Казалось, прошла вечность прежде, чем я заставила себя пробежать взглядом по строчкам первой статьи.
Амнистия…
Почти. Суть не меняется из-за терминологии.
Шесть лет назад, в две тысячи двадцать шестом, Сухоруков вышел по УДО, вместе с еще тремя заключенными. В статье были только фамилии и статьи, по которым они сидели. Мирошкина среди вышедших не было.
Следующая статья была еще короче, чем предыдущая. Напоминание о том, что сделал Сухоруков, без имен и фамилий, без подробностей. В какой-то мелкой местной газете регионального центра. И еще несколько подобных статей в других изданиях, увидевших свет почти одновременно с тем, как Сухоруков вышел. Все сухо и без ненужных деталей. Пару групп в социальных сетях, два блога, несколько подкастов.
Я пролистывала их быстро, старалась особенно не концентрироваться, пробовала уложить в голове УДО. Совершенно не понимала, как Сухорукова могли выпустить… Как эта мысль могла хоть кому-то прийти в голову, почему Светозар вообще имел право на УДО. И листала статьи. Одну за другой. Пробегала взглядом и открывала следующую.
Информация. Мне нужна информация, а не эмоции, мне надо отрешиться, переключиться. Дышать.
Я вывела на экран новый текст и тут же шарахнулась от стола. С мерзким протяжным скрежетом проехались по полу ножки стула. Голос Энджи вскрыл барабанные перепонки, горло снова сжалось в болезненном спазме.
— Княгиня Станислава, вас расстроили новости? Мне прекратить? — ровно и тихо спросила ИИ.
А я отступила к окну, оперлась руками о подоконник, прислонилась лбом к прохладному стеклу.
Дышим, Воронова, дышим.
— С чего ты взяла, что меня что-то расстроило? — спросила, стараясь выкинуть из головы первые строчки новой статьи, ввинтившиеся в мозг.
Интервью.
Длинное, на две полосы. Не со Светозаром, с Екатериной Николаевной. Ее… исповедь…
— У вас увеличилась частота пульса.
Она все еще жила в Тюкалинске. Никуда не уехала… Да и куда ей было ехать? Зачем?
— Нет. Все хорошо, — покачала головой. — Продолжай, пожалуйста.
ИИ спорить не стала, продолжила говорить о котировках, биткоинах и взломах, о продажах произведений цифрового искусства, о погоде, политике, социалке.
А я переключалась опять, собиралась с силами.
Мне надо было хотя бы просто пробежать статью взглядом, по диагонали, не вчитываясь и не вникая, но я…
Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы взять себя в руки и найти силы. Я не могла просить Энджи. Хватит и того, что она уже провела поиск по Сухорукову.
Я, конечно, подчищу за собой и за ней, но рисковать больше необходимого минимума не собираюсь.
На самом деле, надо было просто дождаться следующего дня, уйти с работы вовремя и засесть со старым планшетом где-нибудь в парке, подключиться к городской сети и провести поиск вручную, по старинке, но…
Но поиск вручную занял бы до черта времени, а с работы вовремя… Звучит почти так же реально, как лечь спать сегодня.
Я усмехнулась, бросила последний короткий взгляд на темный двор и вернулась к столу. Медленно села, переключила внимание снова на интервью. Вчиталась.
И было плохо.
Было гораздо хуже, чем я могла предположить, даже несмотря на то, что я особенно не вникала в смысл, просто искала имя и фамилию, каждый раз спотыкаясь, когда Екатерина Николаевна упоминала Сухорукова. Каждый раз давя в себе желание снова вскочить на ноги и перестать читать.
Если перестану, потом не смогу вернуться, не смогу себя заставить.
У меня тоже есть предел, оказывается. И он намного ближе, чем я всегда считала.
Но я все же справилась, дошла до конца. Не нашла, правда, ничего. Но ведь отсутствие результата тоже результат, да?
Потом было еще несколько коротких, ничего не значащих статей, и еще. Было и само интервью Сухорукова. Его кислотно-желчные слова, отдающие ржавчиной, пара сухих сводок.
Последней… Последним, на что я наткнулась был некролог…
Сухоруков умер год назад, был похоронен на местном кладбище и…
И все, дальше смотреть и искать я не стала. Ругнулась, хрустнула шеей, закрыла все вкладки, сдавила виски.
