— И что пар-оольцы приведут нас в следующий лагерь, — подхватила Кьяра. — И что по времени разницы нет, ведь без пар-оольцев мы не проникнем в их логово и не узнаем, когда можно возвращаться во дворец. И что у них могут быть почтовые окна, через которые им дадут приказ перемещаться. Я одного не пойму: почему они не пытаются обнаружить нас магически?
— Они пробовали — и нашли наши тела, — усмехнулся Дэмин, приближаясь к девушке. — И видишь вон тех шестерых марионеток? Они все время следят за пустыней. Но слишком доверяют своим поисковым заговорам.
— Вы нас скрываете? — радостно уточнила Кьяра, послушно переплетая свои пальцы с его. — Подождите. Тела?
— Ты задохнулась под песком, а я был поражен одним из спинелевых зарядов, а после — красочно разорвавшим мою грудь заговором, — сокрушенно покачал головой Дэмин, гладя спутанные волосы своей спутницы, от чего Кьяра зажмурилась, как кошка. — Чудовищное зрелище.
— Кровавый и печальный конец великого и ужасного лекаря Дэмина Лоани, перед которым трепетала вся Империя, и последней дочери красного герцога, перед которой никто особо не трепетал, — серьезно кивнула Кьяра, а в ее желтых глазах блестел смех. — Достойно трагических легенд. Мы вполне могли бы попасть в песни. Вы — за самоотверженную храбрость, я — как прекрасная дама при герое. Кстати, это было бы обидно.
— Ты умерла с мечом в руках, — заверил ее Дэмин, целуя согретые солнцем щеки. — И это был меч кого-то из пар-оольцев. Вот насколько ты великолепна, воительница степей.
— Так уже лучше, — прыснула Кьяра. — И все же под песком… Могли бы придумать что-то более героическое, раз уж создавали иллюзию.
— Какое тщеславие, — продолжил ее целовать Дэмин, не уточняя, что создал иллюзию не на пустом месте, и что якорем для нее стал задохнувшийся под песком пар-оолец. Кьяре не нужно было об этом знать: что бы девушка ни думала о себе как о воине, она ни разу никого не убила и боялась, что стала причиной смерти даже врага, в которого случайно попала копьем.
— Я все-таки дочь Теренера, — пожала плечами Кьяра, нежно касаясь носом подбородка мужчины. — Мы такие. Нам подавай славную смерть в бою. — Увидев, что Дэмин чуть отодвинулся, и безошибочно поняв, почему он нахмурился, она спешно добавила: — Знаю, вы ненавидели моего дядю, но он лишь один из Теренеров. В моей семье есть и хорошие качества, которыми я горжусь. Мы верные. И считаем честь превыше всего остального. Никогда не прощаем обидчиков и мстим за своих близких, что бы ни случилось. И да, не хотим умирать как безымянные.
И снова это чувство — словно соль въедается в открытую рану. Дэмин попытался прогнать его, это дробящее ощущение беды, но не смог. Кьяра смотрела на него снизу вверх, красивая, серьезная — и в ее глазах он видел несгибаемость веры в то, что прощать обидчиков семьи нельзя.
И вдруг этот момент окрасился другим, ошеломляющим осознанием.
.
Солнечный свет омывал ее стройную фигуру, и лучи текли, завихряясь, вокруг него самого. Лекарь вдруг понял, что буквально видит эти переплетения, и что сияние проникает вглубь него, притягивая и привязывая его к Кьяре истинной, нерушимой связью эр-лливи, еще неокрепшей, лишь только зародившейся между двумя стремящимися друг к другу душами.
Разве мог Дэмин Лоани подумать, что подобное когда-либо произойдет с ним?!
«Вероятность встретить истинную пару так мала, что я бы не рассчитывал на нее всерьез, — говорил ему отец. — Она должна дополнять тебя, быть своеобразным отражением и компенсирующей твои недостатки деталью, усиливающей, но и кардинально меняющей твою жизнь. Я знаю лишь одного полудемона, выбравшего эр-лливи, и двоих людей, не давших связи открыться. — Он тогда замолчал, обдумывая слова, и когда произнес их, Дэмин понял, что отец предельно честен: — Я хочу, чтобы ты понимал, насколько это серьезно. У меня когда-то не хватило сил блокировать возникшую эр-лливи, и я убил женщину, которая могла быть мне парой, чтобы она не стала моим вечным ярмом. Только романтичный дурак пожалеет об этом. Поиск идеала — глупая затея, но если все же не повезет и встретишь — тысячу раз подумай, прежде чем дать ей развернуться. Она привязывает навеки. Никого нельзя любить вечно».
