— Здравствуйте…
Провалиться бы! За рулем сидел сам Артур Один! Возможно, таковы правила, что на похоронах из мужчин могут присутствовать только кровные родственники, и самый старший среди старших терпеливо ждал, выполняя роль всего лишь водителя. Сравнив его с Версилией, опять задалась загадкой возрастов полузверей. Она родилась первой у Хельги, была старшей, а выглядела лет на десять моложе. Или это он выглядел старее, чем есть?
Артур со мной в ответ не поздоровался, и я притихла, сев так, чтобы даже в зеркало заднего вида ему не маячить.
— Домой.
Не знала бы, что сын, решила — холуй. Хельга устроилась рядом и бросила приказ так пренебрежительно, что оторопь взяла. За себя не боялась, но неуютно стало — куда везет, почему аж до завтра? Мне не хотелось выпадать из жизни команды на целые сутки.
Мы приехали в «Хрустальный луч» — элитный комплекс, где жил Парис. Заехали в подземную парковку одного из зданий и Хельга отпустила Артура словом «свободен». На лифте на ее этаж поднимались вдвоем.
Аскеза — родовая. Раздвижные парные двери везде нараспашку, много воздуха. Огромные комнаты этажа пустынные и мало обставленные. А то из интерьера, что было, уже не удивительно отличалось ощущением первозданной новизны. Выставочный зал, а не дом. Голые бежевого оттенка стены, дорогой ковролин, из всех украшений — напольная ваза сухоцвета у панорамного окна. Хельга завела меня в зал, наполненный как раз четырьмя предметами — вазой, столом, креслом и диваном.
— Ложись и задирай платье.
— Сначала скажите, что собираетесь делать? Я не дам себя нюхать где не надо, и тем более никуда лезть, вы не гинеколог.
— Ложись. Щупать буду, живот должен быть голый.
— Обещаете?
Старуха задрала верхнюю губу. Что-то вроде оскала, показывающего нетерпение препирательством. Я скинула балетки, собрала юбку к груди и покорно легла.
— Помню, как лет десять назад начала учить молодого Нольда звериному чутью тела. Он не потянул, слабоват, освоил только две вещи — парализующий и усыпляющий узелки. Хотя, другие мои редкие ученики и того не освоили. Бездари. — Хельга положила мне на низ живота обе ладони, слегка надавила. Выждала, закрыв глаза. — Как ты узнала, что беременна? Клеточка едва-едва есть, даже не закрепилась пока. Не будь я такой старой и опытной, не увидела бы.
— От мужчин-некромантов не затошнило. И их от меня.
— Ваше тело и ваш регенерат — загадка природы. Даже полузверям ее не разгадать. Удивительно! Береги себя, ты на такой стадии, что еще и беременностью по-настоящему не назвать.
— Уверена, что мое тело и мой регенерат — защитят идеально, ничего развитие не прервет.
— О жизни поговорили, пора поговорить и о смерти. Что ты увидела в поместье Александры Нольд?
Старуха слушала и чернела на глазах. Будто усыхала и мумифицировалась, а глаза полыхали синим — делая весь ее вид ужасающе неестественным. Я рассказала все, и не скрыла мысли, что хочу обойти закон — ради семьи, ради Лёны и Нольда.
— Она убьет тебя. Думать, что Алекс затихнет в особняке и не будет мстить за все, наивно. Сокровище и смысл всей жизни потерян — ее дочь, как она думает, убита некромантом. Ты — некромантка, знающая о преступлениях, за которые обычные люди садят на пожизненное, а у нас казнят. Алекс терять нечего, она или скрытно тебя отравит, или открыто шею сломает, не побоявшись последствий. Месть превыше собственной смерти в итоге… Порождение зла… чудовище, вывернувшее суть природы, дарующей нам жизнь… я тебя защищу, девочка.
Мы долго сидели в тишине пустой комнаты. Я поглядывала на погрузившуюся в себя старуху и потом решилась спросить:
— Почему вы так безоговорочно верите? И недели нет, как приняли в стаю, и даже не собираетесь требовать доказательств страшного обвинения одной из глав кланов, самой Алекс. Она ваша по крови, волчица, с рождения своя, а вы верите мне?
