Шагнув за завесу свежей зелени, я чуть сдвинула ветки и вдруг поняла, что не слышу ни звука, кроме глухого уханья в ушах. Судорожно вздохнув, я попыталась набрать в грудь больше воздуха. А потом, прикусив до боли губу, я смотрела, как к дому подъехал наемный экипаж, и из него вышли трое. Двое высоких мужчин и один пониже. На нем был плащ, но эту походку я знала столь хорошо, что скрыть ее под широким одеянием было невозможно.
— Пройди мимо, — прошептала я. — Умоляю…
Но он не прошел. Один из сопровождавших государя гвардейцев дернул шнур колокольчика, и дверь тут же распахнулась. Я даже увидела женские руки, накрывшие его плечи, и как мой неверный любовник, протянул руку, явно приобняв невидную мне женщину за талию, скрылся за дверью.
Рванув завязки плаща, я открыла рот и жадно вдохнула воздух, уже напитавшийся влагой. Правда… Всё правда! И я только сейчас поняла, что устроила эту слежку лишь с одной целью, чтобы убедиться – мне солгали. Но Селия не лгала. И мне вдруг открылось, что придворные знали об этой интрижке. Раз нашелся тот, кто принес сплетню герцогам Ришемским, значит, знали… И Дренг, конечно же, тоже знал. А Элькос? Мог он знать?
— Он бы тоже не сказал… — прошептала я, а потом с силой ударила по стволу сжатым кулаком и зло хохотнула: — Мои друзья!
Гвардеец, стоявший на моей стороне улицы, повернул голову на мой вскрик. Я отшатнулась и стремительно развернулась к Тальме.
— Мы уезжаем, — сказала я хрипло.
— Госпожа, — служанка понизила голос: — А там был не… государь?
Криво усмехнувшись, я сжала ее плечо и указала взглядом в сторону коляски. Но опомнилась и вновь отвернулась от Тальмы. В моем потайном кармане лежало письмо, которое я писала, пока пребывала в своем оцепенении, которое приняла за спокойную уверенность. Где-то в глубине души я была уверена, что не воспользуюсь им. Пойму, насколько были глупы мои сомнения, разорву и вернусь во дворец с легким сердцем. А пригодилось…
Покинув свое укрытие, я подошла к гвардейцу, ждавшему появления короля, он обернулся на мой голос, и по лицу верного телохранителя скользнуло изумление. Я увидела, как его взгляд метнулся к особняку, и усмехнулась. После протянула ему письмо и попросила, глядя в глаза:
— Передайте ему, когда выйдет. Не раньше. — Гвардеец нахмурился, и я взяла его за руку: — Пожалуйста.
— Как вам угодно, ваше сиятельство, — наконец, ответил он.
Вымученно улыбнувшись королевскому телохранителю, я вернулась к служанке. Она закрыла рот ладонью и взволнованно спросила:
— Что же это, ваше сиятельство?
— Это конец, дорогая, — ответила я и велела: — Идем.
Сейчас страдание, едва набиравшее силу, отступило. Я заставила себя думать лишь о том, как на время исчезнуть из столицы. Я понимала, что мне еще предстоит тяжелое и неприятное объяснение. Даже если его чувства ко мне угасли, то такой собственник и себялюбец, как Ивер Стренхетт, не позволит уйти от него, довольствуясь несколькими словами в послании. И потому не имело смысла далеко бежать – найдет. Но мне хотелось скрыться хоть ненадолго, чтобы обдумать, как мне жить дальше. Ни видеть его, ни разговаривать, ни тем более позволять прикасаться к себе я не желала.
— О, Хэлл, — воззвала я к своему покровителю. — Помоги, молю.
Я направилась к коляске, Тальма поспешила нагнать меня. Гвардейцы, разумеется, тоже. Они не отстанут, и тем выдадут мое местонахождение слишком быстро. И я знала, как это исправить. Пусть несколько часов, хотя бы сутки, но я должна была побыть наедине с собой.
— В мой городской особняк, — велела я.
Уже когда коляска отъезжала, я обернулась и увидела гвардейца с моим письмом в руке. Он покинул свой пост и глядел нам вслед.
