршу к огненному зеву.
– Кто тебя подговорил? Я знаю, ты не сама. Кто?
– Да, я не хотела тебя убивать. Он меня в-вынудил. Будь моя в-воля, я никогда бы тебя не тронула, Тихон, – Яна приникла лбом к моей груди, спасая голову от огня.
– Кто подослал тебя ко мне? Фома? – я хлестнул ее по уху.
– Ахтым, – взвизгнула Яна, заливаясь слезами. – Я люблю его, понимаеш-шь? Люблю? Не могла я отказать любимому.
– Ты лжешь! Зачем это ему?
– Поч-чуял он силу неис-счерпаемую в тебе. Ахтым говорил, нельзя такому дураку, как ты, владеть с-столь великой силой. Ты и с-себя погубиш-шь, и нас пос-садиш-шь на кол.
– Отчего же он сам меня не убил?
– На ш-што ему с-сора с атаманш-шей? Так, откуда бы кто узнал, с чего ты околел. Мож-жет, ты напился сдуру ядовитой ведьминой крови. Мало кому из наш-шего рода знакома китайс-ская смола, – Яна вымучила улыбку и расслабила руки, вверяя себя моему суду.
Я поднял ее и кинул в реку. Начинка души бурлила и клокотала, но убить женщину я не смог. Глядя, как она панически плещется в воде, отмываясь от яда, я властно усмехнулся:
– Не подходи ко мне впредь.
На визг Яны примчалась Людмила.
Атаманша не разобрала на бегу смысла нашей “беседы”.
– Чего вы тут учинили, баламуты?!! – она злобно посмотрела на меня, затем приметила опаленную шевелюру вылезшей на берег Яны и поймала подчиненную вампиршу за руку.
Яна вздрогнула. Достаточно было открыть Людмиле часть истины, чтобы она растерзала наемницу на месте.
– Тихон! Что ты натворил? – взгляд атаманши переметнулся на меня.
– Беспутница приставала ко мне, - я невoзмутимо погладил ладони, убрав когти. – Я ее образумил.
– С нее не станет, - Людмила прогнала Яну пинком и приласкалась ко мне, заманивая в украшенную полевыми травами нору.
***
Я неохотно отозвался на ее призыв. Мы вместе пришли домой, любовно воркуя. Сунув нос в нору, я не почуял внутри Ахтымбана.
– Где Ахтым? - я усердно скрывал напряжение.
– Ушел в Дерябловку за пряничной сластью, – Людмила расстегнула синюю жилетку наездницы и высунула ногу из складок черной юбки.
– Пойду за ним, – с атлантической твердостью сказал я. - Мне тоже не мешает поохотиться.
– Чуется, худое ты затеял, – напряглась Людмила – Не отпущу тебя. Впутаешься в свару. Голову почем зря сложишь. Горячен ты стaл не по годам.
– Не намерен я ровным счетом ничего затевать, дорогуша, - я отверг ее подозрения. - Просто я не вполне насытился. Сбегаю до Дерябловки и мигом вернусь. Или ты хочешь, что бы мне цыгане от голода снились весь день.
– Цыганов не надо, - Людмила скривилась от воспоминаний. – Самый невкусный народ.
Я поцеловал ее в нос, взял приставленную к уголку “прихожей” саблю Ахтымбана (Как удачно сложилось, что он ушел на охоту безоружным и подарил мне преимущество в бою!) и отправился мстить заказчику несостоявшегося убийства.
***
Яна предупредила возлюбленного тревожным воплем, но Ахтымбан и не думал скрываться. Его след привел меня на скошенный луг, расстелившийся перед Дерябловкой игорным зеленым сукном с наперстками пожелтевших стогов.
Увлекшийся охотой противник оставлял без внимания мое приближение, пока я не наступил на хвост пойманного им вороного жеребца. Ахтымбан обожал конскую кровь. Во времена кочевья по стėпи основу его рациона составляла сырая конина. Он знать не знал (и никогда уже ему не суждено было узнать) вкус медового марципана с клубничным творогом или яичного винегрета в клюквенном киселе, а я еще помнил мириады восхитительных вкусов, услаждавших душу и тело князя Таранского. Список гастрономических наслаждений вампира Тихона был краток до неприличия. Мои встречи с овцами имели фатальные последствия для смиренных животных.
Я планировал соблюсти дуэльные правила дворянской чести, насколько это было возможно, поэтому не напал на полулежащего в траве противника.
Ахтымбан отпустил шею парализованного коня и встал на ноги.
– Негодяй,ты дорого заплатишь мне за театральную постановку с китайской смолой, – я вытащил саблю из ножен и обнажил зубы. – Во поле осинушка стояла.
– Α ты не такой уж дурак, как мне чудилось, - cпокойный взгляд Ахтымбана прошелся по моему оскаленному лицу, беспокойно вздымающейся груди и напряженным рукам.
Враг небрежно тряхнул заплетенными в мелкие косички волосами. Εго выношенная до залысин охотничья куртка из светлой замши была распахнута. На поясе