— Верю. Твоя реакция в тот вечер была неподдельной, а Алекс, как вы уехали, была сама не в себе. Напугана, хоть и пыталась скрыть, жутко напугана…
Вид почерневшей и высохшей Хельги исчез. Она встряхнулась, и кивнула на выход из комнаты:
— Идем есть.
Никакие двери закрыты не были, и входная тоже. Хельга в другой пустой комнате с овальным столом и четырьмя стульями, нажала кнопочку на каком-то стационарном приборе и села ждать. Через десять минут появились три стюарда с ресторанными тележками, сервировали на две персоны и расставили блюда. Старуха не открывала им, не заказывала, что именно принести — хранила гробовое молчание, и ели мы тоже так.
Вкусная еда и простая — отварное мясо, отварная фасоль, свежие овощи. Я не болтала, решив, что и так нарушаю привычный порядок старухи — живет как в голой пещере, окруженная тишиной визуальной и звуковой. Вряд ли дом знал много гостей. Ела и думала, что мне дальше здесь делать?
После обеда пришлось опять сидеть на диване в зале…
Мне казалось, что скука убьет. Просто пытка быть в четырех стенах, где и глазу не за что зацепиться, и с одиннадцати утра до шести вечера я успела превратиться в зомби не хуже тех, которых создавала Злата. Хельга запретила все, пресекла даже попытку позаниматься физическими упражнениями, какими платье позволяло. Испытание! Старуха сама, впав в медитативное состояние, не понимала, насколько трудно молодому телу в энергии находиться в покое днем. Я и так давно не бегала, и не прыгала, не грела мышцы, только и знала, что просиживала офисный стул, сиденье авто и прочие кресла на собраниях — а мне хотелось действий! И мозг кипел в изоляции.
Глава двадцатая
Лёна зашла бесшумно. Она как-то сразу вся выросла в дверном проеме, прошла через залу и присела на одно колено возле Хельги. И я опять поразилась — ее грации и ее переменам во внешности. Девушка походила по пластике на огромного гепарда, настолько гармонично двигалось тело, габаритное, плоское, с длинными руками и ногами — потрясающе красиво! А голова без волос — только белесый ежик. Одета во все мужское, даже туфли, но при повторном взгляде догадалась что это скорее всего для маскировки на кладбище.
— Госпожа Один… я предана вам и роду. Вы в праве наказать меня, но я не преступила ни один из законов и ни одного из правил.
— Это правда. Кто бы еще додумался запрещать умирать… Но ты обманула!
— Нет. Всем сердцем желала смерти…
— Поздоровайся для начала.
— Здравствуйте, госпожа Один.
Хельга сидела в кресле за пустым столом залы, а я в уголке дивана. Вся в черном, далеко не блондинка и кожа не сливочная, не заметить нельзя — но Лёна, как появилась, даже глазами не повела в мою сторону.
— И за волосы не оттаскать. А поприветствовать невестку?
— Здравствуйте, госпожа Нольд.
Я заметила, как напряглись шея и желваки девушки. Лицо она отвернула, но краем увидела всю реакцию — тяжелая челюсть стала еще тяжелее. Как опасалась ревности, так и получила — Лёна заранее меня невзлюбила.
— А теперь объясняй, — жестко приказала старуха, — почему обещала матери выйти замуж за выбранного ей человека? Ты, всегда своевольная и дерзкая, я думала, что в тебе достанет духа выйти за того, какого полюбишь, а не по приказу, как большинство бесхребетных волчиц!
— Можно с глазу на глаз?
— Нет. И не смей подниматься, я еще не решила — прощать тебя или нет.
Лёна шевельнулась, а Хельга пресекла попытку сменить положение. Девушка ниже склонила голову, но и в такой смиренной позе умудрялась возвышаться. Голос стал глуше:
— Два года назад я отдалась мужчине. Мать в поместье обустраивала фонтан, наняла столичных рабочих, и один из них мне понравился. Взаимно. Мать застукала… прогнала и его, и всех остальных потом…
Замолчала, и я подумала, что это и есть то преступление, из-за которого Алекс прижала дочь — нельзя до совершеннолетия, или нельзя без брака. Но Хельга, не выдержав долгой паузы, сухо цыкнула:
— И что с того? Возраст согласия и твой выбор.
— За три дня до этого приезжал Нольд, навестить меня.
