— Почему ты не спала? — осторожно поинтересовался он.
Я стиснула зубы и скрестила руки на груди.
— Почему ты мне врёшь?
Он выдохнул. Его мощные плечи приподнялись в человеческом пожатии плечами. Он не делал пауз, набирая последовательность кодов для отпирания люка.
— Я дал обещание, — ворчливо сказал он.
— Что за обещание?
Мэйгар не ответил, но его губы поджались ещё сильнее.
Затем лампочка над панелью погасла.
Я наблюдала за ним, подавляя желание наорать на него, пока он набирал последнюю череду кодов. Он разместил Барьерный ключ в верхнем узле охранной конструкции и одновременно наклонился над сканером сетчатки, позволяя идентифицировать его физически.
Как только всё было принято, он набрал финальный код и прижал ладонь к панели, позволяя идентифицировать его во второй раз, через сканер крови и отпечатка пальца.
Лампочка над дверью сменила цвет с синего на красный.
Я схватила вентиль и начала открывать его, поворачивая.
Мэйгар задержался ещё на несколько секунд, наблюдая за мной, после чего заговорил.
— Эй, Мост, послушай. Ты полегче с ним, хорошо? — он сказал это тихо, так что Гаренд за консолью охраны не услышал. — Он не планировал этого.
Я помедлила с вращением вентиля ровно настолько, чтобы бросить на Мэйгара изумлённый взгляд.
— Полегче с кем? — спросила я нормальным голосом. — Кто этого не планировал?
Он раздражённо глянул на меня.
— А ты как думаешь, бл*дь? Балидор.
— Балидор? — мой голос ещё сильнее переполнился неверием. — Почему, во имя богов, мне понадобится полегче обходиться с братом Балидором?
Сунув мускулистые руки в карманы, Мэйгар лишь поджал губы, качая головой.
Раздражённо выдохнув, я резко дёрнула наружный вентиль и продолжила отпирать печать на двери. Через несколько поворотов красная лампочка над овальным люком начала мигать, показывая, что печать вскрыта.
Я не медлила и дёрнула тяжёлую дверь.
Я не стала говорить что-либо. Я даже не ждала, когда освещение в резервуаре зажжётся от того, что я переступила порог. Как только проход стал достаточно широким, я скользнула внутрь и зашагала вперёд, зная, что Мэйгар закроет за мной дверь.
Мне и не приходило в голову задаться вопросом, почему тут так темно.
Когда освещение включилось, я прошла примерно треть камеры.
Как только стало светло, я остановилась как вкопанная.
Я могла лишь таращиться на зрелище передо мной.
Какая-то часть меня поначалу не могла это осмыслить.
Ничто в этой сцене не было неясным, но я всё равно не могла переварить. Наконец, заставив себя сообразить, я не могла в это поверить.
Лицо Балидора превратилось в жёсткую маску, но не это заставило меня таращиться.
Он надевал брюки. Тёмно-синяя распахнутая рубашка висела на его плечах, обнажая голую грудь, пока он засовывал ногу во вторую штанину и подтягивал тёмные армейские брюки на бёдра. Застегнув верхние застёжки, он наклонился к полу за ремнём.
Он ничего не говорил.
И я тоже.
Мой взгляд скользнул влево от него, к женщине, которая сидела на матрасе, лежавшем на полу. Она кое-как прикрыла одеялом часть ног. Она также ёрзала, натягивая штаны — в её случае эластичное подобие леггинсов, которые она надевала под длинную рубашку, казавшуюся мужской.
Её длинные чёрные волосы были взъерошены, красные кончики образовывали какой-то пятнистый узор на плечах и спине на фоне белой рубашки. Она не поднимала взгляда, пока не натянула штаны по самую талию. Я мельком увидела её голый живот, прежде чем она одёрнула рубашку и прикрыла торс до самых бёдер.
Затем она посмотрела вверх и застыла.
Я заметила, как её глаза широко раскрылись, уставившись на меня с чистым неверием.
Почему-то это выражение на её лице лишь ещё сильнее парализовало меня.
