Тогда что его тревожит или раздражает? Я собралась с духом и прямо спросила:
-- Вы собираетесь зарабатывать на моем умении, господин барон?
Он явственно разозлился и, гневно вскинув на меня взгляд, отчеканил:
-- Не говорите глупостей, Элиз!
-- Тогда я не понимаю, что вас смущает?
Кажется, я удивила его, но пояснять барон ничего не стал. Он успокоился и сказал:
-- В общем, я не настаиваю, но прошу. Заработок сможете оставить себе. Я уеду сегодня, сразу после завтрака. Берт говорил, что заедет примерно через пару недель.
-- А когда ожидать вас, господин барон?
Он снова стал хмурым и недовольно буркнул:
-- Если бы я знал, то сообщил бы об этом.
***
Барон Хоггер смотрел вслед уходящей девушке и размышлял:
«Это бесстыдство, свойственное всем франкам? Или она действительно не понимает? Конечно, для нее, возможно, нормально ездить в дом к неженатому мужчине… Держалась она так, как будто в этом нет ничего этакого…
Франки, похоже, довольно странно воспитывают дочерей. Хотя… Болтают же, что у их Людовика две любовницы одновременно.
Есть в ней что-то непонятное. Может, и зря Берт так заступался за нее. Он просто чувствует себя виноватым за подозрения, вот и…
Ладно, это все не так и важно. Гораздо важнее, что Берт не отказался помочь. Но еще две, а то и три недели мотаться по лесам… -- барон даже досадливо мотнул головой. – Хорошо хоть, что графиня поставляет еду и фураж вовремя.
Смешно, конечно, но, пожалуй, я Берту вполне могу даже позавидовать. Ни долгов у него, ни обременительной родни.
Непонятно одно: как это мой папаша, при его-то скупости, женился на этой … ? Всегда ведь Джангера поучал, что в бабе главное – хозяйственность. Повелся на смазливое личико на старости лет?» -- почтения к покойному отцу младший сын не испытывал.
Слишком уж разные они были с ним. Да и изгнание из дома Генри так и не смог простить. Скупость отца и мерзкий его характер – это и был единственный повод для того, чтобы выгнать из дома младшего сына, так похожего на покойную и нелюбимую жену.
Барон глотнул из кубка остывшего питья с медом и нахмурился, барабаня пальцами по столу. С поимкой мародеров возникло много неожиданных сложностей. Впрочем, он сильно надеялся, что последний его ход поможет выловить мерзавцев.
Нужно было возвращаться к войску, думать о том, как протянуть эти две-три недели до появления обоза и верить в то, что Берт справится. Нужно было…
Много чего нужно было, но мысли его невольно возвращались к этой строптивой девице. Может, стоит взять ее в любовницы и успокоится? Только ведь…
Судя по тому, как она стала себя вести, перейдя работать из кухни в замок, девица может и отказаться. Вот ведь заноза! Всегда вежливая, глазки в пол, а как заткнула его за столом, когда он попытался назвать перчатки роскошью?! И ведь не прикопаешься!
Настроение у него слегка улучшилось, он даже чуть улыбнулся собственным мыслям. Может, конечно, и не пойдет в любовницы, но попробовать точно стоит. Почему-то барон был уверен, что в постели девица будет огонь!
Потом мысли барона соскользнули на мадам Аделаиду, и морщинка вновь легла между бровей.
«Как все же отец ухитрился так вляпаться?! Она ведь даже дочерью не интересуется. На уме ничего, кроме тряпок и балов. За кого бы ее выдать? Или, может быть, действительно в монастырь спихнуть? Так монахини-то предо мной ничем не провинились!»
Мысли о монастыре для вдовы посещали его не первый раз, но Генри гнал их. Не каждый способен принять такое, а издеваться над мачехой и святыми сестрами – последнее дело.
Все же барон был человеком искренне верующим. И хотя за мирскими делами не самым набожным, но к церкви относился уважительно.
«А с Элиз, все же, стоит поговорить. А вдруг, да сложится у нас? Я ее не обижу, с замком она до женитьбы моей вполне себе справится, а потом назначу ей пенсион небольшой. Конечно, ее вины нет, что пиратам попалась, но ведь Господь лучше ведает, кому и какое испытание послать.»
Не шла Элиз у него из головы. Нет, не шла…
***
Барон уехал, вновь уведя своих солдат, и в замке наступила тишина. Баронесса часто выезжала в гости к соседям и в столовой отсутствовала.
Капитан Арс был все так же замкнут, но к столу приходил трижды в день. И хотя разговаривать нам было практически не о чем, молчание за едой не тяготило. Мы не раздражали друг друга.
Я занялась комнатой маленькой леди на время, по договоренности отселив ее с нянькой в покои барона. Мадам Аделаида пробовала было сказать свое слово: чем-то ей это не понравилось, однако, узнав, что все согласовано с хозяином замка, быстро отстала.
-- Вы зря волнуетесь, мадам Аделаида. На ремонт комнаты маленькой леди нужно не больше недели, потом она вновь переберется подальше от ваших покоев. Обещаю, вам не доставят неудобств.
Я не сказала мадам, что барон оставил мне ключи от кладовой с тканями. Надо сказать, что визит туда весьма впечатлил меня. Узкая длинная комната с огромными, до потолка стеллажами. Правда, почти пустая. Если все эти полки можно заполнить, можно смело открывать магазин тканей. Но я видела, что замок сам по себе почти маленький город.
Понимая, что в кладовке для сохранности тканей нужно поддерживать нормальную температуру и влажность, я для начала поступила так же, как и со столовой: печь в общей стене с топкой в соседнем помещении, ремонт и побелка комнаты.
Когда мы договаривались с бароном, я представляла себе что-то вроде нескольких рулонов серой шерсти, метров по десять-пятнадцать каждый. Примерно столько уходило на платье с широкой юбкой: местные ткани были довольно узкие. Действительность оказалась совсем иной.
Двенадцать здоровых сундуков! Они были выставлены в одной из маленьких комнат один на один, и мне пришлось прибегнуть к помощи лакеев, чтобы снять их друг с друга. Замучилась, пока подобрала ключи к каждому замку – они все были разные. Привязала на каждый сундук цветную нитку и такой же обмотала головку ключа. Просто, чтобы не путаться самой.
Набитые огромными рулонами тканей деревянные короба были совсем неподъемными. Эта продукция была совсем иной, чем продавали на местных рынках: почти в два раза шире и гораздо качественнее. Дорогая, это понятно было сразу.
Широкая, ярда полтора рулон, очень яркая, со сложными восточными орнаментами и вышивками.
Шелк плотный, тяжелый. Явно очень ноский.
Бархат еще толще, с атласно поблескивающим ворсом, играющий на свету вплетениями шелковых и золотых нитей.
Парча – жесткая от драгметаллов, безумно красивая.
Было отдельно завернуто в рыхлую бумагу несколько отрезов очень тонкой и нежной кисеи разного цвета.
Я прекрасно понимала, что мне такие вещи не по карману. Потому, слегка вздохнув, отодвинула рулон ярко-синего, почти однотонного шелка. Таких тканей без рисунков было совсем мало. У этого узорной была только золотая кайма из изящных виньеток, не слишком широкая и очень элегантная.
