Эргет не был ласков или терпелив. Казалось, он с трудом сдерживает бурю внутри, а я вдруг поняла, что мне от этого хорошо. Я чувствовала себя хрупкой, ранимой, но ценной и желанной, как никогда, от чего все вокруг вдруг вспыхнуло молниями, яркими и слепящими.
— Не жди, никто звать не посмеет, — отстранившись, рассматривая меня своими, полными тьмы и искр, глазами, что вновь потеряли человеческий облик, тихо и уверенно повторил колдун. — Уйдет болезнь — устроим праздник, поставим большой юрт.
— А ели я не соглашусь, — тяжело дыша, стараясь сдерживать улыбку, спросила я, вскидывая голову и прищурив глаза. Внутри все распирало от радости и невероятных ощущений, но несколько лун, проведенных в степи научили меня и другому. Тому, чего не было в деревнях моей родины. Уважению к самой себе.
— Тогда я заберу тебя в степь. Пока не согласишься, — тихо, почти мурлыча, пообещал Эргет, из глаз которого медленно стала пропадать искрящаяся чернота. Еще одна трепетная волна прошлась по телу от этих слов.
Отпустив мою руку, зачерпнув воду и ополоснув лицо, словно ничего не произошло, колдун произнес, не глядя на меня.
— Помоги мне промыть волосы.
Я только фыркнула, набирая в небольшую миску чистой воды. Чувствуя себя переполненной счастьем, я резко выплеснула воду на голову мужчины. Не ожидая такого, Эргет зафыркал, сплевывая воду.
— Лисица! — а я только захохотала, отскочив в сторону, когда колдун, откашлявшись, брызнул водой в ответ.
Глава 32
Эргет больше не упоминал свадьбу, пока купался, а я не решалась задавать вопросы, боясь спугнуть везение. Этот мужчина пока ни единого раза не дал мне усомниться в своих словах, так что проявлять неуважение и переспрашивать, правда ли, была не правильно.
— Как пришла болезнь? — я отвернулась, повинуясь взмаху руки колдуна. Послышался плеск. Эргет поднялся из воды.
— Неожиданно, как это и бывает. Ночью Ду Чимэ сходила к пчелам, чтобы напугать своим видом очередного жениха, — нахмурившись, я с недовольством рассказывала о том дне. Может, если бы девушка не подвергла себя такому мучению, болезнь сейчас и не мучила бы ее. — А позже, когда солнце только тянулось к зениту, над улусом поднялись чернее дымные столбы. Тогда я поняла, что Ду Чимэ тоже заболела.
— Ничего, мать говорит, что зараза не очень сильная. Сестра справится. Ей еще Тамгиру детей родить нужно. А он хотел пятерых. И всех непременно от Ду Чимэ, — я спиной почувствовала, что Эргет подошел ближе. Меня всю окутало его ароматом, свежим, чистым, смешанным с запахом трав, что добавляли в мыло.
— А ты сколько детей готова мне подарить, Менге Унэг? — вкрадчивый голос и дыхание, которое опалило ухо и шею.
— Это как небо решит, — так же тихо и взволнованно отозвалась я, прикрыв глаза от ощущений, что опять волной растеклись по телу. Удивительно, как сильно мое тело реагировало на одно только присутствие этого человека рядом.
— Пф! — Эргет обошел меня, усевшись на кровать. Чистой тканью были обернут только бедра, да и как я поняла, исключительно в знак уважения к моей скромности. Не удержавшись, пробежалась взглядом по темному, жесткому телу степняка. Равномерно смуглый, жилистый, как канат, илбэчин молча смотрел в ответ. Он так сильно отличался от моей белой, только на руках и лице слегка загорелой кожи, что казался вырезанным из темного дерева. В некоторых местах, там где кожу пересекали шрамы, бывшие даже на ногах, казалось, у резчика просто соскочил инструмент, выбрав дерево слишком глубоко и оставив белые полосы.
— Нравлюсь? Или нет? — прямо глядя в глаза спросил колдун. Я отвернулась, пряча улыбку и беря банку с мазью, которой нужно было обработать шрам-молнию. Сказать, сто хотела бы пройтись ладонью по всей его темной, бронзовой коже я никак не могла.
— А не поздно такой вопрос задаешь, колдун? Кажется, с этого и начинать нужно было, — чувствуя некую власть над мужчиной, фыркнула я.