Никого нельзя любить вечно, ни к кому нельзя быть привязанным. У Дэмина было почти четыре сотни лет, чтобы обдумать это: отец погиб на бессмысленной дуэли, не дожив до сотого дня рождения сына.
Мысль о том, чтобы поступить с Кьярой так же, как отец со своей парой когда-то, обернулась в Дэмине яростью. Страх за жизнь девушки, еще не отпустивший лекаря до конца, счастье видеть ее живой, целой и свободной, сконцентрировались до одного сложно поддающегося анализу чувства правильности происходящего. Быть с ней всегда, всегда видеть ее улыбку, стать неразлучными и неразлучимыми ничем — ни внешними обстоятельствами, ни обидами, ни местью, — разве не это начертала судьба?
Даже непримиримая Кьяра смирится, когда поймет.
Дэмин знал: он мог прекратить становление эр-лливи, отгородившись от нее, мог оттолкнуть, предотвратить… Мог хотя бы замедлить, раз уж успел отследить процесс в самом начале. Мог сказать Кьяре.
Вместо этого лекарь разом распахнулся связи навстречу, питая эр-лливи своей силой — так губку наполняет вода. Переплетения вспыхнули и заискрились, крепчая, и сплошным полотном обхватили прижавшуюся к Дэмину Кьяру. Тут же отдача, словно цунами, ударила лекарю в грудь смесью чувств, и он покачнулся, на миг потеряв осознание реальности, сжавшейся для него до теплоты девушки в его руках — куска солнца и жара, самого ценного, что у него когда-либо было.
Кьяра подняла на Дэмина свои сияющие и почему-то пьяные глаза и тихо прошептала:
— Что происходит?
Дэмин не смог сразу ей ответить. Свет, льющийся из ее глаз, тепло ее открывшегося ему во всей своей легкости и чистоте сердца, эйфорическое переживание прикосновения ее кожи, биение ее здорового теперь и принадлежащего ему сердца — все это нахлынуло на него разом, уничтожая любые преграды, которые могло бы построить сознание. Подхватив любимую на руки, лекарь впился поцелуем в мягкие, податливые губы, ощущая колкие песчинки, и почувствовал, как пораженная его пылом Кьяра растворяется в ласке.
Руки девушки скользнули Дэмину за спину, пальцы запутались в волосах. Знать, что все ее существо стремится к нему, что она прижимается так крепко, как может, тоже мгновенно потеряв любую связь с реальностью, оказалось неожиданно, но естественно, как дышать.
— Что это? — снова прошептала она ему в губы, продолжая его целовать. — Я чувствую тебя… Ты…
Дэмин не дал ей договорить. Они рухнули на песок, покатились по нему, не замечая царапин. Дэмин навис над Кьярой, сжимая ее запястья — ей нравилась его сила, он чуял это! — и погладил другой рукой ее сладко выгнувшуюся ему навстречу влажную спину под уже расстегнутым колетом. Невидящие глаза девушки была широко открыты, и взгляд был тяжелым от желания. Она снова потянулась за поцелуем:
— Я хочу… — прошептала Кьяра, не сумев произнести вслух остального.
«Что скажет она после, когда все поймет?»
И Дэмин остановился.
Он и сам не знал, как ему удалось. Наслаждение пульсировало в его жилах, разливалось по ее телу, касание было сродни наркотику. Продолжая удерживать руки Кьяры, Дэмин отстранился, закрывая глаза, чтобы не видеть этих громадных золотых звезд, не видеть реками разметавшихся по песку красных волос. Ее медовый аромат сводил его с ума. Она рванулась вперед, не понимая, и снова попыталась поймать его губы, но Дэмин отстранился, собираясь.
— Я люблю тебя, — сказал он Кьяре тихо. — Ты даже не представляешь, насколько. Я выбрал связать с тобой всю свою жизнь.
— Я тоже… — задыхаясь, начала отвечать она, но Дэмин, уже понявший, что происходит, положил ей пальцы на губы — он не смог бы остановить ее поцелуем, не рискуя потерять остатки контроля.
— Не говори сейчас, — попросил он Кьяру. — Ты чувствуешь меня. Нас.