Голова гудела, во рту было сухо. Очень хотелось спать. Но… Но было еще и видео, которое лучше бы просмотреть сегодня.
И я развернула окно с записью.
Гребаную надпись на двери оставил какой-то пацан, сопливый и зеленый. В семнадцать сорок две. Вышел из лифта, покрутил головой на площадке, нашел нужную дверь, быстро написал это чертово «Превет!», еще быстрее цифры и ушел, вставив в уши наушники.
Я порылась на серваке охранной компании и вытащила записи с камер подъезда и лифта. Мальчишка вышел из подъезда совершенно спокойно, бросил на землю скейт и укатил в сторону сквера, не оглядываясь и не особенно о чем-то беспокоясь. На этом занавес…
Не густо. Но, в общем-то, чего-то другого я и не ожидала.
Я опять ругнулась, смахнула на этот раз вообще все, включила спящий режим и, злясь непонятно на кого, ушла спать.
И, вопреки всему, что успело произойти за этот бесконечный говнодень, спала нормально, без кошмаров и мыслей, не дающих покоя. Без всплывающих в сознании образов и картинок.
Просто вырубилась, стоило голове коснуться подушки. И так же просто и без проблем включилась, когда с утра меня разбудила Энджи. Усталость и недосып, конечно, чувствовались, но… не так, чтобы особенно мешали. Бывало и хуже.
Пока ехала к офису, думала о том, как вести себя с Ястребом. Надо ли вообще как-то себя с ним вести… По-новому, по-другому? Или…
Что «или», Слава? Тебе что, пятнадцать, и ты не понимаешь, что происходит?
Я стукнула руками по рулю, выдохнула длинно и оглядела полупустой паркинг. Игорь был уже здесь… Его черный монстр блестел породистыми боками через два места от моего, напоминая лишний раз о том, что было вчера.
Черт-черт-черт, ну какого хрена, а? Зачем все так? Почему?
Так, Воронова, давай. Прими уже какое-то решение и чеши в офис. Сегодня дохрена дел.
Я снова выдохнула, побарабанила пальцами по панели управления и поняла, что мне надо срочно с кем-то поговорить. Хоть с кем-то, а еще лучше с тем, кто не будет задавать идиотских вопросов.
Я вышла из тачки, хлопнув раздраженно дверцей, и обратилась к помощнице:
— Энджи, позвони Яне.
— Да, княгиня Станислава.
В наушниках раздались гудки, а я оперлась о машину, уставилась в бетонный потолок. Янка трубку взяла минуты через две.
— Хорошая моя, ну как ты? — раздалось веселое на другом конце провода.
— Хреново, — призналась честно. — Мне надо поныть, Ян. Можно?
Беликова зависла, судя по тишине в ушах. Переваривала услышанное.
— На ручки, спать и бухнуть? — в ее голосе все еще слышалась улыбка, пусть и не такая явная, как еще несколько секунд назад.
— Типа того. Только без бухнуть, мне вчера хватило, — улыбнулась.
— О-о-о, — многозначительно протянула Беликова. — Смогу подъехать к тебе в обед, хочешь?
— А Лизка? Может, лучше я к тебе? — спросила неуверенно, пытаясь понять, как раскидать дела сегодня так, чтобы все успеть и ничего не завалить.
— У нас сегодня папкин день, — хмыкнула Яна. — Так что я подъеду. Во сколько и где?
— Давай в час, в «Свечках», — улыбнулась благодарно. — Успеешь?
— Конечно. Держись, моя девочка, люблю тебя, — пропела Беликова бодро.
— И я тебя, — сказала, нажимая отбой.
Сделала несколько глубоких вдохов и все-таки пошла к лифтам.
Если сильно повезет, то до обеда Ястреба я не увижу, а после обеда, возможно, пойму, что делать. Кажется, вопрос с психологом с каждым днем становится все актуальнее и актуальнее. Или антидепрессантами, или всем вместе.
Вот только мне ни хрена не повезло…
У кофе-корнера я наткнулась на Игоря. Он ждал, пока бот сделает его порцию, и что-то быстро набирал на трекере. Вряд ли кодил, конечно, но лицо было сосредоточенным и немного отрешенным.
Первым желанием, стоило его увидеть, было развернуться и позорно сбежать, пока не заметил, но…