— Разве это важно? — С искренним удивлением вскинул бровь степняк. — Ты так трепещешь от одного моего взгляда, вспыхиваешь, словно осенняя степь от искры, что остальное не очень важно. Нравлюсь — хорошо. Нет — ночи не просто так лишены света.
В голосе не было сожаления или горечи, Эргет просто сообщал мне очевидные и простые вещи.
— Кому-то не нравилась твоя молния на груди? — прохладная мазь плохо впитывалась стянутой белой кожей шрамов. Едва касаясь, я медленно позволяла пальцам скользить по узору, пытаясь представить, сколько боли должна была принести такая рана, пока не зажила.
— Не нравится? От чего же. Пугает — да, — мужчина усмехнулся, внимательно, из-под длинных черных ресниц наблюдая за мной. — Некоторые глупцы думают, что стоит мне разозлиться, как молния вспыхнет и поразит их.
— А резвее это не так? — в тон ему фыркнула и я, отрываясь от своего занятия. — Видела я, как ты уронил небо на головы неугодным.
— Ты немного преувеличиваешь, — улыбнулся степняк, и мне показалось, что его глаза опять потемнели. Поймав мое запястье, Эргет медленно отстранил ладонь прочь, не давая продолжить. — Иди, Менге Унэг, узнай, готов ли ужин. Я дальше сам.
— Но… — внутри поднялась легкая обида. Все было так хорошо, что я и не поняла, где совершила ошибку.
— Не нужно дуться, — фыркнул мужчина, почти нежно отбирая у меня мазь из рук, — Мне не стоит тебя больше целовать сегодня, так что уходи.
Я только открыла и закрыла рот, прежде чем развернуться и выйти вон из шатра. Шагнув за полог, не в силах сдержать улыбку, прижала прохладные ладони к пылающим щекам. Мой Колючий Ветер правда вернулся. Вернулся ко мне.
* * *
НА третий день Ду Чимэ пошла на поправку, но слегло две служанки, из тех, что смотрели за девушкой. Пусть болезнь оказалась не очень опасной, отправив к духам только двоих, она продолжала кружить кружить между юртами, забираясь то в один шатер, то в другой.
— Тамгир так и сидит у ее шатра? — хатагтай Галуу медленно тянула из чаши чай с молоком и маслом. Пока хворь гуляла вокруг, хозяйка приказала всем ужинать вне шатров, чтобы не носить заразу под пологи юрт
— Да, мать. Ждет, когда сестра сможет встать. Служанки говорят, рассказывает истории нашей Ду Чимэ, про звезды и реки. Не замолкает ни на минуту, — фыркнул Эргет, доливая себе чай самостоятельно. Сидя чуть в стороне, на самом краю ковра, что расстелили для госпожи на траве, я могла наблюдать за колдуном.
Мне нравилось следить за его жестами, за тем, насколько спокойны и сдержаны движения этого мужчины. В них не было той резкости и вычурности, что я видела у паххетов. Не было излишней широты, которая мне вспоминалась из детства. Казалось, колдун делает росно столько, сколько нужно для того или иного движения, ни больше ни меньше, и мне было очень интересно, результат ли это воспитания, так как я почти все время проводила среди женщин и мало видела других нойонов. Или все же дело в той силе, что Небо так щедро сыпануло именно этому мужчине.
— Пусть рассказывает. Больше ценить станет мою черноглазую дочь. Обычно это она все сказки рассказывает, а тут вон как все переменилось, — вполне довольно, видно, смирившись с кандидатом в мужья дочери, кивнула Галуу. Повернув голову в мою сторону, от чего подвески в прическе и на головном уборе тихо звякнули, хатагтай склонила голову немного на бок. — Менге Унэг, бабушка просила, чтобы ты принесла ей еще тех трав, что брала в прошлый раз. Они скоро начнут цвести и станут непригодны, а осенью у нашей старой госпожи всегда начинается кашель. Трав нужно больше.
— Хорошо. Я только отнесу чай для Ду Чимэ и сразу пойду, — поднимаясь, кивнула я ответ. Мне нравилось, что появилось какое-то дело, которое поручали только мне. Это позволяло чувствовать себя полезной. Даже если это только сбор трав, и не более.
Улыбаясь, неся кувшин с горячим чаем для подруги, я наслаждалась высоким небом и свежим ветром, что весело и с озорством дергал полы моего халата.