— Лишь бы исполнил обещание, — тихо сказала я, ни к кому не обращаясь. Можно было оставить послание во дворце и тем самым оттянуть момент, когда начнутся поиски, но мне до безумия хотелось, чтобы в тот миг, когда монарх будет расслаблен и удовлетворен, он открыл мое послание и получил словесную пощечину. Мне хотелось верить, что ему будет хоть немного больно…
Отчий дом встретил меня тишиной. Сейчас отсутствие хозяев ощущалось особенно остро. Может потому, что мне хотелось, как то случалось в детстве, броситься на шею матушке, или же усесться на колени к батюшке и захлюпать носом ему в шею. Чувствовать, как большая теплая ладонь гладит меня по спине, и знать, что я скрыта от невзгод и несправедливости.
Но родители жили в Тибаде, а в особняке остались лишь слуги, смотревшие за порядком в доме. Я тоже заезжала, но нечасто и ненадолго. Без родителей в этих стенах мне было тоскливо. А сейчас и вовсе завыла бы волком, но дамам из высшего общества выть дозволялось только в лесу, где их никто не услышит. Так учила матушка, а она знала, о чем говорила…
— Боги, — всхлипнула я, но вновь взяла себя в руки и велела дворецкому, поспешившему навстречу: — Позаботьтесь о господах гвардейцах и о кучере. Накормите, меня не тревожить. Тальма.
Но в доме мы не задержались. Дождавшись, когда мои стражи будут заняты разговорами и едой, я взяла свою служанку за руку и вывела через черный ход. Она глядела на меня, широко распахнув глаза, но не спорила. Обойдя особняк с той стороны, где нас не могли заметить, я открыла калитку для прислуги и выбралась снова на улицу. Это был мой дом, и я знала здесь всё.
На улице Тальма быстро остановила извозчика, и мы направились в предместье. Иного места скрыться у меня не было, поэтому я знала, что найдут меня скоро, но не сейчас. Скорей всего будут проверены дома моих родных и друзей. Я как-то делилась с королем, что мне не заставить себя поехать в наш загородный особняк. Воспоминания, связанные с похищением, отвращали меня от дома, в котором я была когда-то счастлива. И я надеялась, что эти слова тоже задержат ищеек. А сейчас я готова была туда вернуться.
— Он вас найдет, — сказала Тальма, поглядывая назад, будто прямо сейчас ожидала погоню.
— Найдет, — ответила я. — Но у меня будет хотя бы немного времени на одиночество.
— А как же ваше дело, госпожа?
Болезненно поморщившись, я отвела взгляд:
— Не сейчас, дорогая. Мне нужно собраться с мыслями, надо подумать, а я пока не готова это сделать. Слишком больно и… противно.
— О-ох, — протяжно вздохнула служанка.
Загородный особняк показался мне покинутым жилищем, руинами, жизнь в которых кипела лет пятьсот назад. Он был в прекрасном состоянии, ухожен и сбережен заботливыми слугами, набранными назначенным управителем. И сам дом, и парк, и внутреннее убранство могло радовать глаз, но я кожей ощущала разруху и запустение. Впрочем, сейчас руинами была я, а особняк просто вызывал смешанные чувства.
— Подготовьте комнаты моих родителей, — велела я прислуге, спешно собравшейся для встречи хозяйки.
— Их милости возвращаются? — учтиво спросил дворецкий.
— А ее сиятельства вам недостаточно? — напустилась на него Тальма, желая оградить меня от неуместного любопытства. — Велено, исполняйте. Совсем распустились, — удрученно покачала головой моя камеристка. — Где это видано, чтобы прислуга вопросы глупые задавала?
Дальше я не слушала, как верная служанка, пользуясь своим фавором, с ходу начала пестовать других слуг. Скинув плащ, я поднялась наверх и направилась в комнату Амберли. В свою комнату мне входить не хотелось, в ней витали дурные воспоминания. А вот у сестрицы жили наше детство и отрочество. Здесь я надеялась найти отдохновение от переживаний и суеты предыдущих дней, когда приводила дела в порядок, насколько успею… Наверное, я всё же понимала, чем закончится мое расследование, хоть и хранила затаенную надежду на иной исход.
Войдя в комнату Амбер, я окинула ее взглядом и вымученно улыбнулась, глядя на хорошо знакомую обстановку. Ничего здесь не изменилось с того момента, как сестрица входила сюда в последний раз. Ее любимые куклы по-прежнему были рассажены на кушетке, а на столике осталась папка с набросками. В спальне, конечно же, стоит шкатулка с вышивками, среди которых найдутся и первые неумелые работы, а еще моток спутанных ниток – это уже была моя работа. Уж больно хотелось оторвать нашу послушную Амберли от задания матушки, которое я выполнять не желала.
