— Откуда ты знаешь эту страну или прикалываешься?
Чего бы это ему… Он тут же принялся ей доказывать свою осведомлённость об острове.
— Напротив, мальтийцы очень жизнерадостны и импульсивны. И не меньше детей обожают всякого рода празднества, и непременно с шумной пальбой и разноцветными фейерверками. И там каждую субботу, чуть стемнеет, над Большой Лагуной в небо вздымаются красочные фонтаны огня и света. У тебя есть шанс увидеть всё это и даже поучаствовать. Там, я тебе скажу, умеют радоваться жизни.
Это на самом деле произвело на неё впечатление.
— Я поражена…, так может рассказывать человек побывавший там?
— Не без этого, — самодовольно хмыкнул он.
Но она сделала ещё одну попытку отделаться от него на сегодняшний вечер.
— Эд, у меня нет ужина сама я съем банан и сырок, но тебе нужен полноценный ужин, а у меня, пойми ты, нет ни сил, ни времени…
Ответ его был категоричен.
— Я всё привезу сам. Открой дверь и выключи свет.
Руслан довёз до подъезда и нехотя распрощался. Грустная растерянная улыбка не покидала его лицо. Парень, слышавший урывки разговора, явно был расстроен. Поднявшись к себе, она с ходу принялась за журналы, потом полезла в компьютер, но работу прервал Эдик. Она занятая поисками информации, прослушала, как он вошёл. И чуть не заорала от неожиданности.
— Лю, выключи аппаратуру. Ты совсем не обязана потакать бредням своего шефа. Я же обещал, значит, расскажу.
Счастье встречи вытеснило страх. Почувствовав такую мощную поддержку, она с ходу принялась жаловаться:
— Ты не представляешь, этот слюнявчик и так вёл сегодня себя со мной, как носорог. Мне очень хотелось сделать две вещи — это откусить ему нос и отказаться от этой поездки.
Он хмыкнул и это его хмыканье могло означать что угодно. Поэтому она ждала продолжения. И не зря ждала, он велел:
— Ты рассказывай, а я пойду на кухню. А вообще я тебе, Лю, вот что скажу. Жизнь становится проще и проще, если её постоянно не усложнять.
— Тогда я буду молчать, — выключив монитор, она упала на кровать. «Надо раздеться и залезть под душ. За день, чем только не провоняла», — интересно, где набраться сил, их не было.
— Ты чего? — мигом вернулся он, опускаясь рядом.
— Чертовски устала. Надо раздеться и постоять под душем.
Ему страшно это понравилось.
— Идём вместе. Я тоже с удовольствием освежусь.
— Неужели и тебя полоскал начальник, — предположила она.
Он опять неопределённо хмыкнув возразил:
— Нет. Мне попался один занятный экземпляр…
«У кого что…» Оставив в покое настроение Эда, она переключилась вдруг на другое.
— У тебя странная туалетная вода…
— Почему? — насторожился он.
Она втянула ещё раз носом и заявила:
— В ней чувствуется запах полыни.
Он тут же уточнил:
— Тебе не нравится?
«Вот уж нет» Она ринулась возражать и отстаивать.
— Наоборот все горькие запахи, вкусы я обожаю. Просто я где-то сегодня уже сталкивалась с таким ароматом, не помню, голова навыверт с этим главным боссом.
— Он обидел тебя? — пощипал Эд её вспыхнувшую щёку.
— Нет. В принципе сказал то, что видел перед глазами. А видел он почти тридцатидвухлетнюю дуру ещё пытающуюся трепыхаться крылышками.
Он прогладил ей нежно пальчиком овал лица и мягко сказал:
— Не надо так принимать всё, что касается работы к сердцу.
Люда вспыхнула:
— Это не касалось работы, это касалось меня. И потом он только другими словами повторил то, что ты сказал неделю назад. Когда два попадания в одно место, совершенно от разноплановых людей, значит, так оно и есть. Дело точно пахнет керосином.
Эд лихорадочно вспоминал, а не вспомнив всё равно кинулся оправдоваться.