Это не было выражение Войны, сушества, которое усмехалось в доме моей матери в Сан-Франциско. Это даже не было лицо той, кто орала на меня в этой самой ячейке резервуара и угрожала убить меня, если я не дам ей увидеться с моей дочерью.
Шокированное и сгорающее со стыда выражение лица принадлежало той, кого я знала до всего этого.
Оно принадлежало той, кто была моей лучшей подругой большую часть наших жизней… пока она не решила уничтожить мою жизнь.
Не сумев выдержать взгляд женщины, сидевшей на том матрасе, я стиснула зубы, внезапно силясь сдержать слёзы, силясь дышать, думать.
Я перевела взгляд на Балидора.
Он не смотрел на меня со смущением, стыдом, беспокойством, страхом или какой-то ещё эмоцией из тех мириад чувств, что пронеслись на лице Касс, когда она увидела, кто вошёл в резервуар.
Он определённо не выглядел виноватым из-за того, в каком виде я их застукала.
Казалось, он даже не был шокирован тем, что я здесь.
Он выглядел разъярённым.
— Какого хера ты тут делаешь, Высокочтимый Мост? — спросил он, едва скрывая враждебность. — Я оставил команде охраны весьма детальные инструкции не беспокоить меня. Что-то из этого осталось непонятым? Или ты просто решила всё равно нарушить моё уединение?
Я моргнула, уставившись на него.
Балидор редко матерился. Я не была уверена, что он хоть когда-то матерился в мой адрес.
Я посмотрела на Касс, затем обратно на него, чувствуя жар, разгоравшийся в моей груди, и интенсивность эмоций, которые я не могла осмыслить. Я даже не пыталась. Я задышала тяжелее, подавляя ярость, куда более сильный и иррациональный взрыв интенсивности в своём свете. Это вызывало прилив адреналина и вспышку более жаркого света. Это вызывало у меня желание навредить одному из них или обоим, подраться с ними физически.
Балидор обратился против меня.
Балидор обратился против меня ради Касс. Он защищал Касс от меня.
Комната озарилась зеленоватым свечением, отчего мне казалось, будто перед глазами всё померкло, а мой aleimi включился в работу, пытаясь компенсировать это.
Я даже этого не могла сделать.
Беременность делала меня слепой.
Я моргнула, силясь рассмотреть что-то сквозь то зелёное свечение, сквозь прилив адреналина и инстинкта борьбы в крови. Я старалась контролировать свой свет, удушающий жар в горле и груди. Я смотрела на Балидора и поначалу видела лишь его силуэт. Когда я сумела сморгнуть большую часть того зелёного свечения, я увидела, что он настороженно смотрит на меня, забыв про одежду.
Его рубашка всё ещё была распахнута, грудь оставалась обнажённой, и он поднял ладонь.
— Успокойся, — рявкнул он. — Успокойся, мать твою, Элли! Я могу это объяснить!
Я покачала головой. Я не отворачивалась от него.
Я не могла формулировать слова.
В моё сознание скользнули воспоминания.
Я помнила, когда в последний раз была в этой камере. Я помнила, как Касс рассказывала мне о сексе с Ревиком. Я помнила, как она описывала всё, что они делали в той пещере в Карпатах, где Териан держал её, Джона и Ревика; обо всех вещах, что Териан заставил их сделать друг с другом. Я вспомнила, как она хвасталась, что переспала с моим мужем раньше, чем я сама.
Я вспомнила, что она рассказывала, как часто она делала ему минет, и как ему это нравилось.
Пленка воспоминаний дернулась, прогорев в центре.
Я вспомнила, как лежала на кровати моей матери — на той же кровати, из которой Териан вытащил её, затем разбил ей голову и оставил медленно истекать кровью, пока он расписывал её кровью стены дома моего детства. Я помнила, как смотрела с той же постели на Касс, женщину, которую я любила большую часть своей жизни и считала своей семьей. Я вспомнила её улыбку, когда она сказала, что вырежет из меня моего ребёнка, и что я не заслуживаю быть матерью.
Я вспомнила её, когда мы впервые заперли её в резервуаре.
Я вспомнила, как она кричала, что Лили принадлежит ей.
