***
Пространство вокруг вспыхивало и гасло, пульсировало кровавыми отсветами и ввинчивалось резкой болью в затылок, в плечо, в грудь. Меня тащили куда-то, и в те мимолетные вспышки света, когда я приходила в себя, я видела в багровых отсветах склоненные надо мной белые лица, раззявленные рты, набитые зубами словно ясли – соломой, большие черные глаза, как куски черного обсидиана, о котором мне рассказывал Винсент, тьма заливала склеру. Потом, в очередной раз вынырнув из небытия, я больше не увидела мешанины тел, обрывков одежды, лиц… И снова жуткая, дергающая боль. Она впилась в запястья, полосуя, вытягивая из рук сухожилия, прочно обосновалась в плече, стекала вниз по позвоночнику. Где я?
Взгляд упирался в пол. А еще я видела собственные босые ступни. И голые, покрытые царапинами и грязью коленки. Сознание снова заволокло серым туманом, свет перед глазами начал угасать. Боль в онемевших руках грызла непрестанно, заставляя сердце сбиваться с ритма. И я… вдруг поняла. Меня подвесили за руки, довольно высоко над полом. Кое-как приподняв голову, я осмотрелась: неподалеку маячил темный арочный проход. Голые каменные стены, ни единого источника света, но при этом не темно. Я… от одежды какие-то лохмотья, и они на животе заскорузли от подсыхающей крови. А потом – тихий стон, где-то сбоку от меня.
Воздуха не хватало. Снова накатывала удушающая волна беспамятства. Я кое-как повернула голову, скосила глаза: буквально в двух шагах от меня, точно также, подвешенный за скованные руки, висел мужчина. Точно так же, как и я, в лохмотьях – все, что осталось от одежды. Его голова свесилась на грудь, лица мне не было видно. Только… ярко-рыжую макушку, и волосы с одной стороны слиплись от крови.
- Мастер, - прохрипела я, холодея от осознания того, что произошло.
Он дернулся. Кажется, тоже медленно приходил в себя. Я еще раз окинула его взглядом: хорши изрядно его потрепали. Он был искусан, одежда прилипла к телу и вся в темных сгустках.
- Ригерт, - прошептала я.
Он еще раз шевельнулся и глухо застонал. Наверное, ему было еще больнее, чем мне, потому что весил он куда больше. И вот так, на руках…
- Ильса? – он приподнял голову, - мы…
И умолк, озираясь. Затем вновь посмотрел на меня, и мне сделалось совсем тошно от его взгляда – взгляда зверя, загнанного в угол сворой гончих.
- Прости, - это я прочла по губам.
Половину лица Ригерта заняли кровавые ошметки, глаз заплыл – да и остался ли он, этот глаз.
- Ар Мориш вернулся, - тихо шептал Шезми, - сказал, что тебя утащили… и мы с братом… хотя бы попытались… прости.
В груди слабым огоньком пыхнула злость. Ах, ар Мориш прибежал и нажаловался, что меня утащили хорши? А он, такой правильный, не смог мне помочь, и потому бросился к наставникам?
Я посмотрела на Ригерта. Хотела рассказать, как оно было на самом деле, но поняла, что просто не смогу. Слишком… больно. И страшно.
- Где мы? – спросила вместо этого, - вы знаете?
Он судорожно мотнул головой.
Все ясно. Он не знал. Или не хотел говорить.
- Прости нас, девочка, - повторил тихо.
Я задумалась. Осторожно шевельнулась – руки, спину вмиг прошило болью, такой яркой, до искр перед глазами.
- Мы можем освободиться? Пространство… полносвязное. Вы же сами нас учили.
Ригерт помолчал, то ли осмысливая вопрос, то ли проверяя. Затем медленно ответил:
- Здесь оно замкнуто само на себя, Ильса. Отсюда вообще невозможно выбраться.
- Так что, мы будем здесь висеть, пока не умрем?
- Или нас будут жрать по частям. Не знаю.
Он снова поднял голову, осматриваясь. Я видела, что он шевелит губами, понимала, что пытается что-то рассчитать, но…
- Сюда идут, - вдруг сказал Ригерт, - прости.
Откуда он знал, что кто-то движется в эту камеру? Я не сразу сообразила. Тот арочный проход, который я заметила раньше, и который был наполнен мраком, сделался светлее. Как будто по нему шагал некто и нес горящий факел. Правда, свет был не рыжим, а сизым. Но в любом случае что-то двигалось к нам.