— Что я такое мог ляпнуть тебе, малыш, с чего так тебя глючит. Честно говоря, и не помню уже, а ты всё дёргаешься. Мужики не придают значения словам. Это опять к тому, что не надо загонять жизнь в ларец. Идём купаться и ужинать. А потом я хочу, чтоб ты повторила то, что творилось в этой комнате прошлую ночь.
— Это мираж, — пыталась запутать она его.
Что бы там не было он не желал от него отказываться.
— Мне всё равно, но я хочу вновь ощутить на себе эти вьющиеся змеями руки и выскальзывающее из пальцев, из-за втёртых ароматизированных масел твоё прекрасное тело. Ты любила, не как женщина, а как жрица любви. И я, я был совсем другой, без своего уродства, здоровый. Я чувствовал его весь…
— Тебе просто это приснилось… — выкручивалась она.
Так он и поверил. Требовал. Теперь он верил даже в кентавров.
— Вот уж нет. Повтори.
Сдалась.
— Это невозможно повторить, нужен соответствующий настрой. Я заведу тебя в другое кино.
— Главное, чтоб такое же сладкое? — улыбаясь, прошептал на ушко он ей.
— Пойдём купаться.
— Разве я против…
Тут же уточнила:
— Раздеться придётся здесь, иначе ты ничего не найдёшь утром.
Разве он собирался возражать.
— Надо, разденемся. Давай иди впереди меня, а то ударишься, за моря поедешь с фингалом.
Люда недовольно проворчала:
— Живём как вампиры ночью. Точно, это же они боятся солнечного света. А вдруг ты вампир…
— Угадала. Сейчас выпью у тебя всю кровь, — дурачился он, щипнув её губами за шею. — Ам!
— Ай! — вскрикнула она от неожиданности, метнувшись к нему, и утонула в его бархатном голосе:
— Какая ты горячая, киска.
Тела под тёплыми струями сплетались, не желая пропускать даже скользящее по коже мыло, с постоянным упорством выскальзывающее из её рук. Забрав кусок и напустив в воду пены, Эдик взял инициативу в свои руки. А потом, завернув её в попавшуюся под руки тонкую простыню, а себе, замотав полотенце, отнёс разомлевшую женщину на постель.
— Потерпите, мадам, какая-то минута и я накрою стол.
Она ждала, наблюдая за хорошо ориентирующимся в темноте человеком. «Не хуже кота видит в темноте». Его приготовления затягивались, и она протянула в нетерпении руку…
— Не торопись, — поймал он её пальчики, — испачкаешься, я покормлю сам. Открывай рот.
— Что это? Ну очень острое блюдо.
— Итальянская кухня. Что горит? Дать запить?
— Не откажусь. Какое ароматное вино. Красное?
— Как догадалась?
— По вкусу.
— Давай сюда твои пальчики, я оближу. Не шали, сейчас отнесу поднос на кухню и я твой.
Возвращаясь в комнату, ему показалось, что наткнулся в арке на стекло. Не успев удивиться, он рискнул ещё раз и всё-таки прошёл. Но то куда он попал, уже не было комнатой. Белокаменный дворец с мощными колоннами, увенчанными витыми подпорками. Факелы на стенах, запах масел и благовоний. Огромное ложе на возвышенности у стены с мягкими шкурами и разбросанными подушками на полу. Ложе не было пустым. На нём восседала женщина с мягкими и в тоже время насторожёнными чертами лица. Её пальчики тянулись к подносу с фруктами на витых ножках столика. Обведённые чёрной краской серые глаза, отсвечивая колдовским огнём, манили из-под густых ресниц. Белое тонкое одеяние, собранное и застёгнутое золотой брошью, на одном плече оголяло стройные ноги. «Подойди», — поманила она его, тонким пальчиком, показав место около своих ног. Её длинные, чёрные волосы, схваченные на лбу золотым обручем, увенчанного, высоко поднятой головой змея, колыхнулись завораживающим облаком. Холёная рука, коснувшись его лица, блеснула перед глазами Эда браслетом по всей длине руки от локтя и до ладони. Золотая змея, обвивая хозяйку, ластилась, уложив голову, украшенную изумрудами вместо глаз, на её запястье. Он потянулся к ней и, услышав шипение, отпрянул. Из-под её волос, ног, спины, с каменного пола и подушек к нему ползли змей. Он онемел.
