Но Афродита, она же совсем ненормальная. Как она могла так с тобой поступить? Я вовсе не хочу, чтобы эта чокнутая возглавила Олимп! Пусть лучше Зевс, он хоть и любит все, что шевелится, но, по крайней мере не заставляет Ареса кого-то насиловать на глазах у его близких.
— Да, он не очень любит больше, чем вдвоем, — со знанием дела сообщила Гера. — Мне так и не удалось уговорить его на оргию с Посейдоном и Амфитритой.
Артемида поперхнулась. После возвращения из Подземного мира царица Олимпа и так переменилась до неузнаваемости — больше всего ее новые манеры, как ни странно, походили на манеры той озабоченной нимфы, которую они с Афиной превратили в траву — но уговаривать Зевса на оргию! Это уже ни в какие рамки! Артемида могла представить в такой ситуации кого угодно, но только не Геру, о чьем ревнивом нраве на Олимпе ходили легенды.
— Мне кажется, это нормально, — неожиданно поддержала тему Геката. — Знаешь, как часто мне попадались мужчины, для которых три тела — это слишком много? На словах все герои, а как дойдет до дела, их то смущает, это смущает, а однажды вообще, оставь одно тело, а два других пусть ждут в коридоре!
— Да ладно?! — возмутилась Гера. — Это кто такой нежный?!
— Да был один смертный…
— Гера! Геката! — развеселилась Персефона. — Не забывайте, что с нами богиня с девственным обетом, и разговоры о мужиках…
— Ну, пусть, — смущенно сказала Артемида.
От этих разговоров ей действительно было немного неловко — и еще странно. Казалось, что общего могло быть у Царицы Олимпа и трехтелой подземной ведьмы, которую, по слухам, немного побаивались сами подземные? Но нет, болтали, как давние подружки. И это притом, что, по мнению Артемиды, с царственной Герой вообще невозможно было нормально общаться — и из-за ее пафосных манер, и из-за того, что все разговоры рано или поздно сводились к Зевсу с его изменами.
— А теперь поговорим о деле, — сказала Персефона, когда они освободились от оков и совместными усилиями разбудили Амфитриту.
— В первую очередь нужно найти и спасти Посейдона, Зевса и остальных, — сонным голосом предложила Морская Владычица. — А потом, объединенными силами, напасть на Концепцию.
— А это зависит от того, чем сейчас занимается Афродита, — возразила Персефона. В ее голосе чувствовалось нескрываемое раздражение. Кажется, подруге тоже хотелось броситься на спасение (кого, Зевса, что ли?), но она сдерживалась. — Пока мы их спасаем, она может претворять в жизнь Концепцию. Или, может, уже — и придется тебе, Геката, срочно дорабатывать свое зелье.
— Зелье? — переспросила охотница. Она откровенно не понимала, что это за зелье, и чем оно может помочь, если Афродита реализует свой план, доберется до свитков Судьбы и перепишет их так, как ей хочется.
— Потом объясню, — отмахнулась Персефона. — Это наш запасной план. Так что с Афродитой?..
— Если она приступила к реализации Концепции сразу после того, как мы заперли вас в чулане, — прикинула Артемида, — значит, она будет занята еще не меньше шести часов. Афина составила очень сложный ритуал на крови и ихоре Владык, там одна подготовка занимает часов двенадцать. Ну, вы знаете этот ее перфекционизм. Надо учесть то, учесть се, положения звезд, ветер, погоду, а то вызовет не все свитки и останутся еще мужики, кроме нее.
— В каком это смысле — «кроме нее»?! — вскинулась Гера.
Остальные потрясенно молчали, и Артемида решила пояснить:
— Когда Афродита перепишет все свитки скопом, она возьмет свой собственный, сделает себя Владыкой Олимпа и припишет себе фаллос. Чтобы, так сказать, быть единственным мужчиной и в качестве своей милости давать всем возможность оставить потомство. И тем самым держать в узде всех непокорных. Чтобы те, кто не хотят повиноваться, не имели возможности зачать.
— !!!!!!
Под взглядом шести пар круглых глаз (три пары из которых принадлежали Гекате) Артемиде стало не по себе. И план строительства великого женского царства, царства без мужиков, войн и насилия, вдруг начал казаться действительно… несколько странным.
— Это ж что надо принять, чтобы до такого додуматься, — выдохнула Геката. — Мне такое не сварить!
— А, может, на эту тему есть какое-нибудь пророчество? — предположила Гера. — Вроде того, из-за которого Арес сожрал Макарию?
— Ни за что не поверю, что подобный идиотизм может быть в пророчестве! — отрезала Персефона. — К тому же, как я помню, пророчество с Аресом было последним.
— Последним, — подтвердила Артемида. — Аполлон говорил, что это последнее пророчество Эллады. Но ведь не все же должно быть распланировано в пророчествах, разве нет?
Присутствующие согласились с тем, что подобное тяжело запланировать в пророчестве; Артемиде же стало не по себе. Как, впрочем, становилось каждый раз, когда она вспоминала Аполлона. Но на этот раз неприятное ощущение схлынуло в мгновение ока — что ж она, в самом деле? Если раньше ее смущало то, что ее брат должен был стать женщиной, то теперь, если все получится, он как раз женщиной и не станет.
Охотница принялась рассказывать о том, что конкретно собирается сделать Афродита, и как можно ей помешать, а остальные, исключая снова заснувшую Амфитриту, внимательно слушали и вносили в планы свои коррективы. Рассказ постепенно увлек Артемиду, и охватившее было чувство неловкости схлынуло окончательно.
— …мы месяц стригли единорогов…
— … три девственницы пожертвовали свои волосы…
— зелье должно кипеть минимум десять часов…
— … символы на мертвом языке…
— …пламя из кузницы Гефеста…
— … потом добавляем немного крови Владыки…
— Стой! — резко оборвала ее Персефона. — Ты говоришь, кровь?
— Кровь, — кивнула Артемида. Потянулась, с неудовольствием глядя на низкий потолок чуланчика, и продолжила. — Кровь и ихор Владык. Афина считает, что это важно. Зевс, Посейдон и Аид правят Небом, Морем и Подземным миром, поэтому ихор Владык даст власть переписывать судьбы богов, титанов, нимф, нереид, океанид и т. д. А чтобы переписать судьбы смертных, нужна частичка смертности, понимаете? И эту смертность нельзя добавить извне. Кровь Владыки должна нести ее в себе.
Артемида принялась рассказывать, что, по словам Афины, они с Афродитой уже пробовали варить это зелье. Причем дважды, и каждый раз проблемы начинались именно на стадии добавления крови. Ихор Владык у Афродиты был набран под конец Титаномахии — позаимствовала повязки от ран — правда, совсем немного, и на эти две попытки он ушел весь. В первый раз они взяли кровь какого-то смертного, и та не пожелала смешиваться с остальными ингредиентами. Вместо того, чтобы приобрести особые свойства, варево пошло хлопьями и расслоилось. Во второй раз они позаимствовали кровь полубога, одного из многочисленных сыновей Зевса. Варево снова оказалось нестабильным — та самая частичка смертности упрямо