Я всматривалась в темноту, разбавленную серым маревом, до рези в глазах, но по-прежнему ничего не происходило. А потом – раз! – и как будто раздернули шторы. В комнату медленно вошла девушка в нарядном платье, с пышной юбкой, с тонкой талией, утянутой в корсет. Белые обнаженные плечи укрывала ажурная шаль, белая, вязанная из козьего пуха, и весь вид этой юной особы так не вязался со всей обстановкой, что я на миг даже позабыла о дергающей боли в руках. Перед глазами все поплыло, я проморгалась, и затем только смогла рассмотреть ее лицо.
Это было самое прекрасное и совершенное лицо из всех, что мне доводилось видеть. Ни единого изъяна, ни родинки, ни оспинки. Чистый фарфор с легким, едва заметным румянцем. Тонкие брови дугами, выпуклый лоб, выразительные глаза, темные, в густых ресницах. Узкий подбородок и розовый пухлый ротик сердечком. Вне всяких сомнений, девушка была прекрасна, но, но…
Внутри зародилось щемящее чувство, что где-то я ее уже видела.
И почему… она так странно движется?
Как будто это в самом деле не живой человек, а механическая кукла с идеально вылепленным лицом и в красивом платьице с оборками.
Между тем девушка подходила все ближе и ближе, я не могла оторвать взгляда от ее лица… и с каждым ее шагом в груди ширился и рос ядовитый, выжигающий меня дотла ком страха. Тело как будто теряло чувствительность, мир сжался до размеров комнаты, Ригерт Шезми словно исчез – остались только мы двое, я – и это дивное создание, от одного взгляда на которое стынет кровь в жилах.
Она остановилась, глядя на меня снизу вверх, затем что-то заскрипело наверху, проворачивался ржавый металл – и я все ниже, и ниже, и ниже… До тех пор, пока мое лицо не оказалось напротив ее. Я вдохнула запахи лаванды и лимонника, такие знакомые… Так пахла одежда Винсента, или он сам… уже не разберешь. А потом я вспомнила, где видела эту девушку. У нее даже прическа не изменилась, все те же косы, уложенные короной. Глаза серые. Ну прямо как на том портрете, который я нашла в сундучке в тайной комнате.
- Приве-ет, - протянула она, рассматривая меня с улыбкой.
Краем уха я услышала, как выругался Шезми. Но он был так далек от меня: сейчас весь мир заключался в этой красавице, в ее гладкой, фарфоровой и неживой коже. И понимание того, кто сейчас напротив меня, пришло как-то само по себе. Наверное, именно так, смиренно и мгновенно, принимает человек внезапную смерть.
- Отпусти нас, - прошептала я, глядя в бездонные омуты, наполненные серым светом.
В ее глазах метались тысячи сожранных душ.
- Зачем? – она покачала головой, и правда, как механическая кукла.
Похоже, тело ее было давно мертво и попросту занято…
- Я подарю тебе покой, - шепнула она мне в губы, снова обдавая запахами лаванды и лимонника, но теперь отчего-то они не казались приятными. Наоборот, к горлу подкатила тошнота.
И она медленно, очень медленно начала открывать рот. За пухлыми розовыми губами прятались сотни узких, похожих на иглы, зубов. Меня обдало кровавой горечью.
- Какая сладкая, - проговорила страшная кукла, - хочу.
Глаза закрылись сами собой. Она собиралась меня поцеловать, но уже было все равно. Боль ушла.
- Флавия!
Оклик ожег меня, словно хлыстом. Я… знала этот голос. Но от того, что знала, почему-то сделалось еще больнее и еще горше. Все это… было так неправильно, и вообще, не так должно было быть.
А волшебство внезапно пропало. Лицо девичье… будто взялось трещинами, и там, сквозь тонкие их ломаные прожилки, вдруг проглянула гниющая плоть, черная, смрадная.
- Флавия, - из арочного прохода вылился Винсент и быстрым шагом направился к нам.
На меня он глянул только раз и больше не смотрел. Все внимание – духу сонной немочи, спрятавшемуся в мертвом теле красивой девушки, которая… Всего лишь была сестрой Винсента, и всего лишь заблудилась в Долине, как об этом рассказывали.
